Рыцарь из ниоткуда - Александр Александрович Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Завидев Сварога, пятеро сорвали каталаны и поклонились. Коротко кивнув им, Сварог подошел к двум телам, лежавшим почти бок о бок возле мертвых лошадей, – вот эти двое, сразу видно, убиты пулями…
Почуялся резкий запах пороховой гари – скорее всего, показалось, все произошло часа два назад, любой пороховой дым давно развеяло бы…
Он стоял над ними с застывшим лицом. Лица Стахора он не видел, того пули швырнули ничком (да, вот и четыре следа от них на спине), руки под грудью, ноги поджаты, словно он собирался куда-то прыгнуть в свой последний миг. Эгле лежала навзничь – три пули в грудь, лицо не задето, на нем так и застыла яростная решимость. В откинутой правой руке так и зажат небольшой, никогда раньше не виденный предмет: черная гнутая рукоять, вместо ствола – толстая серебристая спираль. Одеждой ничем не отличаются от местных: зеленые костюмы, высокие сапоги, охотничьи ножи на поясах, тут же валяются каталаны с окаймляющими тулью ожерельями из звериных зубов – Сварог не стал присматриваться чьих.
Не было ни сожаления, ни сочувствия, ни чувства вины. Если уж откровенно, только облегчение от того, что разрешалась еще одна проблема, способная стать крайне серьезной из-за своей загадочности: неизвестно было, чего следует ожидать, абсолютно неизвестно.
И, как случается в таких вот ситуациях – что-то вроде тоскливой усталости и легкой злобы на жизнь за то, что она именно такова и другой никогда не станет…
– Давайте, – кивнул он своим.
Ни единого вопроса не последовало – все обговорили заранее. Работа началась: из мертвых рук со всеми предосторожностями вынули неизвестное оружие и упаковали в надежные контейнеры, металлические шесты в два счета превратили в носилки (Марлок настаивал, чтобы тела скрупулезно исследовали, учитывая, что Стахор и Эгле облагали кое-какими странными способностями), двое с приборами принялись обследовать деревья и трупы – следовало на всякий случай поискать и следы, какие оружие оставило – если оставило). Сварог, без которого, в общем, все и так крутилось, как часовой механизм, постоял немного, потом, отшвырнув сигарету, подошел к пятерым оставшимся в живых. Те подтянулись на военный манер. Как и Гаржак, они выглядели понурыми и подавленными, но ни у кого Сварог не увидел признаков сломленности, и это было хорошо. Твердые ребята, пусть и с пятнышками на биографиях. С двумя он встречался лично во время инструктажа перед очередной операцией, а об остальных знал немало, как и обо всех людях Гаржака. В подобной ситуации людей просто необходимо подбодрить, заверить, что они старались не зря. А потери всегда были и всегда будут…
– Молодцы, ребята, – сказал он, переводя с одного на другого один из сугубо королевских взглядов. – Сделали все, что могли, большего от человека и требовать невозможно…
Лица у них стали теми, каких он и ожидал. Великое все-таки дело – похвала Главнокомандующего, как бы он ни именовался. Тот, что стоит справа, брюнет с ястребиным носом, чуть повел головой в сторону покрытых плащами и сказал ничуть не робко:
– Похоронить бы как следует, Ваше величество…
Правильные были парни.
– Уж это непременно, – сказал Сварог. – Сейчас прилетит второй самолет, заберет всех, я распоряжусь, чтобы сделано было все, что надлежит…
Монументов, конечно, не будет, подумал он – людям этой профессии их не ставят. Наград тоже не будет – не по скупердяйству, а оттого, что эти парни ни при какой погоде не романтики, подобная мишура им абсолютно не нужна, предпочитают брать деньгами. А в общем, как не раз уже было думано-передумано, итог как итог. Не хуже и не лучше многих других…
…Сварог Барг, король королей и прочая, и прочая, пребывал в Малом кабинете. Поместился в кресле, в позе, не вполне приличествующей королю: вытянув ноги, едва не съехав с кресла седалищем, закинув руки за голову. К счастью, свидетелей столь вопиющего нарушения этикета не имелось. А вот повод расслабиться имелся нешуточный.
Над входом в «королевскую половину» с утра висел узкий, золотистого цвета прапорец с тремя плетеными косицами – знак, что король на сегодня изволил быть свободным от всех текущих дел, так что беспокоить его не следует (что, естественно, не касалось всех причастных к спецслужбам). Сварог давно уже с живейшим интересом поглядывал на изящный шкафчик с запасом лучшего спиртного – но лень было вставать.
Он и в самом деле провернул нешуточную работу – ну, не один, конечно, сплошь и рядом с многочисленными помощниками, однако мотором всего предприятия был именно он…
На девственно чистом столе перед ним лежали только три стопы бумаг – долго готовившиеся, но доведенные наконец до ума проекты – и каждую стопу венчал королевский указ, по всем правилам подписанный золотыми чернилами, припечатанный Большой королевский печатью и украшенный двумя подвесными на витых шнурках из золотой канители.
Одну из них назвать стопой можно было из чистой вежливости – не считая указа, там имелось всего-то три листочка, после обнародования которых герольдами крестьяне возрадуются, а благородное дворянство немного закручинится – но это уже его проблемы…
Сим указом Сварог отменял одну из старых привилегий сеньоров – согласно которой крестьяне могли печь хлеб исключительно на господских пекарнях. Далеко не самая важная привилегия – но дворянство за нее держалось, как за все прочие, а крестьяне, соответственно, терпеть не могли, это им обходилось в год в нешуточную копеечку – этакий исполнительный налог. Повинность эта не раз становилась не главной, но серьезной причиной крестьянских мятежей и всегда вносилась в список требований (если таковой составлялся).
Вот так я вас, подумал Сварог, – буду гуманно рубить кошке хвост по частям. А там еще одно послабление, и еще. В меру, конечно, не увлекаясь чересчур, не пробуя с маху развалить тысячелетиями вертевшиеся механизмы…
Собственно, хватило бы и одного-единственного листочка – но пришлось присовокупить еще парочку, где Лемар со свойственным ему изяществом и краснобайством обосновывал очередное мудрое решение короля. Проглотят, подумал Сварог. Это все же не покушение на основы, перетерпят, поворчат и привыкнут – конечно, как порой бывает, может вынырнуть псих с кинжалом, но не будет ни общего возмущения, ни рокошей – ну, разве что дернутся провинциальные романтики вроде
