Демон, которого ты знаешь - Айлин Хорн

он жил в родительском доме, и Джудит и Ральф постоянно находились в состоянии тревоги. Временами Сэм впадал в острые параноидальные состояния и иногда даже обвинял родителей в том, что они что-то против него замышляют. Однажды он перевернул вверх дном комнату своей сестры, Кэролайн, в поисках какой-то вещи, которую она, по его словам, у него украла. При этом он привел в негодность многие вещи сестры и напугал ее до такой степени, что вскоре после этого случая она переехала жить к своим друзьям. Родители поддержали ее решение. Когда Сэм «оклемался», как выразилась Джудит, он очень расстроился по поводу того, что натворил. При этом он был не в состоянии объяснить свои действия кому-либо, в том числе самому себе, и это очень расстраивало и его, и его родственников. Этот эпизод был весьма типичным для «психотического срыва», во время которого человек под действием неких параноидальных идей совершенно теряет связь с реальностью.

Временами Сэм становился плаксивым, ощущал чувство безысходности и требовал повышенного внимания. Глаза у Джудит наполнились слезами, когда она рассказывала мне, как Сэм приходил к ней и, рыдая, говорил, что у него в жизни ничего нет, что он бы очень хотел быть «нормальным», как его сверстники, иметь девушку и планы на будущее. Время от времени, поощряемый родителями, он пытался конструктивно работать с сотрудниками службы реабилитации, но симптомы его болезни всякий раз возвращались, и он снова впадал в параноидальное состояние и становился страшно грубым, особенно когда снова начинал курить особо крепкие сорта марихуаны. Припадки повторялись все чаще, терпеть происходящее в доме становилось все труднее. И все-таки любовь Джудит и Ральфа к сыну, похоже, не ослабевала, хотя он все чаще проявлял агрессию по отношению к ним. Однажды, когда Сэм ударил Ральфа и чуть не сломал ему руку, Джудит вызвала полицию, но предъявлять сыну обвинение родители не стали. У них появилась надежда, когда Сэма по направлению специалиста поселили в реабилитационный центр, действовавший под видом хостела, – там с пациентами работали, используя трудовую терапию и некоторые другие процедуры, которые по идее могли ему помочь. На какое-то время родителям Сэма показалось, что жизнь налаживается. Но затем их сын стал время от времени появляться дома, чтобы попросить денег, а также пожаловаться на жизнь в хостеле, и после нескольких неприятных и даже пугающих сцен Ральфа и Джудит все же уговорили обратиться в суд за охранным ордером.

Это, по словам Джудит, несколько разрядило обстановку, но сокращение контактов с Сэмом означало для нее и ее супруга, что они почти полностью лишились информации о состоянии сына, и лишь изредка до них доходили какие-то новости о нем. Им, в частности, стало известно, что после того, как Сэм потерял место в хостеле, его то помещали в больницу, то выписывали из нее. Затем они узнали, что Сэм какое-то время прожил просто на улице. Известие об этом вызвало у родителей молодого человека чувство вины и очень их встревожило. Время от времени, когда Сэм лежал в больничном стационаре, Ральфа и Джудит приглашали туда поприсутствовать на процедуре обсуждения его состояния медиками. Но если Сэм возражал против этого, они были вынуждены уходить. Они объяснили врачам, что намерены продолжать поддерживать сына и делать для этого все возможное. Но вернуть его домой они не могли из-за угрозы физического насилия с его стороны. У меня создалось впечатление, что Джудит и Ральф буквально разрывались между зреющей внутренней готовностью признать свое бессилие и нежеланием окончательно бросить сына, которого они потеряли уже много лет назад.

Незадолго до гибели Ральфа они подробно написали консультанту сына об агрессивном по отношению к ним поведении Сэма и поинтересовались, нуждается ли он в долгосрочном лечении в условиях психиатрической больницы, хотя оба прекрасно понимали, что никак не могут повлиять на решение этого вопроса. Шансы на то, что Сэма подвергнут длительной терапии, были либо минимальны, либо их вовсе не существовало. Многие просто не знают, что старой системы психиатрических клиник и методик длительного лечения людей с серьезными психическими расстройствами в Британии, как и в других государствах мира, больше не существует. Согласно нормативам Национальной службы здравоохранения, средняя продолжительность пребывания в психиатрическом лечебном учреждении составляет три недели. Под воздействием движения против психиатрии как отрасли медицины, возникшего в 1970-х годах, а также в соответствии с модным в ту эпоху общим трендом на противодействие правительству, равно как и в результате политики жесткой экономии Британия и другие социал-демократии одобрили и впитали идею социальной интеграции психически больных людей и инвалидов в общество и «общественной заботы» о них. На деле это означало, что забота о таких людях и их лечение целиком ложились на плечи членов их семей, поскольку организации, решавшие эти проблемы прежде, катастрофически недофинансировались. Это еще один показательный пример того, какой перекос существует в нашем обществе в пользу физического здоровья в ущерб здоровью психическому. Пожалуй, ничего хуже и придумать нельзя.

Моя близкая подруга, в жизни которой совпали сразу две трагедии – тяжелый онкологический диагноз, поставленный ее мужу, и появление симптомов шизофрении, аналогичных симптомам Сэма, у ее сына-подростка, – рассказала мне, как разительно отличалось отношение к ним как к пациентам со стороны медиков. Она же поведала мне, что на практике означает «общественная забота». Так вот, оказывается, представители медицинско-санитарных служб и организаций буквально хороводы водили вокруг ее мужа, наперебой предлагая различные варианты лечения и заверяя, что все предлагаемые ими к использованию препараты и методики будут доступны ему до конца его жизни. Но в то же самое время ее сын, состояние психики которого быстро ухудшалось, почти не имел возможностей для получения какой-либо терапии, а те варианты, на которые он мог рассчитывать, были примитивными и малоэффективными.

Опыт Джудит говорил примерно о том же. Особенно ее раздражало то, что она чувствовала себя совершенно лишенной каких-либо ориентиров касательно лечения взрослого сына и совершенно не представляла себе, что и как в этом плане делается. Ее просто больше не посвящали в подробности диагноза или лечения Сэма (дабы не нарушать существующие правила конфиденциальности). Когда Джудит стала рассказывать мне о нескольких последних случаях, когда у нее была возможность увидеть Сэма, в речи ее стали проскальзывать ненормативные слова – в последний год перед гибелью Ральфа таких случаев было всего два или три. По словам Джудит, Сэму тогда уже исполнилось тридцать, но при этом он всегда выглядел значительно моложе своих лет. Ее обеспокоило то, что его била мелкая дрожь и он явно сильно потел, – Джудит приписала это действию препаратов. У нее просто сердце разрывалось от того, каким подавленным и печальным выглядел ее сын. Начав