От межколониальных конфликтов к битве империй: англо-французское соперничество в Северной Америке в XVII-начале XVIII в. - Юрий Акимов

Однако после английских атак 1704 и 1707 гг. ситуация в Акадии была очень тяжелой. Ее основные сельскохозяйственные районы были разорены, а у властей не было никаких возможностей компенсировать затраты и убытки и облегчить положение населения. Связь с метрополией почти полностью оборвалась. Франция практически никак не помогала своей колонии. У администрации колонии не было денег даже на починку форта, и Сюберказу пришлось продать свое столовое серебро, чтобы оплатить ремонтные работы.[1159] Снова и снова он отчаянно взывал к Поншартрену, говоря о бедственном положении прекрасной Акадии, которая, по его словам, «никогда еще так сильно не нуждалась в продовольствии и предметах первой необходимости».[1160]

Поскольку жители колонии испытывали острую нехватку европейских товаров, им приходилось, несмотря на все запреты, вести торговлю с англичанами. Осенью 1707 г. губернатору пришлось самому нарушить закон и тайком приобрести у бостонских купцов рубашки и чулки для своих офицеров. Королевский секретарь Акадии (эта должность соответствовала должности интенданта) Матьё де Гутен писал Поншартрену, что у жителей колонии не хватает даже топоров и ножей. Он честно признавал, что в Акадии «были бы счастливы, если бы в настоящее время наши враги согласились продолжать снабжать страну предметами первой необходимости в обмен на меха, которые мы имеем в избытке».[1161]

Сюберказ, опытный администратор и профессиональный военный, прекрасно понимал всю сложность положения колонии. Он не сомневался, что противник готовит повое нападение на Акадию (губернатор был прекрасно осведомлен о настроениях в Массачусетсе, регулярно получая информацию от пленных, захваченных французскими каперами). Еще осенью 1709 г. он писал, что «англичане из Бостона делают приготовления, чтобы отправиться атаковать нас весной. Они не могут утешиться, упустив свой шанс в этом году», и просил прислать хотя бы 300 человек.[1162] Однако из метрополии было прислано лишь несколько десятков молодых бродяг с парижских улиц под видом рекрутов, и суровое предупреждение, что король вообще откажется от колонии, если она будет оставаться столь обременительной. Весной 1710 г. Поншартрен писал: «Надо надеяться, что англичане, не преуспев в своих попытках захватить Акадию, которые они предпринимали в прошлые годы, решатся вернуться туда только со значительными силами, но поскольку английский двор не в состоянии их отправить, мне представляется, что вам не следует их слишком опасаться; однако важно, чтобы вы всегда находились в состоянии боевой готовности, чтобы не быть захваченными врасплох».[1163]

Сюберказ пытался обратиться за помощью к Водрёю, однако губернатор Канады, во-первых, сам находился в достаточно сложном положении, а во-вторых, считал, что его коллега преувеличивает английскую угрозу. Весной 1710 г. в своем донесении в Версаль Водрёй сообщал, что он отправил в Пор-Руайяль партию муки, а также откомандировал туда нескольких офицеров, «что же касается солдат», писал губернатор Новой Франции, «я не могу ему [Сюберказу. — Ю. А.] их отправить, и мне не кажется, что он в них сильно нуждается».[1164]

Губернатор Акадии мог рассчитывать только на собственные силы, которые, как мы знаем, были крайне незначительны. 1 октября 1710 г., незадолго до падения Пор-Руайяля, Сюберказ отправил во Францию письмо, которое было последним криком отчаяния: «Если мы не получим помощи, у меня есть все основания опасаться возмущения со стороны как жителей, так и солдат. И те и другие обескуражены тем, что они не получают самых необходимых вещей. Я сделаю все, что зависит от меня, но на самом деле, Монсеньер, я прошу Вас поверить, что я не могу сделать невозможное. Я как будто в заточении <…> Вдобавок у меня нет ни су и мой кредит исчерпан. Я задолжал значительные суммы — мне пришлось это сделать, для того чтобы в течение двух лет снабжать гарнизон. Я заплатил все, что мог, продав мою мебель. Я отдам и свою рубашку, но я опасаюсь, что останусь ни с чем, если к нам не придет помощь».[1165]

Надо сказать, что сложность ситуации в Акадии понимал не только Сюберказ. В 1702-1703 гг. барон де Ля Онтан — офицер, находившийся в Канаде в 1683-1693 гг., а затем оставивший французскую службу и перебравшийся в Европу, издал три книги, где он довольно критично описывал внутреннюю жизнь североамериканских владений Парижа. По поводу Акадии там говорилось: «… то, что я знаю об этой стране, убеждает меня в том, что рано или поздно англичане станут ее хозяевами. Аргументы, которые я могу привести по этому поводу, очень правдоподобны <…> Жаль отдавать англичанам страну, мехоторговля и промысел трески которой так их прельщают».[1166] Выводы барона оказались совершенно правильными.

