Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс! - Николай Яковлев

Каждый отъезд в Шангра-Ла Рузвельт шутливо именовал «плаванием» И вел там «бортовой журнал», записывая имена спутников, отправившихся вместе с президентом. Хотя в жизни Рузвельта не было дня, чтобы он хоть несколько минут не посвятил своей коллекции марок, в Шангра-Ла он часами просиживал над альбомами. Президент занимался эскизами марок, присылавшимися ему министерством почт. Почти все новые выпуски марок в США в те годы так или иначе прошли через руки ФДР. К концу его жизни коллекция марок выросла до внушительных размеров: более 1250 тыс. Самые дорогие хранились в 150 альбомах, на каждой странице которых были пометки рукой ФДР. В 1946 году коллекция президента была продана с аукциона за 250 тыс. долл.

Другое развлечение, тайная страсть президента. Он лично надзирал за резко ужесточившимся в годы войны политическим сыском в стране, объектом которого были в первую очередь коммунисты и вообще «левые». Директор ФБР Э. Гувер умел скрашивать монотонность дней не только скучными сводками, но и колоритными доносами, изрядно веселя президента. Как-то он пожаловался Рузвельту, что агент ФБР был задержан в момент, когда он устанавливал подслушивающее устройство на телефоне левого профсоюзного лидера Г. Бриджеса. Рузвельт расцвел. Он покровительственно похлопал Гувера по спине и воскликнул: «Клянусь богом, Эдгар, тебя впервые застали со спущенными штанами!» Они очень подружились, президент США и директор ФБР.

Но все же Рузвельт не всегда поощрял рвение ФБР. Шпики выяснили, что С. Уэллес был, по-видимому, гомосексуалистом. По многим и этой причине Хэлл захотел избавиться от заместителя. Он взывал к ФДР сам, его поддержал министр юстиции Биддл. Рузвельт сначала отмалчивался, а затем спросил Биддла: «Разве он занимается этим в служебное время?» Естественно, отрицательный ответ. Уэллес остался на своем посту34. Терпимость президента, солидарность гротонца, а может быть, он знал, что глава бесподобного ФБР также страдал этим пороком? Тогда изобличение Уэллеса взял на себя его соперник в дипломатическом мире США У. Буллит. В сентябре 1943 года скомпрометированный Уэллес ушел в отставку.

Торжествующий Буллит явился к ФДР. Чего он ожидал – неизвестно; знали, что он неустанно сплетничал об Уэллесе. Рузвельт мрачно взглянул на него и, чеканя слова, произнес: «Уильям Буллит, стой, где стоишь. У врат рая апостол Петр. Подходит Самнер Уэллес, сознающийся в своей человеческой слабости. Апостол Петр впускает его в рай. Появляется Уильям Буллит. Апостол Петр говорит: «Уильям Буллит, ты предал человека. Отправляйся в ад». Рузвельт помолчал и добавил, что не хочет больше никогда видеть Буллита.

В военные годы, какие бы неприятные и тяжелые вести ни шли с фронтов, президент сохранял спокойствие. Ничто не могло поколебать душевного равновесия Рузвельта, за исключением одного – нападок на его детей. В ноябре 1943 года Л. Джонсон в речи в палате представителей сообщил: «Чем больше мы узнаем о жизни и работе Рузвельта, тем большим уважением мы преисполнимся не только к его посту, но и к нему как к человеку»35. Л. Джонсон попросил включить в протоколы конгресса статью из журнала «Тайм» от 29 ноября 1943 г. В ней, между прочим, говорилось: «Рузвельт стал почти неуязвим для политической критики. Он редко, если вообще сердится, и это случается лишь тогда, когда кто-нибудь пытается уколоть президента, нападая на его детей. Тот факт, что четверо сыновей Рузвельта носят военные мундиры, помогает понять его крайнюю чувствительность к спискам потерь – о них он прежде всего спрашивает; когда приходит сообщение о сражении».

Журналист У. Уинчелл видел, как ФДР расплакался. Некий конгрессмен Ламбертсон со своими друзьями публично твердил, что сыновья ФДР избегают фронта. Уинчелл оказался в кабинете президента в то время, когда тот читал письмо одного из своих сыновей. «Папочка, – писал он, – иногда я мечтаю о том, чтобы кого-нибудь из нас убили, и тогда они, может быть, перестанут терзать остальную семью!» Президент отложил письмо, губы его задрожали, на глазах показались слезы.

Уинчелл случайно выяснил, что сын Ламбертсона только что отказался служить в армии, ссылаясь на свои убеждения. Журналист немедленно сообщил газетам об этом открытии, соответствующие заголовки запестрели на первых страницах. ФДР вызвал Уинчелла. На столе перед президентом лежали газеты со статьями о сыне Ламбертсона. Рузвельт постучал по ним мундштуком и произнес только одно слово: «Благодарю!»

