Мир пауков. Башня и Дельта - Колин Уилсон

— Как раз то, чего хотелось бы и тебе.

Доггинз тщательно подумал, прежде чем ответить.

— В идеале, да. У меня душа никогда к ним не лежала. Но я знаю, что это вряд ли осуществимо. Поэтому предлагаю разве что изменить Договор о примирении.

Глорфин оглядел коллегию.

— Кто еще придерживается такого же мнения?

Милон и Уллик подняли руки; к удивлению, поднял руку и Симеон, до этого слушавший дискуссию с непроницаемым видом.

— Кто против? — спросил Глорфин. Руки подняли все остальные.

— Трое против семнадцати, — подытожил Глорфин. Посмотрел на Догтинза.

— Увы, прошу прощения. Твое выступление было превосходным. Но у большинства членов коллегии свое мнение. Теперь нам остается определиться, какие принять меры.

Кое-кто из членов коллегии начал уже вставать, отодвигая стулья.

— Я прошу вас, минуту, — повысил голос Догтинз. Все приутихли. — У меня есть предложение, которое могло бы решить дилемму. — Он опять сделал многозначительную паузу. (Найл обратил внимание: Доггинз — прирожденный оратор). — Вы хотите упросить пауков, чтобы они забыли о происшедшем. Мне кажется это невозможным. Во всяком случае, я забывать не желаю. Как и Найл, я считаю, что люди должны быть свободны. Если мы пойдем паукам на уступки, я, пожалуй, не смогу здесь остаться. Наверное, лучшим выходом будет, если я уйду.

— Уйдешь? — Глорфин, видно, не поверил своим ушам.

— Совершенно верно. Оставлю город и уйду куда-нибудь. Я слышал, за морем есть много необжитых мест, где можно жить, не опасаясь вторжения пауков. С собой я готов взять любого, кто пожелает отправиться со мной. — Он с дружеской улыбкой подмигнул Милону и Уллику.

— И жнецы вы тоже взяли бы с собой?

— Разумеется. Нам бы они, конечно, пригодились для защиты.

Коллегия хранила молчание, усваивая эту внезапно высказанную мысль. Было заметно что, по мере того, как она оседает в умах, до собравшихся начинает доходить, что это просто идеальный выход из положения. Как бы они ни пытались скрыть своей радости (а ну как Доггинз переиграет себе на пользу!), глаза все выдавали. Если Доггинз в самом деле уйдет, не будет и препятствия для примирения с пауками.

— Ты желаешь, чтобы мы рассматривали это как конкретное предложение? — осторожно спросил Глорфин.

— Да, желаю, — кивнул Доггинз. Глорфин встал.

— В таком случае, пока у собравшихся не возникло вопросов, а у меня — возможности посовещаться с Хозяином, дискуссию предлагаю прекратить. — Все слушали, не перебивая. — Итак, объявляю собрание закрытым. — Он улыбнулся Доггинзу с искренней признательностью. — Спасибо за такую откровенность с нами.

Когда расходились, несколько членов совета задержались возле Доггинза попрощаться; было видно, что они расстаются с ним навсегда, и жалостливые их вздохи — сплошное притворство. Найл смотрел на них с ехидцей: заметно, что и Доггинз ждет, не дождется, когда, наконец, от них отделается.

Остались только Милон, Уллик и Симеон. Пока Догтинз провожал членов коллегии к дверям, Найл почувствовал, что они озабоченно прикидывают, как же им теперь быть: непросто взять и оставить город, в котором прошла вся жизнь.

Втайне они надеялись, что отыщется какое-нибудь иное решение.

— Может, перейдем куда-нибудь, где поудобнее, — предложил, возвратившись, Доггинз.

В комнате, где Найлу доводилось обедать, Лукреция и еще две женщины чесали лен. При появлении мужчин они без слов поднялись и вышли.

Доггинз занял место в кресле.

— Симеон, ты за весь вечер не проронил ни слова.

Лекарь скупо улыбнулся. Жесткое лицо пошло морщинами, словно кора дуба.

— Ты прекрасно обошелся и без меня.

— Мне непонятно, как тебе это удалось, — удивленно воскликнул Милон. — Они же определились с решением уже заранее, перед коллегией. Пибус должен был настоять, чтобы ты уничтожил оружие, после чего тебя собирались выдать паукам.

Доггинз передернул плечами.

— Все они поголовно болваны и трусы.

— Ты не совсем прав, Билдо, — с легкой укоризной заметил Симеон. — У них действительно были причины для беспокойства. Подумай, как все могло обернуться, не отыщи вы жнецы. Вас бы умертвили, а наш город обложили бы кольцом и взяли измором.

