Варяжская правда: Варяг. Место для битвы. Князь - Александр Мазин

Сергей вскочил на Пепла. Жеребец прыгнул вперед и тут же шарахнулся в сторону, услышав взвизг стрелы. Печенеги наконец начали стрелять, но то были одиночные стрелы, и все они ложились низко и мимо, потому что стрелки боялись задеть всадников.

Духарев повернулся, поглядел назад. Печенеги были уже так близко, что можно было разглядеть отдельные лица, раззявленные в вопле рты.

«Эх! – подумал Духарев. – Будь у меня хоть пара дюжин стрелков, я бы вам дал просраться!»

Конечно, он понимал: будь их две дюжины, а не двое – печенеги тут же рассыпались. Это же степь – места хватает.

Среди свирепых рож степняков Сереге вдруг бросилась в глаза одна, знакомая. Ну точно! Тот самый, из сна. Который командовал допросом пленника-хузарина. Вожак!

Мелькнула шальная мысль: если я его завалю, вдруг остальные отстанут?

Духарев выхватил из колчана стрелу, крикнул:

– Машег! Глянь на копченого с волчьим хвостом на шапке!

– Да у них половина с волчьими хвостами! – крикнул в ответ хузарин.

Спущенная тетива хлестнула по наручу. Серегина стрела ушла вверх. Через несколько мгновений один из степняков дернулся в седле: стрела прошила ему плечо. Другой степняк, не тот, в кого целил Духарев. Вторая стрела тоже не попала в цель.

– Видишь, ну? – закричал Духарев.

– Вижу! – Хузарин сообразил, в кого метит Сергей.

Щелк!

Машегова, оперенная перьями цапли, особая, с голосом, стрела взмыла ввысь и…

Печенежский вожак махнул круглым щитом и отшиб визжащую смерть не хуже, чем это сделал бы варяг. И тут же потерялся среди своих воинов.

Между тем расстояние, отделявшее преследователей от преследуемых, снова начало увеличиваться.

Устах, увидев это, уже скакал прочь, гоня перед собой остальных лошадей. Элда ему помогала. Не слишком умело.

Когда Машег с Сергеем поравнялись с ними, табунок поскакал проворней. Но печенеги шли за ними, не отставая.

За Поняткой и Гололобом погони не было.

Хузарин вдруг ловко развернулся в седле задом наперед.

Конь его, ничуть этим не смущенный, продолжал идти ровным галопом, не отставая от остальных и не обгоняя, хотя мог бы.

А Машег поднял лук… И показал себя. Сравнить его с обычным стрелком – все равно что сравнить пулемет с винтовкой Мосина. Туго набитый колчан опустел за минуту. Тетива стучала, как взбесившийся метроном. Это было нечто невообразимое. Один… Один (!) воин заставил рассеяться целую сотню врагов! Нет, печенеги не повернули назад, просто рассыпались в стороны. И самую малость сбавили темп, сообразив, что в первую очередь вылетают из седла те, кто впереди. Расстояние между ними и варягами увеличилось.

Машег засмеялся и сильным толчком вернулся в нормальное положение. Он был очень доволен. Не в последнюю очередь оттого, что поймал восхищенный взгляд Элды.

Устах вытянул из своего колчана толстый пук стрел и протянул опустошившему свой сак хузарину. Машег взял, но использовать их сразу не стал. Печенеги вытянулись дугой и отставали шагов на четыреста. Чтобы на такой дистанции, на скаку снять одинокого всадника, даже Машегу потребовалось бы очень много стрел.

Глава тридцать пятая,

в которой Серега Духарев неожиданно узнает о том, что его считают мудрым

Они уходили на запад, меняя аллюр с галопа на шаг и снова с шага на галоп. Скакали до первых звезд, хотя еще на закате миновали пересохшее русло маленькой речушки. Песок на дне был влажный – под ним оставалась вода. Это было хорошее место для ночлега, но варяги не могли остановиться на виду у преследователей.

А вот печенеги остановились. Но не все. Часть продолжала погоню.

– Может, оставить им пару мешков с серебром? – предложил Устах.

Синеусый варяг устал от дневной жары и долгой скачки. Он то и дело прикладывался к фляге. Но позволял себе не более глотка: воду приходилось экономить.

– Рассыпать серебро по траве – пусть пособирают? – предложил Устах.

– Нет, – коротко ответил Духарев.

Он тоже вымотался. В их компании только Машег казался бодрым. И по мере сил подбадривал остальных. Особенно Элду. А нурманка держалась куда лучше, чем рассчитывал Духарев. Скакала наравне с мужчинами. Вот только менять коней на ходу не умела, приходилось останавливаться. Хузарин неизменно оказывался рядом, подставлял под сапожок сцепленные руки, придерживал стремя. Еще раньше он подобрал для женщины лошадей с самой ровной рысью. Поначалу нурманка от помощи гордо отказывалась, но потом смирилась. К вечеру ее не привычные к долгой езде мышцы настолько одеревенели, что Машег буквально вынимал ее из седла. Но Элда не жаловалась, и варяги это оценили.

Когда на небе высыпали звезды, преследователи повернули назад. Преследуемые рискнули сделать только короткий привал.