VII

В ночь на 8 ноября 1942 г. американо-английские войска под командованием Д. Эйзенхауэра высадились в Северной Африке, находившейся под контролем правительства Виши. Операция носила претенциозное название «Факел». Высадка прошла без больших боев. Представитель Рузвельта в Северной Африке Р. Мэрфи с удовлетворением вспоминал: «С военной точки зрения операция «Факел» частично была блефом. Союзные штабы считали, что для нее нужно, по крайней мере, полмиллиона человек»36. Высадилось 110 тыс., нехватку остальных компенсировали усилия УСС, сумевшего подготовить благоприятные условия для союзников. Французские войска через несколько дней прекратили сопротивление. Рассказывают, что, когда Стимсон позвонил Рузвельту доложить о результатах высадки, рука президента, державшая трубку, заметно дрожала. Он ответил: «Слава богу, слава богу. Поздравляю. Потери незначительны. Много ниже, чем вы предсказывали. Слава богу». Благодарить надо было УСС.

Рузвельт, которому прямо докладывал Мэрфи, санкционировал соглашение с адмиралом Дарланом, одним из активных деятелей режима Виши, оказавшимся тогда в Северной Африке.

Сделка вызвала очень бурную реакцию. Рузвельта обвиняли в том, что он способен делать дела с фашистскими режимами. Двое представителей де Голля явились к Рузвельту негодовать. Он раскричался: «Я имею дело с Дарланом, ибо он дал мне Алжир! Завтра я буду иметь дело с Лавалем, если он предложит мне Париж!» Да, политическое решение – сделка с Дарланом – позволило американским войскам избежать кампании в Алжире и Марокко. В то время, когда обвинения сыпались на ФДР со всех сторон, а Хэлл объявил их «идеологической», то есть «коммунистической», пропагандой, И.В. Сталин писал Черчиллю: «Мне кажется, что американцы умело использовали Дарлана для обеспечения дела оккупации Северной и Западной Африки. Военная дипломатия должна уметь использовать для военных целей не только Дарланов, но и черта с его бабушкой».

Дарлан понимал, что он нужен американцам только на время. Его опасения подтвердило публичное заявление ФДР: соглашение «является только временной целесообразностью, оправдываемой лишь военной необходимостью». Узнав о заявлении Рузвельта, Дарлан пишет американским командующим: «Я только лимон, который американцы выбросят, когда выжмут до конца». Таинственное убийство Дарлана в конце декабря избавило Вашингтон от дальнейших хлопот.

Гитлеровцы быстро оправились. Они перебросили в Тунис несколько дивизий, которые не только остановили, но и отбросили американские войска. Предсказание генерала Маршалла на совещании у президента в начале ноября о том, что Тунис будет занят «в две-три недели», не оправдалось. После поражения на Кассерингском перевале генерал Б. Смит из штаба Эйзенхауэра заметил: «Нужно было расквасить нам нос, чтобы выбить из нас некоторое зазнайство». Стремительного наступления в Тунисе не получилось, предстояла затяжная кампания в дождливую африканскую зиму.

В начале 1943 года, когда американские войска не могли справиться с полудюжиной вражеских дивизий, Красная Армия, окружив крупную группировку врага под Сталинградом, продолжала победоносное наступление на запад, сражаясь с сотнями вражеских дивизий. В ежегодном послании о положении страны, прочитанном конгрессу 7 января 1943 г., Рузвельт был вынужден указать, что «доблестная защита Сталинграда и… наступление русских армий… являлись самыми большими, самыми важными событиями во всей стратегической обстановке в мире в 1943 году». Что до американских успехов, то, если отбросить пропагандистские рассказы, президент реалистически указал: вторжение в Северную Африку заставило Германию «отвлечь часть своих людских и материальных ресурсов на другой театр»; в войне против Японии «в прошлом году мы остановили японцев. В нынешнем году мы намереваемся наступать».

Победа на Волге положила начало коренному перелому в ходе войны. Это поставило Ф. Рузвельта и У. Черчилля перед необходимостью как-то объясниться с великим союзником. ФДР задумал провести встречу с И.В. Сталиным. Вероятно, он рассчитывал вместе с Черчиллем утопить в потоке риторики очевидное – СССР по-прежнему один нес тяжкое бремя войны, а иного для нас в будущем Вашингтон и Лондон не планировали. Рузвельт наверняка понимал, что позиция западных союзников шаткая, он несколько загадочно писал Черчиллю: «Предпочитаю для встречи спокойный оазис, а не плот в Тильзите»37.