Диалоги - Диас Назихович Валеев

Доносятся крики: «Мадам, мадам!» Потом появляется уже знакомая Ж е н щ и н а, за ней  д в о е  м у ж ч и н.

П е р в ы й. Мадам, что вы бежите? В расстроенных чувствах… Я хотел утешить, хотел приятное вам сделать! По простоте души… Комплимент, так сказать!.. (Требовательно.) Мадам!..

В т о р о й (запыхавшись). Да пошли! Ну ее начисто!..

П е р в ы й. Нет… Почему она бежит? От меня женщины никогда не бегали!.. Мадам!..

Ж е н щ и н а (резко останавливается — ее трясет как в лихорадке). Вы… вы — сексуально распущенная личность!..

П е р в ы й. Я — личность?..

В т о р о й. Да пойдем! Ну ее начисто!..

П е р в ы й (обиженно). А чего она меня личностью обзывает? Я к ней по простоте души, а она!..

М а г ф у р (загораживая Женщину). Извиняюсь. Извиняюсь…

П е р в ы й (отшвырнув Магфура). Пошел ты! (Женщине.) Я по простоте души — и личность, выходит?

М а г ф у р (снова оттесняя прохожих от Женщины). Вы — хорошая личность… Вы очень хорошая личность! Возможно даже, вы — лучшие из людей на земле.

П е р в ы й. Что?! Что?!

М а г ф у р (продолжая). …И тем более, тем более стыдно должно быть — набивать желудок водкой, а мозги всяким мусором, а о разумности, о добре не заботиться!..

Ж е н щ и н а (издали). Мерзавец на мерзавце! Шпана на шпане!

М а г ф у р. Женщина — это цветок. Даже самая глупая женщина и та — драгоценный цветок природы!

П е р в ы й. Цветок? (Второму.) Какой цветок?

В т о р о й. Да пойдем! Ну их начисто!..

П е р в ы й. Нет, но что он лезет не в свое дело? Я комплимент женщине говорю, а он лезет?.. (Хватает Магфура за плечи и в сердцах начинает трясти.) Ну, последнее слово свое говори! А уж потом я тебя приговорю, я тебя хорошо приговорю!..

М а г ф у р. Зачем трясти? Не надо меня трясти. Человек все-таки более хрупкий сосуд, чем бутылка.

П е р в ы й. Сосуд? (Ошарашенно.) Он что? (Крутит пальцем у лба.) Ты понимаешь что-нибудь?

В т о р о й. Да пойдем, а то магазин закроется… Ну его начисто!

П е р в ы й. Видать, синхрофазотрон у него… Связываться!

М а г ф у р (останавливая Первого, встревоженно). Опять пить? Опять?.. А о душе когда думать? Самое дорогое в себе не ценим, а плохое, дрянь всякую ценим превыше всего? Душу свою когда будем поить и кормить? Душу?..

П е р в ы й (со слезами в голосе). Кто он такой?

М а г ф у р. Человек я. Человек! Человек!

П е р в ы й. Издеваться?.. Ты издеваться?!..

Разгорается драка. Магфур небольшого роста, полный… Он обороняется, но сам не бьет. Его мироощущение не позволяет ему причинить боль человеку. Но обороняется он старательно.

В т о р о й. За угол его, за угол… И… начисто!..

Все скрываются за углом дома. Какое-то время оттуда доносятся крики, пыхтенье, и вдруг — внезапная тишина. Затем слышен незнакомый, невнятный голос. Его перебивает голос Первого: «Да, товарищ лейтенант! Он сам первый полез. Вон нос красный, как свекла! Это же пьяница, алкаш известный. Пристает ко всем… да, товарищ лейтенант!» Голоса постепенно замолкают. Мигри поднимается со скамейки, тревожно смотрит по сторонам, медленно ковыляет по пустырю.

М и г р и. Те, которых нет сейчас на земле, — они были? А которые есть сейчас на земле — их не было? И пупки… разные.

Спустя несколько часов. Квартира. А к л и м а  занята домашними делами. Входит  А м и р.

А м и р (сурово). Ну, отец не появлялся?

А к л и м а. В милицию, говорят, забрали.

А м и р. Ну вот… Что от него ждать? (После паузы.) Медаль за спасение утопающих получил… Лучше бы сам утонул тогда.

А к л и м а (оправдываясь). Вчера же опять била.

А м и р. Пользы от этого!.. (Безнадежно.) Нет, такие не тонут… В прошлом году с шестого этажа упал, ничего — встал и пошел… Такси наехало, весь передок помят, радиатор трещину дал, а ему — хоть бы что!.. Еще шофера успокаивал, извинялся, что машину повредил… (Возбужденно.) Другие детей своих учат, чтобы судьбу свою хватали, а он только компрометирует и компрометирует!.. Нашла с кем связать свою жизнь!.. За другого не могла замуж выйти?

А к л и м а. А от другого, может быть, и не ты бы родился.

А м и р. Да лучше и не родиться вовсе!.. (Шепотом.) Это все старая давани! От нее все идет! (Еще тише.) Мне кажется, ей уже тысяча лет. А может, и больше. Я ее боюсь!

А к л и м а. Тссс.

Амир замолкает.

(Уходит на кухню. Вскоре возвращается.) На. Кашу поешь.

А м и р. Каша? Тебе бы только кормить меня кашей… Ничего ты не понимаешь! Ничего! У меня призвание к государственной деятельности. Нет, никто ничего не понимает… Здесь все важно! Пойми ты! Каждая мелочь! Любой ваш шаг бросает тень на мое имя! (Долго и пронзительно приглядывается к матери.)

А к л и м а. Ты чего?.. Что смотришь?

А м и р (возбужденно). Хабуш ходит к нам каждый день! К кому, интересно, он ходит?

А к л и м а. Он к отцу ходит.

А м и р. Я все знаю!

А к л и м а. Что ты знаешь?

А м и р. Все!.. Все… знаю!

А к л и м а (смущенно). Когда ты был маленький — плакал, смеялся…

А м и р (перебивая). Я никогда не плакал. И никогда не смеялся. Ты мне зубы не заговаривай!..

А к л и м а. Теперь только и знаешь — подозревать всех… (Уходит.)

А м и р. Распустились… Все распустились! (Встает со стула, ходит взад-вперед, останавливается перед огромным настенным зеркалом.) Сто шестьдесят сантиметров… (С горечью и отчаянием.) Хоть бы еще двадцать сантиметров!.. А ведь кто-то из великих людей был маленького роста? Наполеон? Обычный лейтенант. А потом… Улыбка у меня вообще-то обаятельная… Зубы ничего. Белые — все как один. Зубы для общественного деятеля — вещь важная… Так! А если сделать вдохновенное лицо? (Изменяет выражение лица.) Ну, а если… лукавинку подпустить? Допустим… «Рад приветствовать вас, дорогие друзья!» (Снова сгорбившись — с горечью, трагично.) Хотя бы еще десять сантиметров! И здесь