Свидание - Владимир Михайлович Андреев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А у вас здесь уютно, — улыбнулся поэт. — Так сказать, рабочий уголок?
— Пожалуйста, пейте, — сказала Татьяна.
— Спасибо. Прекрасное, замечательное обслуживание.
— Об этом вы можете написать. — Татьяна обворожительно улыбнулась. — В книге предложений и замечаний в аэропорту.
— Я обязательно напишу, напишу, — проговорил он со значением и опять посмотрел на Зою. Зоя слегка покраснела под упорным взглядом маленьких серых глаз и отвернулась.
Через пять минут поэт сидел на своем месте в кресле, а в кухонном отсеке слышался смех.
— Ну, я же угадала, ты слышишь, — говорила Татьяна сквозь смех.
Пробив облака, самолет шел в сплошной синеве. Сверкало на солнце рафинадным блеском крыло, сверкала тускло внизу земля, по которой непрерывно ползали какие-то серые тени.
Там, на земле, Зою ждал Борис.
Белые облака, одно над самой землей, другое чуть выше, третье еще выше — целая цепь облаков, и Зоя ступает по ним, и счастье и предчувствие чего-то еще так захватили ее, что она забыла об окружающем.
Она вышла в салон и по-хозяйски оглядела пассажиров. Черноволосая девушка с припухшими глазами и отвислой губой, не стесняясь соседей, подкрашивала ресницы. Куда и зачем едет эта накрашенная обезьянка, чем набит ее модный портфель? Ответить на эти вопросы было невозможно, да и нельзя сказать, чтобы Зойку это особенно занимало. Она прошла в кабину пилотов, на секунду прищурив глаза от строгого блеска приборов, кнопок, стрелок и рычагов.
— Скоро подлетаем? — спросила она.
— Скоро, скоро, — ответил второй пилот, продолжая смотреть на приборы.
— Вам чего-нибудь принести — воды, бутербродов?
— Спасибо, Зоечка. Как в салонах?
— В салонах нормально.
— Где Татьяна? — спросил второй пилот, отрываясь от приборов, и подмигнул Зое: — Скоро посадка.
Скоро посадка. В Москве ее ждет Борис…
…Самолет стоял на краю бетонного поля. Пассажиры медленно сходили по трапу, у нижней ступеньки которого стояла Зоя.
— Спасибо, девушка! — говорили футболисты. — Приходите на стадион.
— «Я помню чудное мгновенье», — продекламировал поэт и, задержавшись около Зои, грустно спросил: — Как же мне теперь быть?
— Багаж получите в багажном отделении на первом этаже.
— Я не о том, — махнул рукой поэт и, подталкиваемый сзади пассажирами, зашагал, к аэровокзалу.
Помахивая изящным портфельчиком, поглядывая то туда, то сюда, с ленивым величием королевы спускалась по трапу чернявая девица.
На Зою она даже не взглянула.
А какой удивительный стоял день над гудящим полем аэродрома. Опаловая дымка на горизонте окрашена золотом, отблески этого золота плавали по серому бетону, причудливо отражаясь в колоннах аэропорта, в глазах второго пилота, спускавшегося по трапу.
— Порядок, Зоя, — сказал он.
Зоя кивнула головой.
Она приехала в Москву, когда солнце уже клонилось к закату. Ее пестрая кофточка была украшена маленьким бантиком, а волосы причесаны гладко и лежали тугим жгутом на спине. Волосы причесывала Татьяна, вдруг потерявшая интерес к поездкам в город.
Весь остаток дня Зоя провела с Борисом.
Синее августовское небо нависало над фонарями. По набережной проносились машины, но все реже и реже, и рядом с рекой город казался спокойнее, тише. И Москва-река, в отсветах огней катившая свои воды, казалась наряднее, нежели днем. Застывшими, покинутыми выглядели редкие пристани и баржи, только плавучий ресторан своей яркой палубой нахально не хотел признавать приход ночи.