– Машег, сколько нам примерно до тракта? – спросил Духарев.

Хузарин подумал немного:

– До ближайшего колодца – стрелищ семьдесят-восемьдесят, – уверенно ответил он.

Рожденный в степи, хузарин железно «держал» направление.

Теперь задумался Сергей.

Возвращаться на тракт было рискованно.

Духарев прислушался к своим ощущениям: когда нет иного выхода, стоит довериться интуиции.

Но интуиция молчала.

– Идем на тракт! – решил Сергей, и они снова полезли в седла.

Примерно через час под копыта коней легла ровная твердая дорога. Еще через полчаса Духарев скомандовал:

– Стой!

Впереди, отражая лунный свет, белел плоский камень, прикрывающий горло колодца.

Вдвоем с Устахом они отодвинули камень. В черной яме серебром блеснула вода.

Теперь можно было устраиваться на ночлег.

Первым нести стражу выпало Духареву. Элда и Устах моментально уснули, а вот Машег ложиться не торопился. Сидел на свернутом войлоке, глядел на звезды. Духарев-командир бодрствования хузарина не одобрял. Если по расписанию бойцу положено спать – должен спать, а не на звезды пялиться. Но Духареву-дозорному общество товарища было приятно.

Как ни странно, несмотря на тяжелый день, Серега не чувствовал себя вымотавшимся. Когда уходили от погони, он впал в некое дремотное состояние: полусон-полубодрствование. Темп отряду задавал Машег, и как только лошади переходили на шаг, Серега тут же растворялся в жаре и мерном покачивании конской спины. Тело само предпринимало нужные усилия, чтобы не вывалиться из седла. И эти усилия были минимальны. Это было вроде экономного дыхания в поединке. Этот неожиданный подарок организма Серега в полной мере оценил только сейчас. И очень сильно подозревал, что Машег тоже владеет подобным искусством, иначе как он ухитряется оставаться бодрым после целого дня в седле? Да еще в полном доспехе и под палящим солнцем.

Духарев уже собрался спросить его об этом, но Машег сам задал ему вопрос.

– Вот скажи, Серегей, – тихо проговорил он. – Ты видишь будущее, когда захочешь или когда на тебя от Бога нисходит?

– Скорее второе.

– Жалко, – хузарин вздохнул. – А то я бы тебя попросил посмотреть кое-что… Про нас. В будущем.

– Ты думаешь, я бы сам не посмотрел, если бы мог? – отозвался Серега.

Машег снова вздохнул. Часто он вздыхает. Раньше за ним подобного не замечалось. Что-то с благородным хузарином не то…

– Давай, выкладывай, – подбодрил его Духарев. – Что там у тебя?

– Да, понимаешь… Это касается Элды…

Еще один вздох.

– Да? А мне показалось, у вас все ладится.

– Да, в общем, – Машег опять вздохнул. – Ладится, да. Но, понимаешь, я сначала ее не понимал. Думал: красивая баба, страстная…

– А разве нет?

– Да… Да, все так. Только… Она другая. Не такая, как я думал поначалу.

– Ну, брат, ты даешь! – сказал Сергей. – Много у тебя было женщин, которые оказывались такими, какими казались?

Машег не ответил.

Прошла минута, другая…

Между небом и землей лежала душно-теплая ночь. Степь была словно огромный зверь. Она дышала, и у ее дыхания был свой, особый, неповторимый запах. Земля казалась живой под сухой шерстью травы. А все, что на ней: люди, звери – вроде насекомых на бычьей спине. Земля была теплой, а звездное небо, наоборот, холодным и пугающим. В такие минуты Серега понимал, почему небесные боги кочевников свирепее и мстительнее богов земных. И для него, кочевника не только пространств, но и времени, эти холодные небеса были еще более пугающими. Как там говорил парс? «Звезды тебя не знают». Чужие звезды…

Машег что-то сказал, и Духарев очнулся.

– …У меня, Серегей, было много разных женщин, – говорил хузарин. – Всяких… Но все не такие, как она. А Элда… Ей трудно было, Серегей. С мужчинами трудно, а с женщинами – еще труднее. Ее биться учили – как мужа. А у нее душа нежная, словно птенец перепелки.

Машег еще раз вздохнул и добавил:

– Я думаю, ее мне Бог послал, Серегей!

– Или тебя – ей? – заметил Духарев.

– Или меня – ей, – повторил Машег. И добавил после паузы: – Сердце у меня болит, Серегей. Что с нами будет? Что будет с ней? Страх во мне теперь, брат. Раньше такого не было. Раньше у меня не было Элды – только Бог был и честь родовая. Ни Бога, ни честь отнять нельзя, Серегей. А ее – можно. Раньше я смеялся в глаза смерти. Бог сотворил нас смертными. Мы должны умирать. Иначе как бы мы возвращались к своему Творцу? Смешно избраннику Господа бояться Небесного Отца! А теперь я боюсь, Серегей! Боюсь умереть… Я уйду, а что тогда станет с ней? Что сотворит с ней этот мир, когда я уйду? Навсегда уйду, Серегей! Ты мудр, подскажи, как мне с этим жить?