Забияка. (Трилогия) - Тая Ханами

На протяжении всего времени с момента создания книги, за ней охотились, хотели ее сжечь, прибрать к рукам, изменить. Но все это было без толку - книга как будто жила своей отдельной жизнью, попадала в нужное время в нужные (с точки зрения ее сохранности) руки. Такая вот история.

– Так он же никакой не судья? Он же обычный некромант!

– Он возглавлял комиссию по делам незаконного переселения душ некромантов, - тихо возразил волхв Терентий. - К сожалению, он имеет право судить.

Вот кого я терпеть не могу, так это людей, ведущих себя, подобно овцам на заклании! Будь они хоть трижды волхвы! Путь даже верховные! Терентий спокойно и грустно выдержал мой взгляд. Я, взъерошенная, отражалась в его сумрачных очах. Как же тебя там, это излюбленное слово американского кинематографа? Ну же, память несговорчивая, ну же… О!

– Я протестую!! - Что есть мочи заорала я, разыскивая взглядом новоявленного судью. - У меня есть доказательства непричастности волхва Борилия к убийству Всеволода. Это не он. Он не знал о том, что мы…

– Отправились громить новосибирское отделение? - ядовито осведомился Велимир.

Некромант потряс фолиантом над головой, и вся толпа замолкла, как по мановению волшебной палочки.

– Уважаемые земляне! - повел речь обличенный властью "правосудия" Велимир. - Как вы знаете, мы собрались сегодня здесь, на древней поляне Справедливого Судейства…

Кругом были лица - гневные, покорные, торжествующие… И все они смотрели на мое начальства как на дело прошлое. И лишь трое из всего собрания - металлист, старый друид, да я - отказывались верить в происходящее. Возможно, просто ожидали чуда.

– … милосердие наше безгранично, и мы позволим сотрудникам волхва Борилия защитить честь, а возможно, и жизнь своего начальника. Кто из вас - обратился к нам Велимир, выступит на стороне осужденного?

Не сговариваясь, мы все втроем разом шагнули вперед.

– Потрясающее единодушие, - недобро улыбнулся волхв. - Но, поскольку именно за мной остается право выбора в случае наличия более одного защитника, то я выбираю… - он выдержал театральную паузу, всем своим видом демонстрируя великодушие, - ее!

– Я протестую! - выступил еще на шаг вперед металлист.

– Протест отклонен, - будничным голосом возразил обвинитель. - Ты и так будешь наказан. Она умрет, твой новый начальник - тоже. И тебе, предателю, некуда будет пода…

– Довольно! - выступил вперед Борис Иванович. - Кончай ломать комедию, Велимир!

– Слушаюсь. Убийца! - с ненавистью посмотрел на волхва некромант.

Велимир воздел фолиант над головой, и всех Заповедных как ветром сдуло в ряды зрителей. Зато меня вытолкнуло на середину.

"Лучше бы я стала мышью", - малодушно подумала я.

А больше я не успела подумать ничего, но рефлексы сработали, и я установила антинекромантскую защиту. А в следующий момент поняла, что она мне, увы, не поможет.

На меня обрушилась сила совсем иного характера. Сила вины за проступки, которые я когда-либо совершала в своей жизни. Она буквально сбила меня с ног - позже ребята рассказывали, что я упала на землю, и они подумали, что это все, конец. У меня как будто сдернуло предохранитель с длинной памяти, и она начала показывать мне картины моего бытия чуть ли не самого рождения.

Я сгорала со стыда.

Вот я, снова бужу воплями родителей. Мать, недавно, сомкнувшая глаза, просыпается: "Боже! Опять!!!" тяжело подымается с кровати. Я виновата.

Вот у открытого окна, расположенного на втором этаже, стоит моя старенькая бабушка. И я, довольная своей выходкой, растираю лодыжку. Бабушка хватается за сердце. Я виновата.

Вот бабушка грудью стоит в дверях: "пока не съешь суп, гулять не пойдешь". Я не ем супы. Я не слушаюсь. Я плохо учусь в школе. Я виновата.

Краем сознания я понимала, что ситуация (особенно с пеленками) абсурдна, но пока ничего не могла с собой поделать - в очередной раз стыдилась. Того, что отказала противному мальчику Вове в совместном проведении времени в кинотеатре "Таруса". Кажется, это было в седьмом классе.

Дальше - больше, чем взрослее я становилась, тем больше были мои проступки. Как оказалось, в закромах моей памяти хранилось много чего интересного. Я бы никогда не поверила, скажи мне кто-то, что я испытываю нестерпимое чувство вины по поводу того, что поступила в МГУ. И что многие девочки, желающие во что бы то ни стало выйти замуж за умных и красивых парней с моего факультета, именно по моей вине остались с носом. А уж о несостоявшихся студентах-мальчиках, которым грозила армия, и вовсе говорить не приходится. На наше астрономическое отделение был конкурс аж сто двадцать человек на место. Вообще-то, официально он был куда меньше, но многим абитуриентам предки купили студенчество, и все остальные боролись за жалкие остатки. Те, кто не прошел конкурс, стройными рядами промаршировали в казармы. По моей, естественно, милости.

Вот какой счет выставила мне моя память.

И я, как могла, боролась с навалившейся на меня напастью - отговаривалась, оборонялась, пыталась возражать… Что "они": сами меня завели, ничего не знали, не умели, и, вообще, были не достойны. Но, по мере того, как мне выдвигались все новые и новые обвинения, я все больше и больше изумлялась. Прежде всего себе. Ну в самом деле, чего это я стыжусь-то все время? Ну, делала, ну, в пеленки. Ну и что с того, собственно? И, больше того, молодец, что делала, зато вон какая большая да красивая вымахала, а то, не попусти боги, копила бы все в себе, и недели не протянула бы…

И я улыбнулась.

О! Жить немедленно стало легче, несмотря на параллельные мучения по поводу того, что не оправдала надежд, возложенных на меня научным руководителем: как же, я, "краснодипломница", и в аспирантуру не пошла! В то время, как он, заботливый, уж и документы за меня успел подать. Я воспряла духом, все еще не понимая, но уже чувствуя, что весь этот стыд и позор - всего лишь я сама, впитавшая, как губка воду, оценку окружающих. И что окружающим, скорее всего, и дела до меня по большому счету, как всегда, не было. Лишь бы вела себя спокойно, как подобает, как все. А уж что я там переживаю - мое личное дело, и их, вообще говоря, никаким боком не касается.

Осознав такое дело, я немедленно воспылала громадной любовью к некроманту Велимиру, невольно подарившему мне такое поистине потрясающее (и, что греха таить, очень актуальное для меня, страдающей гипертрофированным чувством вины по жизни), открытие. Позже ребята рассказали, как одним слитным движением поднялась я на ноги. Радостная, готовая поделиться своим открытием со всем миром. О том, что я поняла, что я - свободна! Свободна от оценки окружающих, потому что всегда существовала только моя собственная. Только я сама себя всегда осуждала, а все остальные были и вовсе ни при чем.