Большие деньги - Джон Пассос

В конторе в эту минуту никого не было, послать было некого. Она переходила через Бикон-стрит, как вдруг с обеих сторон как из-под земли выросли два копа. Один из них сказал ей:

– Спокойно, мисс, без шума!

И через минуту она оказалась в темном «воронке». По дороге в участок она, все взвесив, не стала упрекать себя в безответственности своих действий. За многие недели она наконец вдруг расслабилась. В участке на Джой-стрит ее посадили за решетку, а не в камеру. Она сидела на скамье напротив окна с двумя рабочими-евреями с фабрики по производству одежды и какой-то хорошо одетой, в цветистом летнем платье, с ниткой жемчуга на шее женщиной и наблюдала за тем, как копы разводят по камерам участников пикета. Они были отменно вежливы, в хорошем, даже веселом настроении; все это со стороны казалось игрой, не верилось, что подобное происходит на самом деле и на карту поставлено что-то очень важное.

В новой партии арестантов, которую только что выгрузили из «воронка» перед полицейским участком, она увидела высокого человека. Она сразу узнала его по фотографии в «Дейли». Это был Дональд Стивенс. Краснорожий коп вывернул ему руки за спину. Рубаха разорвана у ворота, а галстук превратился в бахрому, словно кто-то долго рвал его зубами. «С каким достоинством он ведет себя», – сразу подумала Мэри.

У него стального цвета волосы, коричневая, словно от загара, кожа, сияющие серые глаза над высоко посаженными скулами. Когда его отводили от стола дежурного, она долго глядела ему вслед, на его широкие плечи, растворяющиеся в унылом мраке тюремного коридора. Ее соседка прошептала ей, что он задержан за подстрекательство к мятежу, а не за бездельничанье и попрошайничество, как другие. Пять тысяч долларов залога. Он пытался организовать митинг в Бостон-Коммон.

Мэри просидела в участке с полчаса. Вдруг она увидела перед собой своего сотрудника, невысокого роста мистера Фейнштейна, а рядом с ним какого-то высокого, модно одетого мужчину, который заплатил за нее залог. Одновременно с ней под залог выпустили и Дональда Стивенса. Все четверо пошли от полицейского участка вместе. На углу мужчина в модном костюме сказал:

– Вы оба слишком нам нужны, и нельзя было допустить, чтобы они продержали вас под арестом целый день… Может, увидимся еще в «Бельвю», апартаменты «Д», второй этаж…

Помахав им на прощание рукой, он ушел. Мэри так не терпелось поскорее поговорить с Дональдом Стивен-сом, что она даже не узнала имя своего спасителя. События неслись просто сломя голову, и она была не в состоянии сосредоточиться на них.

Мэри постоянно дергала Дональда за рукав, чтобы он не шел так быстро – они с Фейнштейном не поспевали за его размашистыми шагами.

– Меня зовут Мэри Френч, – сказала она. – Что будем делать? Нужно ведь что-то делать!

Он повернулся к ней с широкой улыбкой, посмотрел на нее так, словно видит впервые.

– Я слышал о вас, – сказал он. – Вы такая смелая девушка… вы в отличие от вашего комитета либералов ведете настоящую борьбу.

– Но они тоже делают все, что могут, – возразила она.

– Нам нужно вывести весь рабочий класс Бостона на улицы, – сказал Стивенс своим низким, скрипучим голосом.

– Мы вывели рабочих фабрик по производству одежды – вот и все.

Он вдруг с досадой ударил кулаком по своей ладони.

– Ну а итальянцы? А что скажете о жителях Норт-Энда? Где ваша контора? Вы только посмотрите, что мы сделали в Нью-Йорке! Почему же вы не делаете этого здесь, в Бостоне?

Он наклонился к ней с нежной доверчивой улыбкой на губах. От его проникновенного взгляда ее усталость как рукой сняло, она уже не чувствовала смущения и вдруг, не отдавая себе отчета, взяла его под руку.

– Пошли в ваш комитет, там поговорим. Потом обратимся к итальянцам, в их комитет. Мы должны взорвать все профсоюзы!

– Но, Дон, в нашем распоряжении всего тридцать часов, – сухо охладил его пыл Фейнштейн. – Лично я больше полагаюсь на политическое давление, оказываемое на губернатора. Вы же знаете, у него президентские амбиции. Думаю, он смягчит им приговор.

В офисе ее ждал Джерри Бернхем.

– Ну, Жанна д'Арк, что скажешь? – начал он. – Я уже собирался идти в участок, чтобы внести за тебя залог, но, вижу, тебя уже отпустили.

По-видимому, Джерри с Дональдом Стивенсом, были знакомы.

– Послушай, Джерри, – сказал, закипая, Дональд Стивенс, – неужели и это не потрясло тебя? Не заставило хотя бы немного изменить твою позицию отъявленного циника?

