Долг. Мемуары министра войны - Роберт Гейтс

Следовало действовать быстро, чтобы решить проблему и не допустить очередного громкого публичного скандала. Помимо самого крематория, как выяснилось, были и другие накладки: так, когда несколько тел военнослужащих доставили в крематорий, никто не позаботился выставить почетный караул и организовать достойное прощание с павшими, чего требовали приказы министерства и сама человеческая природа. По моему настоянию кремацию на данном объекте немедленно прекратили, были подписаны новые контракты с гражданскими моргами в окрестностях базы. Отныне присутствие почетного караула в военной форме при кремации стало обязательным. Также ВВС решили построить собственный крематорий на базе. Мы сообщили прессе обо всем, что произошло, вечером того же дня и перечислили шаги, предпринятые для исправления ситуации; нашу честность, смею сказать, оценили. К сожалению, этим случаем «вклад» авиабазы Довер в наши проблемы не ограничился.

Зимой 2007/08 года на меня навалились проблемы в «горячих точках» по всему миру: Ирак, Иран, Афганистан, Пакистан, Северная Корея, Россия, Китай, Венесуэла, а также израильско-палестинский конфликт. Каждый день – буквально – приходилось разбираться с ошеломляющим разнообразием сложных вопросов. Например, за недолгий промежуток времени между визитом в Россию и встречами с израильским и афганским министрами обороны я был вынужден улаживать инцидент в Катаре: 15 октября 2007 года ракета «Пэтриот», которую случайно запустили с американской базы во время тренировочных занятий, упала в нескольких милях от базы, позади дворца катарского министра обороны (этот генерал проявил нетипичную доброжелательность к американцам и даже предоставил часть своего имения для отдыха наших военнослужащих). К счастью, никто не пострадал. Как, черт возьми, можно случайно запустить ракету? Я довольно жестко «наехал» на своих подчиненных. И велел все запросы по поводу инцидента переадресовывать Центральному командованию.

Майк Маллен огорошил меня еще сильнее 10 января 2008 года, когда сообщил, что американский спутник сошел с орбиты и падает на Землю. Вероятность того, что он свалится на какой-либо населенный пункт, составляла процентов 10 или даже меньше, однако токсичное топливо, гидразин, на котором работал спутник, представляло собой угрозу человеческому здоровью. Следующие несколько недель Стратегическое командование под руководством генерала Кевина Чилтона разрабатывало варианты уничтожения спутника – именно из-за гидразина. Наконец Чилтон доложил президенту Бушу о намечаемых действиях. Если использовать зенитную управляемую ракету SM-3 под управлением корабельной системы «Иджис»[73], шансы на успех составляют 79 процентов; две ракеты увеличивают вероятность успеха до 91 процента. Президент одобрил уничтожение спутника (операция получила название «Опаленный иней») и поручил мне определить сроки и провести операцию. Оптимальное окно для запуска появилось 20 февраля, когда я находился на борту E-4B и летел в Азию. Я связался с генералами Картрайтом и Чилтоном из самолета в 13:40 по бортовому времени и, после обсуждения погодных условий и совместного решения не обнародовать сведения о происходящем до запуска ракеты, дал, что называется, отмашку. Ракета стартовала приблизительно два с половиной часа спустя и уничтожила «загулявший» спутник. Генерал Картрайт сообщил прессе кое-какие подробности: от спутника не осталось обломков крупнее футбольного мяча, а вероятность уничтожения топливного бака с гидразином «весьма высока». Отличная демонстрация возможностей ракеты SM-3, ключевого компонента нашей системы противоракетной обороны. Когда я приземлился в Канберре, мой австралийский коллега приветствовал меня словами: «Отличный выстрел, Боб».

При администрации Буша я уделял много времени тому, чтобы выяснить, как можно официально закрыть тюрьму на военно-морской базе Гуантанамо. Первое серьезное решение относительно этой тюрьмы пришлось принимать вскоре после принесения государственной присяги. В 2006 году Пентагон запросил у конгресса одобрения на выделение из бюджета министерства 102 миллионов долларов на строительство в Гуантанамо судебного комплекса. Предполагалось, что комплекс будет включать два зала судебных заседаний, конференц-залы, а также камеры для тысячи двухсот человек. Я распорядился отозвать запрос и подготовить проект временного изолятора за одну десятую стоимости комплекса.

К 2007 году центр содержания заключенных в Гуантанамо фактически превратился в тюрьму класса «люкс»: многочисленные тренажеры, в том числе эллиптические[74], телевизионные комнаты, читальные залы с книгами и журналами на арабском и других языках, невероятно профессиональные и хорошо подготовленные охранники. Но поскольку уже были опубликованы в прессе и получили печальную известность фотографии «раннего периода», когда условия содержания заключенных были не столь комфортными, а охранники позволяли себе глумиться над узниками, тюрьма в Гуантанамо продолжала пользоваться дурной славой во всем мире. Президент Буш и Конди Райс публично заявили, что хотели бы видеть тюрьму закрытой. Я разделял их желание.

Трудность состояла в том, что некоторые узники Гуантанамо были объявлены врагами США, совершенно очевидно готовыми, в случае освобождения, и дальше убивать американцев. Разумеется, таких отпускать на свободу было нельзя. Но если закрыть Гуантанамо, куда перевести этих заключенных? Госсекретарь Райс и я в беседах с президентом и генеральным прокурором Альберто Гонсалесом в январе 2007 года предложили закрыть тюрьму и перевести заключенных на военные объекты на территории Соединенных Штатов – тем самым они окажутся в военных тюрьмах и судить их будут военные трибуналы. Чейни и Гонсалес не одобрили эту идею, тем более что правительственные юристы уточнили: перемещение заключенных на территорию США наделяет их в соответствии с нашей Конституцией значительными дополнительными правами. В итоге нашу с Райс инициативу отвергли. Я не стал хвастаться перед своими коллегами из администрации благодарственным письмом от исполнительного директора Американского союза защиты гражданских свобод, которым были оценены мои усилия. Как сказал бы Буш-41, это было бы неосмотрительно.

На слушаниях в конгрессе 20 мая 2008 года сенатор Дайэнн Файнстайн поинтересовалась, как обстоят дела с Гуантанамо. Я ответил: «Предельно честно – мы застряли, причем сразу в нескольких направлениях». Некоторые задержанные ожидали депортации, но правительства соответствующих стран не хотели их принимать или не гарантировали, что способны за ними уследить. (К слову, недавний взрыв в Мосуле устроил террорист-смертник из бывших заключенных Гуантанамо.) Конгресс же в отношении перемещения «худших из худших» в военные и гражданские исправительные учреждения на территории Соединенных Штатов придерживался принципа «это не моя песочница».