— Ты думаешь, мне это не ясно, — рассудительно произнес Доггинз. — Я как представлю, что могло стрястись, так у меня просто волосы дыбом! Но все сложилось по-иному, а эти дураки в коллегии ничего не видят. Они не могут понять, что пути назад нет.

Симеон кивнул.

— Вот почему я и решил присоединиться к тебе. Но при всем при этом главная проблема остается у нас нерешенной: куда мы направимся?

— Прежде чем начнем это обсуждать, — сказал Доггинз, — у меня есть нечто, о чем вам всем необходимо знать.

В этот момент отворилась дверь, вошли двое ребятишек с подносами и поставили их на стол. На одном была еда, на другом — большой керамический кувшин с пятью кубками, также керамическими. Когда Доггинз накренил кувшин, Найл с удовлетворением отметил: тот наполнен тем самым прозрачно-золотистым напитком, что пил он на ладье. Но, едва пригубив, ощутил внезапно острую грусть: вспомнилось об Одине. Внезапно Найл почувствовал, что стал старше на целые годы.

— Так ты это всерьез насчет похода в другие земли?

Доггинз, грызущий жареную фазанью ножку, кивнул.

— Если понадобится. А может, и не понадобится.

У Уллика в глазах мелькнула надежда.

— А почему нет?

— Из-за кое-чего, про что я узнал перед самым заседанием, — повернувшись, он поглядел на Найла. — Скажи им.

Найл повторил, как ему удалось побывать в Белой башне, не скрыв и того, что с ним происходило, когда лежал в машине умиротворения. И когда рассказал, опять вдруг испытал странное ощущение, будто находится в двух местах одновременно: в той уютной комнате и в более прохладном, но вместе с тем и более волнующем реальном мире.

Он с ошеломляющей убедительностью ощутил, что люди большей частью живут в мире чувственных иллюзий, но умы у них способны проникать за их завесу в объективную реальность. Он так был поглощен своими ощущениями, что сам едва замечал, как рассказ действует на слушателей.

И лишь прервавшись ненадолго, чтобы смочить пересохшую глотку, обнаружил: говорит-то он уже с полчаса, а никто не прервал его ни единым возгласом.

Первым нарушил тишину Доггинз:

— Теперь вам понятно, почему я не желаю уходить? Мы не вправе допустить, чтобы все эти знания пропали без толку.

Симеон встрепенулся, будто очнувшись от сна.

— Мой отец в свое время рассказывая, что была пора, когда люди правили Землей, но я не верил — думал, все это сказки.

Найл посмотрел на него с любопытством.

— Почему? Город пауков свидетельствует, что люди когда-то были куда более могущественны, чем сейчас.

— Действительно. Но ведь и жуки с пауками, должно быть, тоже существовали в те времена. И мне с трудом верится, что они когда-то могли быть величиной с мой ноготь. Как натуралисту, такая мысль кажется мне абсурдной.

— Но комета Опик была радиоактивной…

— Насчет радиации — это понятно, — кивнул Симеон.

— Она могла вызвать отдельные отклонения, незначительные. Но чтобы породить целый мир гигантских насекомых…

— Тогда как ты это объяснишь?

— Не все ли равно, как объяснять! — нетерпеливо перебил Догтинз. — Восьмилапые существуют, и нам нужно решать, что с ними делать.

— Можно сказать? — подал голос Милон.

— Безусловно.

— Как я понимаю, основная цель у нас сейчас — беспрепятственно пробраться в башню? — Доггинз кивнул.

— Ну, тогда у нас, понятно, выбора нет. Придется выгонять пауков из города.

— Как? — коротко спросил Доггинз.

— Есть разные пути, но самым верным будет пустить в ход жнецы.

В голосе Милона звучало мрачное вожделение; он, очевидно, лелеял надежду отомстить за погибших товарищей.

— Несомненно, со жнецами мы бы за полчаса скосили весь город, — сказал Доггинз. — Но вместе с тем порешили бы и множество людей.

Наступила тишина, замечание пришлось в точку.

Уллик:

— А если мы, допустим, порушим ту его часть, что возле башни? В том районе людей обитает как раз немного.

— Как бы вы ни поступили, — вмешался Симеон, — вам все равно пришлось бы лишить жизни множество людей. Пауки погнали бы их на вас, пойди вы на город приступом.

— А если мы попытаемся склонить тех людей на свою сторону? — задумчиво спросил Милон. — У нас у всех среди них много знакомых. Если им втолковать, что мы пришли как освободители, они, безусловно, не пойдут на такую глупость: взять и расстаться с жизнью.

Найл покачал головой.

— Такое невозможно. Служительницы служат паукам верой и правдой, точно так же, как вы жукам. А остальные беспрекословно выполняют то, что ведено. Они никогда не нарушат приказа.