– Не вижу резона. Я знаю, что все президенты колледжей – подлецы. Экая новость!

Дональд Стивенс отступил к стене, словно сдерживая себя, чтобы не дать Джерри по физиономии.

– Никак не пойму, как это настоящий мужчина, у которого еще осталась хоть капля мужества, не становится сегодня «красным»… даже такой мелкобуржуазный журналист, как ты.

– Мой дорогой Дон, пора тебе давно знать, что мы, журналисты, заложили в ломбард за взятки наше мужество еще во времена первой мировой войны… если только оно тогда у нас было… Ну, думаю, на сей счет есть разные мнения.

Дональд, рванув на себя дверь, вышел в соседний кабинет. Мэри, глядя на покрасневшее лицо Джерри, не знала, что ему сказать.

– Ну, Мэри, если у тебя днем возникнет желание немного взбодриться, перекусить и выпить – а оно у тебя обязательно возникнет, – то буду ждать тебя на обычном месте…

– Нет, у меня не будет времени! – холодно отрезала Мэри.

Она слышала низкий голос Дональда в соседнем кабинете и торопилась войти туда вслед за ним.

Усилия всех адвокатов не увенчались успехом. Мэри горячо говорила, убеждала, спорила, отстаивала свою правоту. Как бы получше организовать акцию протеста в последнюю минуту? Она чувствовала, как летит время, как один за другим уходят, откатываются, словно отлив, часы жизни этих двух человек. Эти томительные минуты казались ей каплями крови, падающими на пол из ее вен на запястьях. Она чувствовала слабость, никак не могла преодолеть своего болезненного состояния. Не хотелось думать ни о чем. С каким облегчением она бежала рысцой по тротуару за Дональдом Стивенсом, который стремительно шел вперед своими гигантскими шагами. Они обошли многие комитеты. Уже почти полдень, а дело не сдвинулось ни на йоту.

На Ганновер-стрит их окликнул из своего седана «форд» какой-то бледнолицый итальянец. Дональд открыл перед ней дверцу.

– Товарищ Френч, познакомьтесь, – товарищ Строцци… он повозит нас по округе.

– Вы американский гражданин? – нахмурившись, спросила Мэри.

Строцци, покачав головой, улыбнулся ей, растянув свои тонкие губы.

– Может, они дадут мне бесплатный билет обратно в Италию?

Мэри не помнила, что они делали весь остаток дня, он прошел как в тумане. Они ездили по самым бедным предместьям Бостона. Довольно часто тех, кто им был нужен, дома не оказывалось. Сколько времени пришлось зря потратить на звонки из телефонных будок по ошибочным номерам. Она все делала не так как надо – она была в этом убеждена, – неотрывно глядела на толпы людей, все прибывавших в их офис, мужчин и женщин. Она чувствовала резь в глазах, словно их запорошило пылью. Стивенс утратил свою первоначальную язвительно-раздраженную манеру разговаривать. Теперь он терпеливо спорил с должностными лицами из тред-юнионов, с социалистами, священниками, адвокатами, демонстрируя лишь свою холодность с едва заметной долей сарказма.

– В конце концов, они храбрые люди. Сейчас уже не важно, будет ли спасена им жизнь или нет. Теперь нам гораздо важнее спасти силу рабочего класса.

Все были с ним согласны.

– Любая демонстрация означает акт насилия, и она наверняка может лишить нас последнего шанса, надежды на помилование губернатора в последнюю минуту перед казнью, – говорил он.

Мэри теперь не знала, куда подевалась ее инициатива. Неожиданно она стала секретаршей Дональда Стивенса.

Она не чувствовала себя такой несчастной, когда бегала по его поручениям.

Поздно вечером она обошла все итальянские рестораны в поисках какого-то анархиста, который зачем-то понадобился Стивенсу. Ни в одном не было посетителей. Пусто. Повсюду царила леденящая тишина. Все притихли возле обреченных на смерть. Люди держались подальше друг от друга, словно опасаясь заразиться. В глубине салона одного ресторанчика на втором этаже она увидела Джерри Бернхема. Он один сидел за столиком со стаканчиком виски и бутылкой имбирного пива. Лицо у него было бледное как полотно, и он чуть покачивался, сидя на стуле. Он посмотрел в ее сторону, но не увидел. Официант, склонившись над ним, тряс его за плечо. Он был в стельку пьян.

Как было приятно вернуться снова в офис, к Стивенсу, который все еще пытался организовать всеобщую забастовку. Когда она вошла, он бросил на нее испытующий взгляд.

– Снова неудача, – с горечью бросил он.

Положив трубку, поднялся, своими большими шагами подошел к рядами вбитыми в мрачной желтой стене крючкам, снял свое пальто и шляпу.