Великий Ганнибал. «Враг у ворот!» - Яков Нерсесов

Казалось, история «противоборства» Нерона с Гасдрубалом Баркидом на этом и закончилась, но судьба сжалится над опозорившимся римлянином и еще даст ему прекрасный шанс сполна рассчитаться со своим вероломным обидчиком.

Но это случится спустя годы и… в другой стране…

Пришлось сенату отозвать «одураченного» патриция Нерона. Рассказывали, что никто не соглашался ехать очередным проконсулом в далекую, полную опасностей Испанию. К тому же средства, которые Рим мог туда направить, были весьма скромными. Покойные братья Сципионы постоянно жаловались сенату на нехватку людей и денег. Тем более, в Испанию следовало отправить толкового, опытного офицера, а огромные потери предыдущих лет привели к тому, что таких офицеров было немного. Шел восьмой год изнурительной «Ганнибаловой войны», конца и края которой не видел никто.

На специально созванном Народном собрании решали – как выправлять ситуацию!

Глава 2. «За отца! За дядю!! За тестя!!! За Рим…»

Неожиданно перед Народным собранием выступил совсем молодой человек – на вид ему было не многим более 20 лет – из знатной патрицианской семьи, но уже с богатым на события боевым прошлым!

Он был участником кавалерийской сшибки его отца с конницей пунов при Ломелло (если верить пропатрициански настроенным римским авторам – тогда он спас своего тяжелораненого папу) и вероятным свидетелем неудачи римлян Семпрония Лонга на берегах Треббии! Кроме того, кое-кто из современных исследователей, опираясь на его высказывание, что он «…лично присутствовал при самых страшных поражениях римлян…», склонен считать его еще и очевидцем (?) драмы-трагедии Фламиния у Тразименского озера?! И наконец, он сражался под Каннами, где трагически погиб его тесть – консул Луций Эмилий Павел! Там он был одним из военных трибунов II легиона и смог не только спастись сам, но и вместе с Аппием Клавдием Пульхром вывести из окружения большой отряд деморализованных соплеменников! Более того, якобы именно он в условиях всеобщей паники помешал тогда Луцию (Квинту или Марку?) Цецилию Метеллу и его сообщникам-«подельникам» из числа знатных римских юнцов осуществить предательский план бросить Рим на произвол судьбы и бежать – куда глаза глядят!

…Кстати, как известно, римляне допускали, что иногда они могут терпеть поражения, но при этом должны были верить, что победа неизбежна. От всех граждан, особенно от знати, ожидалось, что они будут храбро сражаться, и пока они действовали так, как велит им долг, проиграть сражение не считалось постыдным. Нельзя было ставить под сомнение то, что Рим продолжит сражаться и, в конце концов, одержит победу. От патрициев и вовсе требовалось проявлять в тяжелые годины истинно римскую доблесть — умение преодолевать любую неудачу, какой бы ужасной она ни была, и довести войну до победного конца…

Вытащив тогда меч, наш юный аристократ якобы поклялся, что не только никогда не покинет республику в тяжелую минуту, но и никому не позволит это сделать. Если кто-то из заговорщиков попытается оставить родину, то он убьет их. Заставив всех присутствующих по очереди на мече принести клятву верности родине, он лишил их возможности совершить самое ужасное преступление для римского гражданина той поры – предать Отечество! (Сегодня трудно судить, где в этой красивой истории – правда, а где – патетический приукрас позднеримской исторической традиции?!)

Нашего юного героя звали… Публий Корнелий Сципион… Младший! Подлинная дата его рождения осталась нам неизвестна. Он, совсем недавно ставший эдилом (как это ему удалось в столь юном для римского политика возрасте – загадка?!), являлся не только зятем геройски павшего под Каннами консула Луция Эмилия Павла, но сыном и племянником недавно погибших в Испании полководцев – братьев Сципионов. Таким образом, он имел все основания лично мстить карфагенянам за потерю на «Ганнибаловой войне» сразу трех близких родственников! Сципион-Младший выразил твердую готовность продолжить дело отца и дяди и поклялся завоевать не только Испанию, но и Африку, и… Карфаген!

«Вот вы все постоянно говорите только о Ганнибале! Вы думаете только о Ганнибале!! Между тем ваш враг – город Карфаген!!!» – так неожиданно смело начал свою речь перед убеленными сединами почтенными сенаторами непозволительно юный с римской точки зрения для столь ответственной должности Публий Корнелий.

В ответ на эту, как тогда сочли многие, по-юношески безрассудную похвальбу он услышал от многоопытных старых политиков предельно доходчивую фразу: «Так-то оно так, но Ганнибал-то находится на расстоянии недельного марша от Рима, а Карфаген – за морем, в Африке!» Сципион за словом в карман не полез и сказал, как отрезал: «Все правильно! Но если вы разрушите Карфаген, что тогда останется от Ганнибала?»…

Сципион держался так, будто враги уже разбиты. Всем показалось, как будто внезапно луч света прорвался сквозь свинцовый сумрак. А ведь Испания казалась римлянам проклятой и зловещей страной. В то же время претензии молодого Сципиона на ведение войны в Испании кое-кто посчитал как наследственные. Тогда Публий Корнелий совершил исключительно продуманный шаг, объявив, что он, безусловно, откажется от столь высокой должности, если кто-либо из стариков (причем сказано это было без малейшего намека на иронию!)… возьмется сам победоносно завершить войну в Испании.

Не нашлось никого…

В то же время сегодня неясно – не является ли описание этой патетической сцены более поздним приукрасом со стороны великодержавно настроенных римских историков, а они были большие мастера возвеличивания своей страны, в том числе сквозь призму предков-героев – своего рода «икон» для подражания… чуть ли не полубогов!

Впрочем, это всего лишь «заметки на полях», оставляющие за читателем право на свои выводы…

Несмотря на открытое противодействие со стороны невзлюбившего его Квинта Фабия Кунктатора, постоянно твердившего, что нельзя доверять испанскую армию человеку, еще не достигшему 25-летнего возраста и никогда не бывшему ранее не только консулом, но и претором, молодой Публий Корнелий все же оказался избранным в проконсулы и в конце 210 г. до н. э. ему было поручено командование войсками в Испании, там, где его ждали могилы безвременно погибших смертью храбрых отца и дяди.

…Кстати, это беспрецедентное для истории Рима назначение означало, что высшее военное командование доверили рядовому гражданину Рима, т. е. человеку, которому ранее никогда не поручались столь ответственнейшие задачи. Но, с другой стороны, он, как многие патриции его поколения, несмотря на свой по римским меркам юный возраст, волею судьбы провел долгие годы на изнурительной военной службе, какая раньше на долю римлян такого возраста не выпадала. Кто не погиб, не сгинул, кого не подкосили раны и болезни, тот уже в молодости приобрел несравненно больше боевого опыта, чем многие из убеленных сединами сенаторов за целую жизнь, столь придирчиво решавших: дать юнцу «порулить» или не дать?! Так вот среди этой юной поросли оказалось очень много очень одаренных офицеров, которым удастся не только достойно продолжить дело Фабия-Марцелла, но и спустя десятилетия победоносно провести римские легионы по разным частям Средиземноморья, превращая их в римские провинции и закладывая основы гигантской в будущем Римской империи…