Ситуация, сложившаяся в Акадии в конце 1700-х годов, полностью подтверждает известное выражение о том, что беда никогда не приходит одна. В 1709-1710 гг. на несчастную колонию обрушились стихийные бедствия. Лето 1709 г. выдалось на редкость неурожайным. В довершение всего в начале 1710 г. в Акадии разразилась сильная эпидемия какой-то доселе невиданной страшной болезни (судя по описаниям, это была пурпура (болезнь Верльгофа) — действительно довольно редкое заболевание). Только в Пор-Руайяле умерла 1/10 часть жителей. Особенно сильно от этого недуга пострадали абенаки, что помимо всего прочего негативно сказалось на обороноспособности колонии.

Тем временем в Бостоне вернулись к идее нападения на Акадию, которая в конце 1709 г. объединила самые различные слои населения Новой Англии. Ее активными сторонниками оставались Дадли и Ветч, несколько умерившие свои аппетиты после бесславного летнего ожидания, но в то же время стремившиеся хоть как-то реабилитировать себя в глазах сограждан. Кроме того, все больше судовладельцев и коммерсантов из Бостона, Сейлема и других поселений стремились обеспечить себе, как говорилось в одной из их петиций, «свободу рыбной ловли у этих [т. е. акадийских. — Ю. А.] берегов и в этих гаванях», а также получить доступ к месторождениям угля и возможность вести заготовку мачтового леса на территории французских владений.[1167]

Надо признать, что, несмотря на активные действия французских каперов, масштабы английского (или, точнее, новоанглийского) рыболовного промысла в акадийских водах в период Войны за испанское наследство нисколько не сократились. В январе 1710 г. Сюберказ сетовал по этому поводу: «Мне чрезвычайно больно видеть, как господа бостонцы обогащаются в наших владениях».[1168] Рыболовные суда из Массачусетса, Нью-Гемпшира и других колоний приходили сотнями, и захват даже нескольких десятков из них никак не влиял на ситуацию, но лишь сильнее озлоблял англо-американцев.

Тем временем в метрополии зимой 1709-1710 гг. активную деятельность развили приехавшие туда представители колоний Ф. Никольсон и П. Скайлер. Власти Нью-Йорка сделали ловкий ход: по их предложению вместе со Скайлером в Лондон было отправлено пять индейских вождей, которые должны были помочь привлечь внимание общества и правительства к проблемам колоний. Правда, один из индейцев по дороге умер, однако остальные — один могиканин и трое ирокезов (один из этих троих был знаменитый Тейаногин (Хендрик)) — благополучно добрались до Лондона. Там было объявлено, что это «могущественный император мохоук» и три подвластных ему «короля», которые признают себя подданными Ее Величества и прибыли, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение и обратиться с просьбой оказать им помощь против французов. Поскольку никто из вождей не говорил по-английски, Скайлер, выступая в роли «переводчика», мог говорить от их имени все, что считал нужным.

Трюк удался. Появление «американских королей» произвело при дворе настоящий фурор. Индейцам были сшиты специальные костюмы, их возили в дорогом экипаже по столице и ее окрестностям, демонстрируя богатство и могущество Англии. О них упоминали в своих статьях и памфлетах Стил и Аддисон, а голландский художник Б. Верельст написал их портреты (рис. 20). Вождей приглашали к себе аристократы и члены правительства, а спустя некоторое время герцог Шрусбери представил их королеве. Богобоязненная Анна больше всего была озабочена распространением христианства среди индейцев (для рассмотрение этого вопроса даже был создан специальный комитет), однако она благосклонно выслушала и другие «просьбы» вождей, пообещав оказать им содействие.[1169]

В целом все получилось так, как рассчитывали Скайлер и его нью-йоркские коллеги. Визит «американских королей» действительно способствовал привлечению внимания правительства к проблемам колоний. Уже в начале года Никольсону удалось убедить министров в необходимости захвата Акадии, что должно было явиться первым шагом к изгнанию французов из Северной Америки, который к тому же можно было осуществить сравнительно небольшими силами. В то же время вигский кабинет не счел целесообразным предпринимать операцию против Канады и направлять в колонии крупные контингенты, так как весной 1710 г. появились слухи о подготовке нового вторжения сил Претендента в Шотландию. Кроме того, как мы уже говорили, многие влиятельные вигские политики вообще были против всякого отвлечения английских сухопутных и военно-морских сил из Европы.