Светлая грусть - Ольга Эдуардовна Байбулова

взял, чтоб перед майскими праздниками отдохнуть, а потом вернуться и развлекаться всем вместе. Олеська старалась меня одну не оставлять, чтоб я лишний раз не грустила о своих проблемах – знала, могу в это удариться, когда работы нет, а Ксюня занята чем-то. Я тогда была несчастной матерью-одиночкой, – пояснила она, мельком посмотрев на Аню, и снова отвернулась. – Мы их так ждали, специально пораньше проснулись. Олеся из аэропорта позвонила – как всегда веселая – сказала, они удачно сели, скоро будут дома. Мы с дочкой готовились – вкусняшек всяких наделали, принарядились немного, вдруг, – она зажмурилась, закусила губы, глубоко вздохнула и продолжила:

–Вдруг Стас позвонил. Что он говорил, я не могла разобрать – казалось, в трубку воет какое-то дикое животное. Он не кричал, не плакал, он ревел, – она закрыла лицо руками, глаза оставались сухими. – Все, что я могла разобрать, было: «Ее больше нет, Алиса, нет ее. Приезжай». Как я осознала, что случилось, как поняла, куда ехать, я до сих пор не знаю. Помню, что мурашки по телу побежали, руки затряслись, и я попросила Галю с Ксюшей посидеть, а сама как была в праздничном алом платье, прыгнула в машину и погнала туда, по дороге набрала няню, ничего ей не объяснила, велела срочно приехать.

До последнего во мне тлела надежда, что это какой-то идиотский розыгрыш. Уже на месте аварии увидела машины с мигалками, но подумала, может, оттуда вылезут люди с тортом и прокричат что-то типа «С Первомаем!», а я потом устрою скандал сестрице за неудачную шутку. Подъехала, ничего такого не случилось, я несуразно, цепляясь платьем за кусты, спустилась на каблуках вниз, а там…

Алиса спрятала лицо в ладонях и заплакала. Аня бросилась ее обнимать и предложила не продолжать дальше.

-Давно уже было, а я как сейчас вижу, – слезы лились по щекам, но девушка отчего-то решила довести свой рассказ до конца:

–Сначала я увидела его машину. Мне стало жутко – металлический корпус, который мы считаем чем-то прочным, способным защитить, мне показалось, скомкало как лист бумаги. Тем более, Стас обо всех своих машинах очень заботился – они у него как с картинки были. И там. Просто груда металла. Вокруг сновали люди, я не видела ни Стаса, ни Олеси. Меня никто не спросил, кто я и по какому праву туда пришла. Я беспомощно озиралась вокруг. Тут в поле моего зрения появилась девушка, такая маленькая, круглолицая, с заправленными за уши волосами и пирсингом в левой ноздре. Помню, глаза добрые-добрые. Наверное, она была медсестрой скорой, потому что сразу взяла меня за руку и попросила:

-Помогите, пожалуйста. Его надо уговорить.

-Кого, зачем?

Она указала. И тогда мой взгляд сфокусировался в нужной точке – Стас сидел на земле, обхватив голову руками. Его буквально трясло. Наверное, он плакал. Возле него на корточках присел мужчина и что-то говорил. Судя по одежде, это был врач. Тут я осознала: сестры рядом нет, и мне стало еще страшнее.

-Где она? – спросила я у этой девушки.

-Не надо вам к ней, помогите с ним сначала. Он от всего отказывается, ему надо швы наложить.

-Отведите меня к ней, – я вцепилась в ее руку, не знаю, как я это просила – плакала, кричала, помню, изнутри меня разрывало от страха. Но я до последнего не верила, что Олеси не стало. Девушка смирилась, и выполнила мою просьбу. Сестру уже загрузили в машину. Анька! – Алиса уткнулась в почти такое же хрупкое создание как она сама:

-Это было ужасно, – шептала она, Анюте явно было не по себе от того, до какого состояния она довела всегда веселую и приветливую Алису:

-Давай ты остановишься. Я не хочу писать книгу такими жертвами.

–Нет, надо уже закончить, прости, – девушка отстранилась, села на кровати, обхватив колени. – Представляешь, они потом говорили, ее всю переломало – она погибла почти сразу. Но лицо ее осталось нетронутым. Тем не менее, я увидела его и поняла: это конец. Там была не моя Олеся, а красивая кукла до жути похожая на меня – неестественно белая кожа и синеватые губы – вот и вся маска смерти, а выражение лица – сама безмятежность. Кажется, я закричала, кажется, зарыдала. Помню, в тот момент рядом оказался Стас. Меня не сложно было заметить, я маячила там неуклюжим красным пятном. Он обнял меня. И какое-то время мы плакали вместе. Только потом я подняла глаза и увидела, что стало с ним. Он весь был в крови – падая, машина затормозила об дерево. Оно пробило окно, и ему буквально разорвало щеку. Не знаю, стеклом или веткой, но вид был ужасен.

-Боже, что с тобой? – пролепетала я. – Тебе надо к врачу.

-Ничего мне не надо кроме нее.

-Пожалуйста, Стас, – я вспомнила слова этой девушки и попыталась найти ее глазами. – Мне страшно на тебя смотреть, идем, тебе помогут.

-Мне ничего не поможет.

Как мне удалось его уговорить, как я потом умудрилась довезти нас домой и успела сказать няне, чтоб ничего не рассказывала дочери – я не помню, все будто накрыло пеленой.

-Алис, прости, что заставила все это вспомнить, – казалось, Аня сама вот-вот заплачет.

-Это еще не все. Там был шок, а самое страшное было потом – когда мы поняли: ее больше нет, а нам надо как-то жить дальше. У меня не было никого кроме дочки. У Стаса отец живет черте где, с мамой и сестрами они никогда не были близки. По сути, он тоже остался один.

Друзья почти все разъехались на майские праздники. У Олега и Славки до этого страшного случая была дурная привычка не брать с собой мобильник, чтоб не вызвали по работе. Ваньке тоже не сразу дозвонились – в итоге, он не смог взять билеты, чтобы прилететь на похороны. Половина наших общих подруг тоже была где-то вне зоны досягаемости. Тем не менее, хоронить ее приехало много людей, в том числе тех, кого ни я, ни Стас не знаем.

У нас были лишь мы.

Мы должны были как-то помочь друг другу выкарабкаться, научиться жить без нее.

И нам было безумно тяжело.

Он начал налегать на спиртное. Опустошил весь домашний бар, а потом признавался мне, что ему это ничуть не помогает – думал забыться, но вместо пьяного бреда чувствовал, как мозг оголяется и в нем остается одна мысль – о ней.

Я погрузилась