Блюз мертвых птиц - Джеймс Берк

— А что эти Дюпре могут знать о похищении?

— Я не уверен. Именно поэтому я и прошу вашего содействия.

— Лучше бы вам об этом поговорить с шерифом.

— А где он?

— Охотится на уток на острове Пекан. Только вот я не могу дать вам его личный номер.

— А ничего, что этого требует служба? — спросил я.

Я не услышал ответа. Клет Персел вырвал телефон у меня из рук.

— Слушай сюда, ты, никчемный кусок дерьма, — прорычал он в трубку, — тащи свою задницу в «Кру ду Суд», стучись им в дверь и заглядывай в окна, заползи под этот чертов дом, если нужно. А потом позвони нам и скажи, что ты там обнаружил. А если нет, я лично засуну твой телефон тебе в задницу.

Клет закрыл телефон и вернул его мне. Он заметил мое выражение лица.

— Что?

— Незачем ссориться с этими парнями. Я думал, у меня уже наметился прогресс, — ответил я.

— С округом Святой Марии? Для этих недоумков прогресс — это принятие Декларации об эмансипации.

— Пригони свою машину. Пневмонию еще тут поймаешь.

— Ты едешь?

— Клет, дай мне минуту.

Он посмотрел на часы.

— Приятель, мы должны действовать вместе. Не полагайся на местных. Мы — парни с личным интересом. Берем Пьера Дюпре и везем его на болото Хендерсона.

Его руки покрылись гусиной кожей, он неуклюже перепрыгивал с ноги на ногу, но это было не от холода. Его глаза расширились, дыхание пахло кислотой, он разминал шею и покачивал туловищем из стороны в сторону, плечи словно стали еще шире. Я ненароком коснулся его спины и почувствовал жар его кожи сквозь пиджак.

Одна из карет «Скорой помощи» остановилась около заднего входа в здание Фестиваля сахарного тростника, из нее вышли два санитара и достали каталку. Три патрульных автомобиля припарковались за «Скорой помощью», свет их мигалок отражался от зданий и дубов. Я поискал глазами Хелен Суле, но не нашел. Спустя мгновение у меня в кармане завибрировал мобильный. К моему удивлению, это был тот самый помощник шерифа, которому только что угрожал Клет.

— Робишо? — сказал он.

— Говори, — ответил я.

— Я послал человека проверить местечко Дюпре. Дом пуст, свет горит только на крыльце. Мой человек обошел дом по кругу, в нем никого нет.

— Ты уверен?

— Ты что, не слышал, что я только что сказал?

— Одна из жертв похищения моя дочь. Если я ее не верну, я найду тебя, — проговорил я и, закрыв телефон, посмотрел на Клета. — Это округ Святой Марии. В доме на «Кру ду Суд» никого нет.

— Не верю, — бросил он.

— Потому что не хочешь, — сказал я.

— Нет, я тщательно изучил дом. Там охранник стоял позади, около беседки. Я оторвал от него взгляд буквально на две секунды, и он исчез, то есть реально растворился в воздухе. Он никак не мог зайти внутрь дома или обойти его, я бы его заметил. Он и на три метра не отходил от этой беседки.

— К чему ты клонишь?

— Где-то рядом с беседкой должен быть какой-то вход в подземные помещения. Никогда не слышал никаких историй о тоннелях или подвалах в этом поместье?

— Нет. Но особняку более ста пятидесяти лет. Кто знает, что там под ним.

— Я еду туда. Ты со мной?

Я знал, что произойдет, если я останусь у здания Фестиваля сахарного тростника. Мне придется взять на себя командование на месте преступления, дождаться коронера, координировать действия с Хелен, следить за тем, чтобы все улики были помечены и изъяты, чтобы никто не проник на место преступления и чтобы тело забрали и перевезли в «Иберия Дженерал». Затем мне придется отправить кого-то, а может, и самого себя, сообщить тяжелые новости семье Джули. В это время кто-нибудь обязательно разболтает, что в здании была убита женщина, и моей следующей проблемой станет контроль толпы. И все это время моя дочь находилась бы в руках людей с милосердием гиены.

Помощник шерифа вышел из патрульного автомобиля, держа в руках видеокамеру и стабилизатор изображения.

— Я нашел их на въезде в парк, Дэйв. Их уже переехали машиной. Это как-нибудь связано с похищением Алафер?

— Отдай их технарям. Нужно проверить на предмет отпечатков пальцев, — сказал я. Клет уже направлялся к своему «кадди». — Подожди меня! — крикнул я.

Мы покинули парк, и у меня было такое ощущение, что вместе с ним я покидал свою карьеру в правоохранительных органах. Но приходит возраст, когда понимаешь и принимаешь, что ничто в этой жизни не навсегда, даже зимняя стужа, хотя сперва казалось, что она определяет всю твою жизнь. Я начал набирать мобильный Молли, чтобы сказать ей, где нахожусь.

