Майлз Уоллингфорд - Джеймс Купер

Я все еще был занят своими наблюдениями, когда услышал грохот выстрела и треск проломленных досок в передней части шканцев. Несколько человек обступили упавшего, и мне показалось, что я мельком увидел на нем мундир и эполеты капитана Раули. В мгновение ока я оказался там. В самом деле, это был старый капитан, его тяжело ранило. Там был и Клеменс. Поймав мой взгляд, он заметил:

— Поскольку вы ничем не заняты, сэр, не поможете ли отнести вниз капитана Раули?

Мне не понравилось, как он сказал это, не понравилось выражение его глаз. Всем своим видом он точно хотел сказать: «Теперь я принимаю команду; новые хозяева — новые законы». Однако я, разумеется, согласился, и с помощью двух его личных слуг отнес бедного старика в кают-компанию младших офицеров. Едва корабельный врач взглянул на раны, я понял по выражению его лица, что надежды нет. Его слова вскоре подтвердили мою догадку.

— Капитан не протянет и получаса, — сказал этот джентльмен, отводя меня в сторону, — все, что мы можем сделать, это выполнить его последнее желание. Теперь он оглушен ударом, но через несколько минут он может попросить воды или вина с водой. Хорошо бы, сэр, вы дали ему то, чего он попросит, ведь долг не призывает вас на палубу. Повезло Клеменсу, он запишет победу на свой счет, хотя, думаю, с «французом» уже покончено.

Так в конце концов и случилось. Еще минут двадцать после того, как я спустился вниз, стрелял в основном «Британец», а потом мы услышали победные крики. При этих звуках старик, казалось, пришел в сознание.

— Что это такое, Уоллингфорд? — спросил он громко (просто удивительно, откуда в нем нашлись силы). — Что означают эти крики, мой юный друг?

— Они означают, капитан Раули, что вы победили… французский фрегат в вашем распоряжении.

— В моем распоряжении? Разве сама жизнь моя в моем распоряжении? Что пользы мне в этой победе? Я умру, умру скоро, Уоллингфорд, и все кончится. Для моей бедной жены это скорбная победа.

Увы! Что я мог возразить? Это была сущая правда как для него самого, так, полагаю, и для его жены. Он умер у меня на руках, умер тихо, в полном сознании; но было видно, что отблеск славы, который пал на его кончину, не принес ему радости — не так мечтал он завершить свое земное поприще. Предчувствие конца поднимает человека на мысленную вершину, откуда ему открывается весь его век, все события его жизни, позволяя ему оценить свое место в драме, которая подходит к концу. Подобно многим из тех, кто вступает на сцену общественной жизни для увеселения публики и дабы снискать ее одобрение, он покинул подмостки не столь довольный исполнением роли, как беспечные массы, которые судят по наружности вещей и громче всего аплодируют тому, что вовсе недостойно восхваления.

Не стану подробно описывать события последующих десяти дней; упомяну о них кратко. Первым знаком вступления мистера Клеменса в должность командира явился перевод меня из капитанской каюты в кают-компанию младших офицеров. Впрочем, в моем новом жилище было достаточно места — несколько офицеров вошли в призовую команду и освободили каюты на «Британце», которые достались французским пленникам и мне. Тело бедного капитана Раули заспиртовали; и все пошло как и раньше, не считая того, что из-за полученных нами повреждений и поредевшей команды мы больше не горели желанием повстречаться с французами. Замечу, что когда воодушевление, охватившее Марбла во время битвы, прошло, он искренне устыдился той роли, которую сыграл в недавней стычке. Опять он сражался под английским флагом; и, хотя я редко осмеливался упоминать о том, мне казалось, он искренне сожалел о своем поступке до конца своих дней. Набу же все представлялось вполне естественным: он хоть и понимал, что есть разные флаги и страны, тем не менее почитал своим долгом сражаться на стороне того судна, на котором он оказался. Десять дней прожил я при regime «новых хозяев и новых законов», а потом у входа в Английский канал мы встретили фрегат и обменялись с ним сигналами. Читатель без труда поймет, как были раздосадованы мы с Марблом, когда оказалось, что корабль, который стремительно приближается к нам, называется «Быстрый». Но что тут поделаешь? Он был уже на расстоянии пушечного выстрела, и вскоре его привели к ветру в пределах слышимости «Британца», который лег в дрейф в ожидании «Быстрого». Через несколько минут шлюпка пришвартовалась к борту; в ней прибыл сам лорд Харри Дермонд, чтобы представить свой приказ для ознакомления капитану Раули и, как младший командир, доложить о своем прибытии. Хотя голос рассудка говорил мне, что следовало бы скрыться, я не мог покинуть шканцы — так мне хотелось узнать, что сталось с Сеннитом и его товарищами.

Клеменс встретил молодого вельможу у сходни и, извинившись, что он сам не отправился на «Быстрый» из-за плохого состояния своих шлюпок, доложил о недавнем сражении и о его последствиях. Лорд Харри таким образом оказался не младшим, а старшим офицером и тотчас принялся задавать вопросы. Посреди своего дознания он вдруг увидел меня. Они с Клеменсом вместе ходили по шканцам, а я предусмотрительно отошел к трапу, но тут меня обнаружили. Не доходя до трапа, оба офицера как раз собирались повернуться, чтобы идти назад, и очутились так близко от меня, что я невольно услышал их разговор.

— Кто это там стоит, прислонившись к катеру, мистер Клеменс? — спросил капитан «Быстрого». — Знакомое лицо, наверняка это мой старый товарищ по службе.

— Видимо, вы ошибаетесь, милорд, это янки, которого мы подобрали в открытом море, в шлюпке, некто капитан Уоллингфорд с американского судна «Рассвет». Его судно затонуло во время шторма, все матросы погибли, кроме этого джентльмена, его помощника и нефа. Они находятся у нас на борту уже больше трех месяцев.

Лорд Харри Дермонд тихо присвистнул; он тотчас подошел ко мне, приподнял свою шляпу и завел весьма неприятный разговор:

— К вашим услугам, мистер Уоллингфорд. Что-то часто мы стали встречаться, и при весьма странных обстоятельствах. Последний раз мы виделись с вами в интересный для меня момент, я был так занят, что у меня не было возможности засвидетельствовать вам мое почтение. Мистер Клеменс, у меня есть небольшое дело к этому джентльмену, и я должен просить вас об одолжении, — может быть, вы с ним составите мне компанию и на несколько минут предоставите свою каюту?

Мне нечего было возразить на такую просьбу, и я последовал за двумя офицерами в каюту «Британца».

ГЛАВА XXV

На склонах гор мои поля —

Теперь владенья короля

Пусть крова нет над головой,

Я не согнусь перед бедой

Шотландская песняnote 141