Том 1. Дживс и Вустер - Пэлем Вудхауз

При мысли о такой перспективе у меня радостно забилось сердце, но я ответил: «Нет, я уверен, что они не пали жертвами ужасной катастрофы». Про себя я подумал, что Юстас — сам хуже любой катастрофы, да и Клод ему под стать, но вслух ничего не сказал. В конце концов она отчалила, так окончательно и не успокоившись.

Когда вернулись близнецы, я тут же им все высказал. Сколь ни соблазнительна перспектива довести дядю Джорджа до инфаркта, хватит в открытую шляться по Лондону, где их могут встретить знакомые.

— Но послушай, старичок, — возразил Клод. — Ты сам-то головой подумай. Не можем мы ограничить наши перемещения в пространстве.

— Совершенно исключено! — поддержал его Юстас.

— Для нас это жизненно необходимо, — сказал Клод. — Мы должны свободно порхать, как птички, — туда-сюда.

— Вот именно, — сказал Юстас. — Сперва туда, потом сюда.

— Но, черт бы вас побрал…

— Берти, — укоризненно сказал Юстас. — Умоляю тебя, не надо при детях!

— С другой стороны, его тоже можно понять, — сказал Клод. — Думаю, что лучший выход из положения — купить средства маскировки.

— Гениально! — сказал Юстас, с восхищением глядя на брата. — Первая путная мысль, которую я от тебя услышал за долгие годы нашего знакомства. Уверен, что ты не сам до нее додумался.

— По правде говоря, мне ее подсказал Берти.

— Я?

— На днях ты рассказывал про Бинго Литтла — как он нацепил фальшивую бороду, чтобы дядя его не узнал.

— Вы воображаете, я допущу, чтобы у двери моей квартиры то и дело появлялись два бородатых урода?

— Что ж, он прав, — согласился Юстас. — Хорошо, пусть будут бакенбарды.

— И фальшивый нос, — сказал Клод.

— Верно, и фальшивый нос. Ну вот, Берти, старина, надеюсь, тебе стало легче. Нам не хочется доставлять тебе ни малейшего беспокойства во время нашего краткого пребывания в твоем доме.

Позже, когда я кинулся за утешением к Дживсу, он сказал что-то насчет горячих молодых голов. Никакого сочувствия.

— Хорошо, Дживс, — сказал я. — Пойду прогуляться по парку. Будьте добры, принесите мне мои итонские гетры.

— Хорошо, сэр.

Дня через два, незадолго до пятичасового чая, ко мне вдруг пожаловала Мэрион Уордор. Прежде чем сесть, она с опаской огляделась.

— Надеюсь, ваших кузенов нет дома? — спросила она.

— Слава Богу, нет.

— Тогда скажу вам, где они сейчас находятся. У меня в гостиной, злобно таращатся друг на друга из противоположных углов комнаты и поджидают, когда я вернусь. Берти, пора положить этому конец.

— Вам, как я понимаю, приходится много времени проводить в их обществе?

В эту минуту Дживс принес нам чай, но несчастная девушка была так измучена, что не стала дожидаться, пока он выкатится из комнаты, а продолжала изливать душу. Вид у бедняжки был совершенно затравленный.

— Я шагу не могу ступить, чтобы не натолкнуться на одного из них, а то и на обоих вместе, — сказала она. — Как правило, на обоих. Они теперь повадились приходить вдвоем: усядутся с мрачным видом по разным углам, кто кого пересидит. Вы не представляете, какая это мука.

— Представляю, — с сочувствием сказал я. — Очень даже представляю.

— Но что же мне делать?

— Ума не приложу. Велите горничной говорить, что вас нет дома.

Она подавила нервную дрожь.

— Пробовала. Они уселись на лестнице, и я весь день не могла выйти из дома. А у меня было назначено много важных встреч. Пожалуйста, уговорите их уехать в Южную Африку, насколько я понимаю, там их очень ждут.

— Чувствуется, вы произвели на них сильное впечатление.

— Ох, и не говорите. Теперь они дарят мне подарки. Во всяком случае Клод. Вчера вечером он настоял, чтобы я приняла от него этот портсигар. Пришел ко мне в театр и не уходил до тех пор, пока я не согласилась. Надо признать, очень недурная вещица.

Вещица и вправду была недурна. Массивная золотая штуковина с брильянтом посередине. У меня возникло странное чувство, будто я что-то очень похожее где-то видел. Оставалось только гадать, где Клоду удалось раздобыть денег на такой дорогой подарок.

На следующий день была среда, предмет обожания был занят в дневном спектакле, и близнецы оказались, что называется, свободны от вахты. Клод надел бакенбарды и пошел прогуляться в Херст-Парк, а мы с Юстасом сидели в гостиной и болтали. Вернее, говорил он, а я молил Бога, чтобы он тоже куда-нибудь слинял.