— Никому не говори, куда мы направляемся, Дэйв, — посоветовал Клет.

— Но в этом нет никакого смысла.

— Если в местечке Дюпре действительно никого нет, если я ошибаюсь, мы сразу же вернемся обратно. Но если к нам в руки попадет Пьер, Алексис или их наемники, мы можем получить нужную нам информацию. Нам нельзя облажаться, партнер. Правила писаны для тех, кто хочет утром с улыбкой смотреть в свое отражение в зеркале. Они не для тех, кто хочет спасти жизнь своих детей.

Клет включил отопление, но все равно его бил озноб. Я снял свой плащ и накинул ему на плечи.

— Что это ты делаешь? — недовольно вскинулся он.

— У меня теплая вельветовая рубашка, — объяснил я, — плащ мне не нужен.

— Мне не холодно. Просто иногда дает о себе знать старая малярия.

— Тебе бы к врачу, дружище.

Клет кашлянул всей грудью и притворился, будто просто поперхнулся.

— Должен тебе кое-что сказать, приятель. Я понимаю, что подвел тебя. Из-за меня ты прикрывал Гретхен и нажил себе кучу неприятностей с Хелен.

— С Хелен у меня всегда одни неприятности.

— Когда все это закончится, отправимся все вместе в Ки-Уэст. Все за мой счет. Будем ловить марлинов в голубой воде, набивать холодильник горбылями и нырять за лобстерами с рифа «Седьмая миля».

— Так и поступим, дружище, — кивнул я.

Он смотрел прямо перед собой, мягкий зеленый свет приборной панели освещал его лицо, и в этом свете его глаза казались пустыми.

— У меня отвратительное чувство, — продолжил он, — нутром чую, что это конец. Как будто всю свою жизнь я занимался никому не нужным дерьмом и не сделал ничего стоящего.

— Не говори так.

— Гретхен же всю жизнь платит за мои ошибки. Если ты крадешь детство у маленькой девочки, ты никогда не сможешь вернуть ей его обратно.

— Ты годами пытался поступить правильно. Не вини себя, Клет.

— У меня «Калашников» в багажнике.

— Да ну?

— Модифицированный, но его не отследить. Что бы там ни произошло, сегодня последний день жизни тех паскуд, что убили Джули.

— Ты знаешь, что я не могу тебе позволить сделать это.

— Но ты знаешь, что я прав. И не притворяйся, что это не так.

Я смотрел прямо перед собой. Мы неслись по двухполоске в сторону Женеаретта, канал цепочкой струился в тумане, словно пытаясь догнать луну, будущие стейки на полях задумчиво жевали траву и сбивались в кучи под дубами. Я ждал, что Клет скажет что-то еще, но он молчал. Вместо этого он настроил радио на станцию одного университета в Лафайетте. Диджей поставил «Потускневшую любовь» Боба Виллса. Я уставился на радио, затем перевел взгляд на Клета.

— Ты сказал, что Гретхен насвистывала «Техасскую розу» той ночью, когда ты видел, как она пришила Бикса Голайтли?

— Ты умеешь подбирать слова.

— Но зачем девчонке из Майами насвистывать вестерн-мелодию, написанную семьдесят лет назад?

— Я ее спрашивал. Она сказала, что слышала ее по радио и она просто прилипла к ней, — ответил он, не отводя глаз от дороги.

— Она слышала ее по радио в машине в Алджирсе?

— Вроде да.

— И не она прикончила Вейлона Граймза?

— Нет.

— А песня в машине играла неподалеку от логова Граймза?

Клет посмотрел на меня.

— Не уверен. Я не спрашивал.

— Варина Лебуф тащится от вестерн-арта, музыки и одежды. Она коллекционирует индейские артефакты с юго-запада.

— Ты думаешь, это она выполнила заказ на Граймза? И, может быть, на Фрэнки Джи на автобусной станции в Бэтон Руж?

— Я не знаю. В этом деле я с самого начала словно слепой котенок.

— В этом ты не одинок, — кивнул Клет.

Дорога дугой ушла влево, в тень деревьев, и он включил дальний свет.

— Да не может быть, — выдохнул он.

— Остановись, — сказал я.

— А ты что думал, что я ее перееду, что ли?

— Неплохая, кстати, мысль, — заметил я.

У припаркованного на обочине кабриолета «Сааб», присевшего рамой на спустившее заднее колесо, стояла Варина Лебуф, освещенная фарами нашего автомобиля. За ней, в окружении зарослей хурмы и черных дубов, просматривалось кладбище, заполненное белыми крестами и постаментами, большая часть их накренилась под неестественным углом, утопая в мягкости мха, лишайника и мокрой почвы, которой редко касались солнечные лучи.