Ничьи котята - Евгений Лотош

— Старость не радость! — пожаловалась девушка, с наслаждением вытягивая ноги. — Устала как собака. Но еще на час-другой меня хватит. В конце концов, когда еще выберусь?

— Да, у тебя через неделю подготовительные курсы в университет начинаются, — согласно кивнул Демиург. — Придется до самой зимы ходить с распухшей головой и сонными глазами, а из ушей начнут сочиться плавленые мозги. Так что наслаждайся последним мирным выходным. Пару минут передышка, а потом идем искать Яну. Кстати, если ее мороженое растает, мы его и сами неплохо съедим. А она пусть пеняет на себя.

Яна бежала по аллее, не обращая внимания, следуют ли за ней остальные. Радостная энергия летнего солнца переполняла ее, и весь мир казался теплым и дружелюбным, как большая лохматая собака. Дорожка пошла ощутимо вверх, окружающий лес посветлел, и через пару десятков шагов, запыхавшись, она выскочила на смотровую площадку высоко над горными кручами, резко обрывающимися вниз, к далекому океану. Она остановилась, опираясь руками в колени и тяжело дыша, но не переставая с любопытством оглядываться по сторонам.

И тут ее словно с размаху хлестнули по лицу.

Задохнувшись от неведомого доселе ощущения, она неловко упала на одну коленку, уперевшись ладонью в горячий на солнце асфальт. Саженях в пяти от нее, на самом краю смотровой площадки, возле резко обрывающейся ограды, спиной к ней неподвижно стоял человек. Мужчина не обращал на девочку никакого внимания, но от него исходили такие волны страшной смертельной тоски и беспредельной боли, что Яне словно уперлась в лицо невидимая ладонь, с силой отталкивая ее назад. Что случилось? Что с ним? Почему он стоит здесь совсем один и почему ему так плохо?

Она пересилила порыв развернуться и убежать. Так неправильно. Если дядя так плохо себя чувствует, его ни в коем случае нельзя оставлять одного. Так говорила мама, еще до того, как Яна стала девиантом, а сама мама начала непрерывно испытывать тоску и страх. Если человеку плохо, даже одно хорошее доброе слово может помочь ему справиться с бедой. Но почему он здесь один?

Борясь с собой, она встала на ноги и неуверенно сделала шаг вперед. Потом еще один. И еще. Ее глаза расширились от ужаса, когда она увидела, что незнакомец стоит на самом краю площадки, там, где кончается земля и начинается пропасть. Но ведь не может же он…

Он — самоубийца. Она поняла это так же отчетливо, как видела далеко внизу катящиеся океанские волны. Он пришел сюда умереть, потому что ему плохо и одиноко. Но такого нельзя допустить! Нельзя! Ни за что! Но как? Она всего лишь маленькая девочка, а ни Дзинтона, ни Цукки, ни даже Карины нет рядом… Она попробует удержать его эффектором, если он начнет падать, но что, если не сумеет? Он большой и тяжелый, вместе с Кариной они бы его точно удержали, но в одиночку? Нет, надо по-другому. Но как?!

Борясь с накатывающими волнами тоски, она подошла к мужчине, встала рядом и крепко вцепилась в поручень перил. Надежная твердость железа успокаивала.

— Дядя… — несмело сказала она.

Сай неподвижно стоял на краю обрыва, чувствуя, как душный жаркий ветер треплет рубашку. Начинающееся опускаться к закату солнце раздражающе слепило глаза сразу с двух направлений — с неба и с океанской поверхности. Мыслей больше не осталось. Он не в состоянии и дальше выносить свою боль. С тех пор, как каменный пьедестал с телом Расумы опустился в огненное жерло крематория, прошла неделя — и душа упорно не желала исцеляться. Он даже отказался взять на работе отпуск на несколько дней, потому что страшился оставаться один в опустевшем доме. Но каждый вечер ему все равно приходилось возвращаться туда — в место, где каждая вещь все еще носила на себе отпечаток ее дыхания, ее веселого характера. Память продолжала терзать его и днем, и ночью, и ночью становилось хуже всего. Он метался на горячих простынях, и ему казалось, что стоит только повернуть голову, протянуть руку, чтобы ощутить ее упругое тело, услышать ровное сонное дыхание… Но ее больше нет. Обычная несправедливость — автокатастрофа, поздно нажатые тормоза, знак дорожного перехода, не защитивший ни ее, ни их еще не рожденную дочь. Несправедливость, так характерная для жизни, которую он более не в состоянии выносить.

Где-то там, позади, шумел Парк чудес, и тысячи людей беспечно развлекались всеми доступными способами. Завтра для них наступит новый рассвет, и новый день примет их в свои объятия. Сай пришел сюда в надежде, что сумеет вобрать в себя хоть капельку их счастья и безмятежности. Он ошибся. От вида беззаботно смеющихся мужчин и женщин камень на сердце лишь прибавил в весе.

Чувств больше не осталось. Лишь бесконечная серая тоска и боль затопили все вокруг, заставляя желать лишь одного: чтобы все кончилось как можно быстрее.

Он прислушался к себе. Да, все решено. Домой возвращаться незачем. Мелкие неоконченные дела больше не имеют никакого значения. Завещания он не оставляет, но сестра как-нибудь разберется и сама. И вообще, вряд ли мир рухнет после его смерти. Решение взвешено, обдумано и принято. Осталось лишь немного наклониться вперед, и силы гравитации довершат остальное.

Раздавшийся сзади и внезапно оборвавшийся дробный топот детских сандалий заставил его вздрогнуть от досады. Броситься с обрыва на глазах у ребенка — свинство чистой воды. Ничего. Дети — существа непоседливые, покрутится вокруг пару минут и умчится дальше по своим неотложным делам. Он потерпит.

За спиной — робкие шаги, тяжелое сбивчивое дыхание. Несмелый голос:

— Дядя…

— Да? — подавив раздражение, негромко спросил он, слегка повернув голову. — Что тебе нужно?

— Дядя, тебе очень плохо?

— Что? — от удивления он повернулся к девочке всем телом. — Но… откуда ты знаешь, молодая госпожа?

— Тебе очень плохо, я чувствую, — решительно сказала девочка, откидывая с глаз челку. — Дядя, так неправильно. Так нельзя. Почему тебе плохо?

— Беги по своим делам, молодая госпожа, — едва сдерживаясь, ровно произнес Сай. — Мои чувства тебя не касаются. Родители, наверное, тебя уже потеряли.

— Они умерли, — девочка зябко передернула плечами и, отвернувшись, стала смотреть вниз с обрыва, до белизны в костяшках вцепившись в поручень. — Они погибли в автокатастрофе.

— Вот как… — растерянно произнес Сай. Что-то непонятное шевельнулось в глубине океана тоски. Да, мир жесток и несправедлив. Все умирают именно тогда, когда должны жить и жить. И Расума, и их ребенок, который даже не успел родиться. Возможно, их дочь оказалась бы похожей на эту девочку. — Мне очень жаль, что так получилось, молодая госпожа. Прими мои соболезнования.