— Что может быть прекраснее на свете, Берти, — говорил он, — чем любовь добродетельной женщины. Иногда…. Господи! Что это?

Мы услышали, как дверь в квартиру открылась, и в прихожей зазвучал голос тети Агаты. Голос у тети Агаты очень высокий, пронзительный, и в первый раз в жизни я поблагодарил за это Создателя. В нашем распоряжении оставалось всего две секунды, но Юстасу этого оказалось достаточно, чтобы юркнуть под диван. Вторая туфля скрылась под диваном в то самое мгновение, когда тетя входила в комнату.

Вид у нее был озабоченный. Мне в те дни казалось, что у всех на свете озабоченный вид.

— Берти, что ты собираешься делать в ближайшее время? — спросила она.

— Я? А что? Сегодня я ужинаю с…

— Нет, я не имела в виду сегодня. Ты свободен в ближайшие дни? Ну конечно свободен, — продолжала она, не дожидаясь моего ответа. — Ты же никогда ничего не делаешь. Вся твоя жизнь протекает в праздности и… впрочем, мы поговорим об этом позже. Я пришла сказать, что ты должен поехать на несколько недель в Харрогит[142] с несчастным дядей Джорджем. Чем скорее вы туда отправитесь, тем лучше.

Это была последняя соломинка, и я взвыл, как верблюд с переломленным хребтом. Дядя Джордж волен ехать куда ему заблагорассудится, но при чем здесь я? Я попытался ей это втолковать, но она и слушать не стала.

— Берти, если в твоем сердце осталась хоть капля сострадания, ты сделаешь то, о чем я тебя прошу. Бедный Джордж только что пережил страшное потрясение.

— Как, еще одно?

— Только полный покой и тщательный врачебный уход могут вернуть его нервную систему в нормальное состояние. В прошлом минеральные воды в Харрогите приносили ему заметное облегчение, и он решил снова туда съездить. Его нельзя отпускать одного, и я решила, что сопровождать его будешь ты.

— Но, послушайте…

— Берти!

Наступила томительная пауза.

— А что у него было за потрясение? — спросил я.

— Между нами говоря, — многозначительно понизив голос, проговорила тетя Агата, — я склонна думать, что это лишь плод его возбужденного воображения. Ты член семьи, Берти, поэтому я могу говорить с тобой откровенно. Ты не хуже меня знаешь, что бедный дядя Джордж на протяжении многих лет не был… у него нередко… ну, в общем, развилась своего рода привычка… не знаю, как это сказать…

— То, что называется, любит залудить?

— Как ты сказал?

— В смысле — не просыхает.

— Мне претит твоя манера выражаться, Берти, но следует признать, что он и вправду не всегда соблюдает должную умеренность. Он так легко возбудим, и… Короче говоря, он пережил страшное потрясение.

— Да, но какое?

— Я так и не смогла от него ничего толком добиться. В минуты сильного душевного волнения бедный Джордж, при всех его достоинствах, выражается довольно бессвязно. Насколько я поняла, его ограбили.

— Ограбили?

— Он утверждает, что некий незнакомец с бакенбардами и огромным носом проник в его комнату на Джермин-Стрит и похитил принадлежавшую ему вещь. Он сказал, что, вернувшись домой, застал этого человека в гостиной. Он тотчас же выбежал из комнаты и исчез.

— Кто, дядя Джордж?

— Да нет же, тот человек. И, если верить дяде Джорджу, он украл у него дорогой портсигар. Но, хочу подчеркнуть еще раз, я склонна думать, что все это лишь плод его воображения. Он был не в себе с того самого дня, когда ему показалось, что он встретил на улице Юстаса. Поэтому, Берти, я хочу, чтобы ты отправился с ним в Харрогит не позже субботы.

Она ускакала, и Юстас вылез из-под дивана. Он явно был сильно расстроен. Да и сам я, признаться, тоже. Перспектива провести несколько недель в Харрогите в обществе дяди Джорджа мне совсем не улыбалась.

— Так вот откуда у него портсигар! — с горечью воскликнул Юстас. — Нет, каков негодяй! Ограбить близкого родственника! Да его место на каторге!

— Его место в Южной Африке, — сказал я. — И твое, кстати, тоже.

И с красноречием, которого я сам от себя не ожидал, я целых десять минут распинался насчет долга перед семьей и прочего. Я взывал к его порядочности. С жаром расписывал прелести Южной Африки. Я сказал все, что только можно сказать, и даже вдвое больше. Но паршивец в ответ только бубнил насчет низости своего чертова братца, который обошел его с этим портсигаром. Видно считал, что, навязав девушке дорогой подарок, Клод повел в счете, и когда тот вернулся из Херст-Парка, между близнецами разыгралась бурная сцена. Я ушел спать, а они еще полночи ругались за стеной. В жизни не встречал людей, которые могли бы обходиться столь малым количеством сна, как эти двое.