Все-все: поблескивающая, изредка всплескивающаяся вода за бетонным парапетом, искрящийся брызгами след катера, шорох проносящихся мимо автомобилей и мягкая свежесть позднего вечера — все казалось Зое необычным и новым.
Они разговаривали вполголоса, а больше просто молчали.
В тот вечер, целуя Зою, Борис, охваченный мгновенным нежным порывом, сказал:
— Вернутся родители, и я открою им все. Мы будем вместе…
Желтые фонари качались и плавали в темной воде. И вдали над мостом, под самым небом, горела цепочка таких же огней.
Глава одиннадцатая
За завтраком Татьяна, пристально посмотрев на Зою, нашла, что у нее вид, будто с курорта. Зоя улыбнулась и пожала плечами.
— Ты знаешь, — сказала после небольшой паузы Татьяна.
— Что?
— Знаешь, Зойка, мой Сергей — замечательный парень!
— Открытие?
— Да, — Татьяна понизила голос. — Он, наверно, одержимый. Он у себя на заводе изобрел какую-то штуку, все там бились, и ничего. А он додумался.
— Поздравляю.
— Осенью мы поедем на юг.
— Еще поздравляю!
— Не улыбайся! Это тоже он сам додумался. Но я хочу ловить окуней.
— Проклятых окуней! Вот тебе раз!
— Зойка, на меня иногда находит.
— Я так и поняла.
— Я очень люблю молоко и речку.
— И стариков и старух.
— Да, и стариков и старух. Чего ты смеешься, Зойка!
— Я очень рада.
— Жду не дождусь, когда полетим. Хочется домой.
Зоя отодвинула пустую чашку в сторону:
— Побегу оформлять багаж.
— Да, конечно. Еще успеешь, не торопись.
— Нет, времени мало.
Накладные и цифры. Цифры на круглой шкале товарных весов, цифры в накладных, контейнеры, ворчливые грузчики и таинственный голос Татьяны — все это сливалось в одну общую вереницу красок и звуков, и среди всего этого она видела лицо Бориса, и фонари на набережной еще светили ей в глаза.
— Какая у нас сегодня Зоечка красивая! — сказал второй пилот, проходя мимо, и выразительно поиграл глазами.
— Действительно, — сказал подошедший механик. — Я подтверждаю.
— Вот, он подтверждает, — вздохнул второй пилот и сделал скорбное лицо. — Ах, Зоечка, скажите, отчего вы такая красивая?
— Да, Зоя, откройте нам ваш секрет.
Зоя улыбалась открыто и радостно. Никто, никто вокруг не знал о ее тайне. Никто, только она сама да вот разве небо и облака — свидетели ее свидания, и, может, поэтому так торжественно-великолепен их плавный ход за бортом.
В три часа дня Зойка была дома и пила чай с пирогами. Пироги — слабость Пелагеи Ивановны, и Зойка зажмурилась, на минуточку представив себе, как мать с вечера укутывала кастрюлю с тестом, как шепталась с Рябининой, вдруг хватаясь за голову, — положила мало дрожжей — не взойдет, — суетилась на кухне около дымившей духовки, а по коридору, соседним комнатам и даже по двору разносился запах подгоревшего теста, и все знали — у Садчиковых пироги.
— Дочка прилетает. Надо побаловать, — объясняла серьезно Пелагея Ивановна.
Зойка сидела за столом в ситцевом домашнем халатике, пила чай, ела пироги и смотрела на стену, где висел большой календарь: будние дни — черным, воскресные — красным цветом, а вверху — распластанные крылья голубого лайнера.
— Собиралась материал себе на пальто посмотреть? Удалось?
Нет, не хотелось Зое говорить сегодня о пальто. Она продолжала смотреть на календарь и о чем-то думала.
— У Щегловых с девчонкой беда — зубы растут поперек. Добились к врачу. С мировым именем, говорят, врач, только женщина. Показали.
