Искры - Михаил Соколов

К вечеру поехали осматривать хозяйство. Яшка повез Оксану к отарам и табунам, показывал породистых овец, лошадей, быков, коров. Чабан готовил для нее в степи шашлык, плотники делали купальню, Андрей раздобыл лодки. Ради Оксаны Яшка распорядился сварить хороший обед рабочим и дать им водки, — все в имении жило ради Оксаны, и сам Яшка жил ради нее.

Оксана недоумевала: было похоже, что все хозяйство Якова Загорулькина было куплено на ходу, что перед ней разыгрывается какая-то комедия. — И она с удивлением спросила:

— Яков, все это действительно построено вами на голом месте?

Яшка обратился к кучеру:

— Дядя Митяй, что тут было в позапрошлый год?

— Да что ж? Целина, а более ничего. Волки еще бегали.

И Оксана поверила. Она стала с интересом расспрашивать Яшку, что он намерен делать дальше. Яшка не особенно любил делиться своими планами. Но ему льстило, что Оксана интересуется его делами, и он готов был сказать ей: «А ты бросай свои курсы и выходи за меня замуж. Тогда я буду миллионером, а ты — полная хозяйка всему». И он сказал:

— Не люблю я хвастаться наперед, но можете мне поверить: через три года у меня тут будет миллионное дело.

— Теперь я в этом не сомневаюсь. А… книги вы читаете? Я что-то мало видела их у вас.

— Ничего, одолею и книги, — всего достигну. Вы видите, что я слов на ветер не бросаю.

Оксана поняла и про себя усмехнулась: «Нет, Яков, „всего“ вам, может, и не достичь: мы с вами слишком разные люди. Но мне нравится ваше упорство…»

Она кривила душой. Ей нравилось не только упорство, с каким Яшка добивался своего. Ей нравился сам Яшка, — волевой, грубоватый, упрямый степной парень из Кундрючевки. Нравился все больше и все сильней увлекал ее. Но было в нем что-то дикое, необузданное, что пугало ее, и она не знала, как ей вести себя с ним.

— Да, Яков, вы действительно многого сумели добиться за эти два года, — задумчиво проговорила она. — И я понимаю, что это для вас не все. Но… — она пытливо посмотрела в его энергичное смуглое лицо, — зачем оно вам, это огромное хозяйство?

Яшка был ошеломлен таким вопросом. Ему казалось, что Оксана одобряет все его начинания и радуется его успехам. А оказывается… «А оказывается, чужое оно все для нее. На что мне хозяйство, а?! Да она что — сумасшедшая, эта Оксана?» — подумал он и спросил:

— А что бы вы посоветовали мне делать в жизни, к чему руки приложить? На шахту идти? На заводе коптиться? Я к этому неспособный, Оксана, как и вы… Признаться, вы меня удивили своим вопросом. Для чего мне хозяйство, а?

Кучер громко крикнул на лошадей:

— Н-но!.. Ишь, холера, что выделывает, — возмущался он ходом пристяжной.

Яшка взял вожжи, сказал кучеру:

— Иди-ка, дядя Митяй, по своим делам, я сам приеду, — и, переведя лошадей на шаг, продолжал, обращаясь к Оксане — Не люблю говорить об этом при посторонних. Да, так вы не ответили на мой вопрос. Что бы вы советовали мне делать?

— Учиться. Лучше на инженера, но агроном из вас тоже вышел бы неплохой.

— Чтобы работать на чужого дядю? — с усмешкой спросил Яшка. — Нет уж, хватит. Я достаточно поработал на отца. Пусть теперь другие на меня поработают.

— Кто эти «другие»?

— Все и всё: люди, земля, деньги, скот.

Оксана почувствовала, как Яшка вдруг уходит от нее все дальше, становится чужим, неприятным, и она недовольно сказала:

— А вы будете наслаждаться жизнью?

— Работать. На себя и…

— Да, — неопределенно произнесла Оксана и с неприязнью подумала: «Да, Яков, мы действительно по-разному смотрим на мир».

