Обрученная с Розой - Симона Вилар

…Вечерело. Убаюканная шумом волн и легкой качкой, Анна заснула на палубе, и пожилой матрос накрыл ее своей курткой. Филип лег неподалеку и долго смотрел в темное, без единой звезды небо, пока и сам не задремал.

Проснулся он от криков. Опять Том бился и вопил в руках старшего матроса:

– Край света! Я же говорил… Море горит! Господи Иисусе, святые угодники, примите в руки свои грешную душу!

Казалось, он лишился рассудка и готов броситься в океан. Филип вскочил и кинулся помогать пожилому моряку, однако тут же сам застыл, глядя на воду. Море светилось, словно охваченное холодным пожаром. Это было голубовато-зеленое, мертвенное свечение, шедшее откуда-то из глубин. Гребни волн искрились так, что глазам было больно глядеть. Даже рыбы в глубине испускали таинственный свет и были видны через толстый слой воды.

– Господь всемогущий, что же это?

Пожилой матрос какое-то время глядел на воду, потом мрачно усмехнулся:

– Я видел такое однажды. Моряки говорят, что море требует жертв… Оно расстилает свой саван.

И, взглянув прямо в глаза рыцарю, добавил:

– Молитесь, сэр. Снова будет буря.

Том лишь жалобно всхлипывал на его плече. Филип невольно сотворил крестное знамение.

– Раны Господни, но ведь «Летучий» больше не выдержит!

– Потому я и сказал – молитесь.

Филип оглянулся. Анна Невиль стояла в двух шагах от них, руки ее безжизненно висели вдоль тела. В фосфорическом свете моря ее фигура казалась объятой пламенем. Когда же рыцарь приблизился к ней, она обреченно спросила:

– Мы погибнем?

Она подняла к нему осунувшееся лицо, глаза ее при необычном свете были особенно огромными. Филип попытался улыбнуться.

– Помнится, вы уже задавали мне этот вопрос, миледи. Как видите, Провидение было милостиво к нам. Кто знает, может, и на этот раз нам повезет. Где же ваш кураж, мой храбрый Алан, ведь нам приходилось бывать в переделках и похлеще, разве не так?

Улыбка Анны получилась жалкой. Филип взял ее руку,

– Мне будет спокойнее, если вы вновь спуститесь под палубу к основанию мачты.

Анна замотала головой:

– Нет, нет. Я останусь с вами.

Филип положил руки на ее плечи.

– Прошу, будьте покладистой. И, ради всего святого, не связывайте мне руки своим присутствием, иначе я буду вынужден заботиться только о вас, а не о себе.

Какое-то мгновение Анна глядела на него, а затем покорно спустилась в трюм, захлопнув за собой крышку люка. Филип же стал совещаться с матросами о том, что они могут сделать, чтобы хоть как-то укрепить судно перед бурей.

Море погасло так же внезапно, как и вспыхнуло. Занялся рассвет, а с ним явился и ветер, пригнавший тяжелые тучи. Начался шторм. И вновь обезображенный корпус судна швыряло и крутило среди волн, пены и вихрей брызг. «Летучий» стонал и, казалось, готов был развалиться при каждом новом порыве ветра. Море ревело, молнии одна за другой секли небо, и при их свете беснующееся водное пространство выглядело еще более грозным.

Три человеческих существа на палубе не в силах были что-либо предпринять. Они лишь горячо молились, вверив судьбу небесам, да из последних сил цеплялись за обрывки снастей и обломки ограждения.

Филип втиснулся в небольшое углубление у кормы и лишь набирал в легкие побольше воздуха, когда видел, что очередная волна готовится накрыть корабль. Вдруг он замер, заметив, как у обломанного основания грот-мачты откинулась крышка люка и оттуда показалась голова Анны.

– Назад! Назад! – изо всех сил закричал рыцарь.

В этот момент новый вал обрушился на палубу, и у Филипа все оборвалось внутри. Забыв обо всем на свете, он кинулся по скользкой наклонной палубе туда, где только что была Анна, и прыгнул в люк. Хвала небесам! Она была здесь. Ее оглушило и отбросило назад потоками воды. Филип схватил ее за руки.

– Я же просил вас!..

– Трюм наполняется водой, – проговорила девушка. – Я не могла больше оставаться здесь, не сообщив вам.

Майсгрейв похолодел. Они с Анной стояли на груде тюков шерсти, а внизу плескалась вода. Филип медленно спустился и тут же, не устояв, рухнул в воду. Поначалу он погрузился с головой, а когда поднялся, вода была ему по грудь. Снаружи о борт ударяли волны. За переборкой бился Кумир. Когда он на миг притих, рыцарь услышал слабое журчание воды. Он вздрогнул, поняв, что расшатанные качкой доски внутренней обшивки сдали и вода через множество щелей устремляется в трюм. Значит, он не обманулся, заметив наверху, что корабль как бы осел и накренился в сторону кормы. Так оно и было – они погружались, и любая большая волна могла ускорить их гибель, опрокинув отяжелевшее судно.

Филип стоял не двигаясь, пока очередной удар о борт не повалил его в воду. За перегородкой снова заметался Кумир. Тогда рыцарь вскарабкался на тюки и, стараясь не глядеть на девушку, заговорил:

– Попробуем что-нибудь сделать. Залатаем пробоины… Надо откачивать воду… Завалим щели тюками с шерстью…

– Но ведь щелей слишком много, – возразила Анна. – Кругом течь. Я все осмотрела, прежде чем подняться наверх.

Она говорила совершенно спокойно. Филип повернулся к ней – Анна улыбалась.

– Разве теперь не все равно?.. – негромко проговорила она. – Разве я не была счастлива в этой жизни? И разве ты сейчас не со мной?..

Она шагнула к нему и обняла. Они погибали, и все, что имело значение в их земной жизни, не стоило сейчас ровным счетом ничего. Анна прильнула к Филипу всем телом, ее руки ласкали его шею и плечи, блуждали в жестких от соленой воды кудрях.

Филип также обнял девушку одной рукой, держась другой за кусок каната, обвивавшего основание мачты. Их качало, он с трудом стоял на ногах и удерживал ее. Зеленые, как у кошки, чуть прикрытые глаза Анны были совсем рядом. В них отражались туман и нежность.

– Я так давно люблю тебя, Фил… – шептали ее губы возле самого его рта. – Я люблю тебя и не хочу умереть, не познав, что такое твоя любовь. До смерти еще остается целая вечность, и я хочу принадлежать тебе. Возьми же меня, люби меня, Фил…

Ее голова откинулась, влажные губы блестели. Филип терял голову. Буря, шторм, безысходность – все это куда-то ушло, все, кроме этой улыбки, полной первозданной страсти, кроме безграничной нежности в ее глазах и хрупкого, тесно прильнувшего к нему тела.

Потрясенный и околдованный, он склонился к Анне и приник к ее теплым сладостным устам, раздвинул их в поцелуе, ощутил, как его язык коснулся ее зубов. На какой-то миг они оба застыли, забыв обо всем, упиваясь этим долгим, завораживающим поцелуем.

На корабль внезапно обрушился такой удар, что они непременно упали бы с тюков, если бы Филип отпустил канат. Он удержал Анну, и она изогнулась, запрокинув голову. И в этот миг сверху долетел неистовый вопль: