Чёрный князь людей-торпед - Валерио Боргезе

Руководство Децима МАС решает перейти в контрнаступление с использованием "баркини". Но рыболовные шхуны были признаны слишком тихоходными для этой цели в районах, где противник активно использует авиацию. Поэтому было решено отправлять катера-снаряды из местечка Эль-Дада-Дюн-Бланш, расположенного в пятидесяти километрах от Эль-Аламейна.

Катера не очень много раз выходят в море, и особых результатов не было достигнуто - в ночь с 28 на 29 августа поврежден один небольшой сухогруз. Сказалось слишком большое расстояние до Александрии и прекращение движения судов в ночное время вблизи порта.

В конце августа Децима МАС отзывается с этого участка фронта. Итало-германская группировка в Эль-Аламейне, попытавшаяся прорвать оборону англичан, была отброшена на исходные позиции, и надежда одержать решающую победу в Африке окончательно улетучилась. Все это будет иметь фатальные последствия для дальнейшего хода войны.

Форца возвращается в Италию в конце июня, чтобы опять возглавить руководство Децима МАС. Там он встречает Валерио Боргезе, собирающегося уезжать.

- Я получил приказ отправиться за границу для организации новых пунктов базирования для подводной секции флотилии, - сообщает тот своему начальнику.

- Вы знаете что-нибудь конкретно?

- Почти ничего. Сначала я должен прибыть в Берлин и там обменяться опытом по организации диверсий на море. Затем в Париже я должен встретиться с адмиралом Деницем и предоставить ему информацию, которая может быть полезна для нового плана, разработанного мною несколько недель назад.

Форца остается доволен этими короткими объяснениями и на прощание говорит:

- Держите меня в курсе.

Это не первая поездка Боргезе в Германию. Еще в начале войны он стажировался там на немецких подводных лодках, действовавших в Атлантике. С тех пор он несколько раз возвращался туда между походами "Шире". Немецкие коллеги, с которыми он общался, узнали его душевные качества, его смелость и офицерскую интеллигентность. Успехи его людей-торпед довершили остальное, произведя впечатление даже на немцев, солдат, не склонных к признанию заслуг так часто разочаровывавшего их союзника. Боргезе становится одним из тех редких итальянских офицеров, к которым немцы испытывают уважение, даже восхищение.

Известный эксперт в подобного рода делах Отто Скорцени писал Валерио Боргезе:

"Я навсегда сохраню воспоминания о том, кто является выдающимся человеком среди самых по-рыцарски смелых и благородных из наших европейских союзников".

В Берлине затянутого в офицерскую форму итальянского королевского флота, с неизменной сигаретой в уголке твердо очерченных губ, Боргезе принимают скорее как друга, чем как союзника, его коллеги из Кригсмарине.

С самого начала итальянские штурмовые управляемые снаряды не очень интересовали немцев. Они не совсем отвечали традициям германской расы. Для их применения требовалось некоторое врожденное чувство инициативы и, в некотором роде, индивидуализм. Но с тех пор как надежда на молниеносную победу постепенно улетучивалась и характер войны на море обострился, немецкое командование снова открыло для себя, что господство на море является одним из определяющих факторов в любой войне, и их внимание привлекли успехи Децима МАС на Средиземном море. Так и объясняет Боргезе причину его приглашения в Берлин встречавший офицер Кригсмарине и уточняет:

- Мы хотим как можно быстрее развить этот вид оружия у нас и установить с вами более тесные контакты.

Перед Боргезе распахиваются все двери немецкого учебного лагеря в Бранденбурге, огромного, отлично оснащенного подготовительного центра подводного плавания. От него не скрывают ничего. Это только усиливало чувство неловкости у принца. Немцы, на его взгляд, вели себя как честные, искренние союзники, в то время как он сам не мог себе этого позволить, скованный строжайшими предписаниями Супермарины.

"Я должен был, - писал он в воспоминаниях, - кое-что показать нашим союзникам, но не все. Я мог открыть лишь секреты, которые уже, вероятно, попали в руки врага. Мне предписывалось скрывать технические открытия, сделанные нами еще в период испытаний и исследований наших управляемых снарядов. Я обязан был вести себя сдержанно, хотя и не понимал ясно принципов, которых мне следовало придерживаться. Мне казалось, что расхождения, сомнения и осторожность допустимы в отношениях между союзниками в политическом плане, но в военном (единственном, который меня интересовал), решив однажды сражаться плечом к плечу в борьбе не на жизнь, а на смерть с общим врагом, самое откровенное, самое тесное сотрудничество не только полезно, но и абсолютно необходимо".

Раздираемый в глубине души этими противоречивыми чувствами, Боргезе внешне кажется невозмутимым и принимает, в соответствии с предписаниями морского министерства, предложение немцев организовать в Италии на базе Децима МАС обучение немецких пловцов, которые впоследствии станут инструкторами у себя на родине. Он договаривается также об обмене снаряжением: итальянские автономные дыхательные аппараты и гидрокостюмы на мощную немецкую взрывчатку.

Перед отъездом из Берлина Боргезе участвует в торжественном ужине, в узком кругу офицеров, устроенном в его честь. Немецкий полковник из службы безопасности громко, чтобы слышали все присутствующие, высказывает там мысль, которая производит на принца огромное впечатление:

- Мы будем драться до конца, потому что это наш долг и наша единственная возможность. Но Германия проиграла эту войну с самого начала. Несмотря на горький опыт Первой мировой войны, мы, немцы, снова совершили ту же фундаментальную ошибку: построили свою стратегию исключительно в расчете на сухопутные войска, забыв, что Англия может быть побеждена, только потерпев поражение на море. Узость мышления наших штабов свела современную войну только к боевым действиям за завоевание вражеских континентальных территорий. А стратегия войны должна охватывать весь земной шар, весь мир. Военная мысль должна быть открыта воздушно-морской стратегии.

Боргезе и сам много об этом думал.

Эта честная и реалистическая точка зрения на сложившееся положение была ему близка. Он так объяснял свою позицию, которая не дает оснований сомневаться в его отношении:

"Ошибочные стратегические принципы, которым следует немецкий генеральный штаб в ведении войны, находят хотя бы оправдание в геополитическом положении Германии. Но для итальянского командования нет никаких оправданий. Хотя итальянцы уже в 1932 году провозгласили во всеуслышание, что "Италия - это остров" и, по другому поводу, что "если для Англии Средиземное море это дорога, то для Италии это жизнь", стратегические концепции нашего генерального штаба остались на уровне 1914 года.