Повелитель теней. Том 2 (СИ) - Куницына Лариса

— Это мы совершили ошибку, а вы здесь не при чём.

— Что ещё сообщает Деманкур?

— Очень странные вещи о казни. По желанию альдора он тоже присутствовал там, и пишет, что в самом начале казни неизвестно откуда появился странный дым, и все, кто был на площади, уснули глубоким сном. И проснулись только через пару дней без последствий для своего здоровья.

— Магия?

— Без сомнения. При этом двое осуждённых исчезли, Дама Полуночи и ещё кто-то, Демнкур не знает точно.

— Может, Адалина?

— Увы, нет. Её казнили первой. Если тебе это принесёт некоторое облегчение, альдор заменил ей жестокую казнь на более мягкую. Ей отрубили голову. Она не страдала.

— Она наверняка была до смерти напугана, бедняжка. А остальные?

— Их перебили приехавшие из дворца рыцари. Больше мы пока ничего не знаем. Есть надежда, что Дама Полуночи скоро появится здесь. Куда ей бежать? Она может что-то знать?

— Да, она умна и наблюдательна, но, я уверен, что будет торговаться за каждую толику информации так, что мне даже не снилось.

— Вряд ли получится, — усмехнулся де Грамон. — Король не простит ей этот провал. Он уже приказал, как только она объявится, отправить её в подземелье и постараться всё сделать так, чтоб она не умерла, пока не выложит всё, что знает и помнит, и то, что не помнит, тоже.

— Предателей никто не любит, верно? — заметил Марк. — Но ты ведь не затем меня искал, чтоб обсуждать последствия её провала. Айолин сказал, что ты меня ищешь.

— Ах, да, конечно! — оживился де Грамон.

Пока он рассказывал об убийстве Бартоло, Марк сидел, погружённый в мрачные раздумья, не проявляя особого интереса, и де Грамон уже начал думать, что тот не слышит, но когда он закончил, Марк поднял на него взгляд своих светлых глаз.

— Мне надо увидеть труп, Рене.

— Труп? — слегка растерялся тот.

— Я должен осмотреть его и узнать, как его убили? Каким образом отделили от тела руки и ноги? Какие разрезы на теле? Что это было? Меч, мясницкий нож для разделки туш или инструменты палача. Есть ли ещё какие-то повреждения? Его схватили и держали, тогда нападавших было несколько. Или сперва оглушили, тогда это, возможно, был один или два человека. Из чего сделан кляп, это тоже может навести на некоторые мысли.

— Ты прав, — задумчиво кивнул де Грамон. — Из такого осмотра уже можно сделать интересные выводы. Тебя проводят в мертвецкую. Тебе ещё что-то нужно?

— Я сам осторожно поговорю с Монтре. Он проявил ко мне некоторую симпатию, и я хочу укрепить её, а между делом выспрошу всё, что смогу. С его слугами сложнее. У меня пока нет здесь доверенных людей.

— Наши сыщики в твоём распоряжении. Я скажу Тома, и он найдёт тебе надёжных и расторопных парней.

— А что ты сам об этом думаешь? — де Сегюр внимательно посмотрел на де Грамона. — Ты всё-таки давно при дворе, а меня не было здесь столько лет.

— Я думаю, что это кто-то из его дружков, — без особой приязни ответил тот. — Сейчас многое при дворе меняется. Ещё недавно Монтре заправлял здесь со своей сворой раскрашенных шутов, которые окружали короля и ничем не брезговали ради любой подачки. Но сейчас в Сен-Марко съезжается настоящая знать — военные бароны с длинными родословными, богатыми наследственными поместьями и собственными армиями. Они, как боевой конь среди гавкающих шавок, спокойно идут к трону, самим своим видом разгоняя всякую мелюзгу и, естественно, вытесняют прежних фаворитов. Король не только принимает баронов из-за стен, он сам призывает тех, кого ещё недавно игнорировал. И шавки начинают понимать, что места для них всё меньше. Они грызут друг друга, не решаясь нападать на военную аристократию.

— Но причём тут Бартоло?

— Притом, что это может быть предостережение для Монтре или месть ему за то, что он кого-то вытеснил из окружения короля, стремясь оставаться на первых ролях.

— Такие есть?

— Более чем достаточно. И, уверяю тебя, эти шавки весьма злопамятны и жестоки, если речь заходит об ущемлении их интересов. По мне так пусть грызут друг друга, но приказ короля нужно исполнить.

— У меня мало времени, Рене.

