Мужей много не бывает - Адель Паркс

— Нет, Лаура. За все время наших отношений я не сделал ни одного широкого или благородного жеста. Но я в этом сильно раскаиваюсь. Прости меня, пожалуйста.

— За что? — настороженно спрашивает Лаура.

— За все.

Лаура вздыхает. После нескольких секунд молчания она спрашивает:

— Ты выиграл?

Некоторое время я не могу понять, о чем она, но затем вспоминаю.

— Нет.

Она поднимает глаза. На лице у нее написано искреннее удивление и даже, наверное, разочарование.

— Ты не выиграл?

— Да.

— Почему? — с удивлением спрашивает она.

— Я исполнил только одну песню, а это против правил конкурса. И это была «Люби меня нежно», а не заявленные «Тюремный рок» или «Тебе одиноко сегодня?», и меня дисквалифицировали.

— Какой ужас.

— Да нет, ничего страшного. — Проиграв конкурс в 1996-м, я винил в этом Беллу. В этот раз я не виню Лауру. И даже не теряю время на самообвинение. Бывают потери пострашнее. — Но в любом случае, даже если бы меня не дисквалифицировали, я бы все равно не выиграл. «Люби меня нежно», взятая отдельно, не может показать мой настоящий уровень, и, кроме того, она была плохо отрепетирована. — Этот конкурс будто происходил в другой жизни. Уехав из Лас-Вегаса, я почти не вспоминал о нем. Все мои мысли были о Лауре.

— А почему ты не спел заявленные, отрепетированные песни? — спрашивает она. — Если бы ты исполнил их, тебе не было бы равных. Ты бы точно выиграл.

— Спасибо. — От ее слов по моему телу разливается тепло. Как приятно осознавать, что Лауре хоть что-то во мне нравится.

Я кашляю.

— Песня «Люби меня нежно» была для тебя. Я подумал, что, может быть, ты все-таки пришла на мое выступление. И эта песня может тебя… ну, не знаю… тронуть, что ли. Я надеялся, что ты простишь меня. — Я пожимаю плечами.

— Стиви, какой же ты дурак. Ты сам лишил себя приза. — Она потрясенно качает головой.

— Точно, — соглашаюсь я. — Потому что призом была ты, Лаура. И я лишился тебя. После такой потери конкурс не значил для меня ровным счетом ничего.

— Меня и сценического костюма за тысячу шестьсот долларов. Неудачный у тебя выдался вечерок, — говорит Лаура, но ехидства в ее голосе почти не слышно. Затем она вдруг требует: — Спой ее сейчас.

— Что?

— Спой ее сейчас.

Я расслышал Лауру с первого раза, а переспросил просто от неожиданности. У меня сейчас нет ни музыки, ни настроения. Во имя всего святого, я же нахожусь в приемной врача!

Лаура складывает руки на груди. У нее очень красивая грудь. Неуместная мысль, но честная. Я скучал по ней и по сердцу, что в ней бьется. Да к черту, не так уж и трудно спеть песню в приемной врача. Если леди этого желает.

Я откашливаюсь.

— Он что, правда собирается петь? — спрашивает старуха с опухшими лодыжками.

— Похоже на то, — отвечает старуха с бухающим кашлем.

Старуха со слуховым аппаратом подкручивает колесико громкости.

Я начинаю петь «Люби меня нежно».

А что мне еще делать? Цветы не сработали, конфеты она бы вообще швырнула мне в лицо. Это все-таки шанс. В этой балладе три простых куплета по четыре строчки в каждом и припев. Я считаю, что она глубокая, проникновенная, полная чувства — только необходимо спеть ее как следует. Потому что если ее «залажать», то она может показаться просто нелепой. Я молю Лауру любить меня искренне. Любить меня долго. Любить меня сильно. А в заключение сам обещаю любить ее. Клянусь любить ее вечно.

В реальном времени песня длится минуты две. Но по моему внутреннему времени — не меньше недели. Вот главное выступление моей жизни. Как никогда мне хочется покорить аудиторию. Конечно, я не имею в виду старых горгулий — они растворяются, исчезают. Остается только Лаура и я. Только ее я должен завоевать, захватить, тронуть и убедить. Это все для Лауры.

Когда я замолкаю, Лаура говорит:

— Тебе она не так хорошо дается, как «Тебе одиноко сегодня?».

— Да. Не так. — И все-таки она не бросилась мне на шею и не захлопала во все ладоши, как в Лас-Вегасе. По правде говоря, ничто в ее облике не говорит, что я ее хоть сколько-нибудь растрогал.

— Что ты здесь делаешь, Стиви? Чего ты хочешь?

Я бы мог потянуть время. Спросить, как дела у Эдди, — я по-настоящему по нему скучаю и правда хотел бы знать. Я бы мог перегнуться через конторку и поцеловать Лауру, привлечь ее к себе, вспомнить восхитительное чувство, возникавшее у меня всякий раз, когда она прижималась к моей груди. Или я мог бы сказать, что снова хочу быть счастлив и для этого мне нужна она. Ничего из этого я не делаю.

Что-то мне нашептывает, что сказанное мною сейчас будет самой важной фразой в моей жизни. Нервное напряжение становится почти невыносимым.

— Когда ты молод, ты влюбляешься более-менее случайно. И женишься в конце концов тоже случайно. Само по себе это мало что значит. Что происходит потом — вот что важно. У нас с Беллой все пошло наперекосяк, и мы расстались. Все, что было между нами, — это старая и забытая история.

— А что меняется, когда ты становишься старше? — спрашивает она.

— Я выбираю тебя. Я посмотрел по сторонам — очень внимательно посмотрел — и понял, что для меня ты лучше всех. Я прошу тебя выбрать меня, — говорю я.

— Что ты имеешь в виду? Глубокий вдох.

— Лаура, ты выйдешь за меня замуж?

— Во имя всего святого, да что с вами двумя? Что вам без «замужа»-то не живется? Почему ты не можешь, как нормальный человек, сказать, что просто хочешь быть со мной? — сердито спрашивает она. Она так возмущена моим предложением, что даже поднимается со стула. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Обойдя конторку, она встает напротив меня. Я мог бы ее схватить.

— Я должен понимать это как отказ? — спрашиваю я. Надеюсь, мой голос не выдает охватившей меня жалости к себе.

Она молчит.

— Нет, ты не должен понимать это как отказ. Но это определенно и не «да». И даже не «может быть». Это… — Пытаясь найти подходящую формулировку, она оглядывается по сторонам. — Я подумаю. Потому что, хотя я злюсь на тебя и ненавижу тебя, мне все же кажется, что ты — лучшее, что случалось со мной в жизни.

Кто-то начинает аплодировать — понятия не имею кто. Это может быть одна из трех горгулий. Или медсестра или врач — они вышли из кабинета, чтобы посмотреть, почему к ним никто не торопится. Или даже я сам. Я притягиваю Лауру к себе и целую ее. Замечательный поцелуй. Крепкий, основательный, страстный. Он длится и длится. И я хочу, чтобы он никогда не кончался.

Спустя долгое время Лаура отстраняется и говорит: — Но мне все равно нужна копия того письма. И некоторые гарантии. В частности, кое-какие подробности о том, что ты делал в последние несколько месяцев.