— Мне нужно имя, Марк, имя, которое я подброшу Монтре, чтоб успокоить его. Доказательства не нужны. Он сам разберётся со своим обидчиком. Просто нужно, чтоб тот подходил на роль убийцы или заказчика и у него не было надёжного алиби.

Де Сегюр какое-то время задумчиво смотрел на старого приятеля. Де Грамон, милый, наивный и чувствительный Рене в этот миг смотрел на него с ледяным спокойствием, небрежно поигрывая бронзовым ножом для резки бумаги. Марк улыбнулся.

— Думаю, что подозреваемых слишком много, а времени слишком мало. Давай пойдём другим путём. Дай мне имена, а я проверю, насколько они подходят. После того, как я доложу тебе о результатах проверки, ты сам выберешь того, кто на твой взгляд является наиболее вероятным убийцей.

— Учитывая чрезвычайные обстоятельства, это самый разумный подход, — невозмутимо согласился тот. — У меня есть некоторые подозрения. Ты хочешь, чтоб я записал имена?

— Ни в коем случае, мой друг. Ты же знаешь, что не всё можно доверять бумаге. У меня отличная память на имена, даты и события. И я тебя внимательно слушаю.

Глава 18

Сыщики дважды наведывались в богадельню, где пряталась Изабо, но прикрыв носы плащами, только проходили по низким залам, где деревянные жёсткие койки были отделены друг от друга и иногда от прохода полотняными занавесями. Они разглядывали лежавших на койках больных и убогих, заглядывали под заштопанные одеяла, чтоб увидеть лица, и поскорее выскакивали прочь, потому что в воздухе здесь висел запах болезни, гниющих ран и едких испарений уксуса, которым промывали полы и койки для дезинфекции. Заходили они и в то помещение, где лежали заразные больные, но здесь даже не пытались прикоснуться к чему-либо, лишь подозрительно смотрели на скорчившиеся тела под серыми покрывалами.

Мерседес Флавио, высокая статная женщина в чистом белом платье и платке, покрывающем голову и скреплённом под подбородком, встречала их с безмятежной улыбкой и провожала, куда им было угодно заглянуть. Они невольно попадали подобаяние её спокойствия и необыкновенной красоты, — а она была смугла, с чёрными глазами и тонкими вразлёт бровями, — и глубокого бархатного голоса. Она говорила с ними так же, как с самыми тяжёлыми больными, которых её голос утешал, а слова внушали смирение или надежду. Они чувствовали, что она искренне заботится о страждущих, нашедших здесь приют, и вслед за остальными горожанами ощущали глубокое благоговение. Если входили они, прогрохотав кулаками в дверь, то уходили с поклонами и пожеланиями добра, тем более что она сразу просила называть её сестрой Мерседес. «Она похожа на монашку из старого кинофильма», — заметила как-то Ланфэн, и в её голосе прозвучало уважение, видимо, монашка, которую она вспомнила, была образцом высокого служения.

В очередной раз выпроводив стражников, Мерседес вернулась в инфекционное отделение, как она его называла, и, подойдя к задней стенке, пару раз стукнула в неё. Маленькая дверца приоткрылась, и из укрытия вышла Ланфэн в таком же платье и платке. Они подошли к крайней койке за пологом.

— Они ушли, — сообщила Мерседес.

Больная на койке откинула с головы одеяло и с облегчением вздохнула.

— Я чуть не задохнулась под этой тряпкой, — проворчала Изабо.

— По крайней мере, вы живы, — с неожиданной холодностью заметила Мерседес и, развернувшись, удалилась.

Изабо проводила её мрачным взглядом. За несколько дней её раны и ссадины затянулись и начали заживать, вызывая сильный зуд. К тому же всё ещё болела нога, повреждённая здешним подобием «испанского сапога», но лежать ей уже надоело. Она чувствовала, что могла бы встать и хотя бы размять ноги, но кто-то из больных, лежащих на соседних койках, мог её узнать.

— Долго ещё мне здесь сидеть? — спросила она, взглянув на Ланфэн.

— Не знаю, — пожала плечами та. — Я почти не выхожу на улицу. Капитан Оршанин говорит, что в луаре, по-прежнему, чрезвычайное положение, всюду рыщут сыщики секретной службы, а по городу постоянно ходят усиленные патрули. Богадельни, гостиницы, склады и лавки проверяют снова и снова. Здесь уже были дважды, и, может, придут ещё не раз. Так что вам лучше потерпеть, если вы не хотите в конечном итоге попасть на эшафот.