Некоторое время они ехали молча. Яшка был обижен и разочарован. Все, все не нравится в нем Оксане! А он уж мечтал о том счастливом дне, когда она войдет в его дом как хозяйка. И Яшка вдруг почувствовал: Оксана была и осталась чужой для него. Он вспомнил всех Дороховых, Чургина, и ему хотелось крикнуть: «А пошли вы все со своими мнениями, поучениями! Я был хозяином и буду им, а вы будете работниками таких, как я!» Но он не сказал этого, только вздохнул и посмотрел на молчаливые зеленые степи, на затуманенные синие дали. Оксана мягко коснулась пальцами его загорелой, сильной руки, с легкой насмешкой проговорила:

— Не отчаивайтесь, Яков. У вас все идет прекрасно…

Он недоверчиво посмотрел на нее, потом взял ее нежную, пахнущую духами руку с длинными тонкими пальцами и поцеловал.

2

На следующий день Яшка с утра отправился к Френину и застал его за любимым развлечением.

Старый помещик сидел в зале, возле камина, в восточном халате и наслаждался пением. Хор слободской церкви тихо заводил:

Хвалите, хвалите имя господне Хвалите, рабы, господа…

Хор голосами не славился, но пел слаженно, мелодично, и Френин был им доволен.

— Господи, как хорошо! — умилялся он, сидя в глубоком кресле, и большим клетчатым платком утирал слезы.

Но это длилось всего минуты две. В следующий миг он преобразился: печальное лицо его стало веселым, в глазах блеснули озорные огоньки.

— Камаринскую! — крикнул он, и хористы запели плясовую.

Яшка стоял на веранде, у раскрытой двери, с плеткой в руке, и ему тоже стало весело. «Видать, славно пожил дед. Только что богу хвалу пел, а уже хоть пляши», — подумал он и медленно пошел к Френину. Взгляд его остановился на пианино. «Гм… Оксана играет, а у меня этой штуковины нет», — мелькнуло у него в голове, и он задержался возле открытой клавиатуры.

А Френин шлепал ногой в потрепанной туфле по ковру, попахивал платком и подпевал хриплым фальцетом:

Ах ты, сукин сын, камаринский мужик.Он по улице бежит да все бежит…

Внезапно он скомандовал:

— «Верую»!..

— Ве-ерую-ю во единого бога, — запел хор, и вновь старый помещик пришел в восторг.

— Боже ты мой, какая прелесть! Что за красота! — растроганно говорил он, вытирая платком потный лоб.

Яшка приготовил расписку, подошел к Френину и сказал:

— Сосед, я приехал пригласить вас и вашу дочь к себе на обед.

— А-а, Яша! — обрадовался старик. — Послушай мой хор. Ах, как поют, мерзавцы!

— Хорошо поют… Так вы будете сегодня у меня с дочерью?

— Уехала дочь в Петербург. К пьянице мужу поехала. Еще что тебе от меня нужно? Говори скорей.

— У вас есть фисгармония и пианино, а у меня ничего. Продайте мне пианино, дорогой сосед. Моя гостья, племянница помощника наказного атамана, сыграет вам и споет за это.

— Гм… — задумался Френин. — А я забыл, сколько оно стоит. Сколько за него плачено? Забыл! — с досадой ударил он ладонью по колену.

— Возьмите двести рублей.

— Двести рублей?.. — Двести оно и стоит. Верно!.. А если не двести, а?

— Так и быть, возьмите двести пятьдесят. Вот деньги, а вот расписка. Прошу подписаться.

— Угадал, Яков! Я за него отдал ровно двести пятьдесят рублей. Как одну копейку! — заплетающимся языком сказал пьяный старик. Спрятав деньги в карман, он расписался и крикнул хористам:

— «Разбойника»! Живо!

— Можно забирать? — спросил Яшка, плеткой указывая на пианино, но Френин досадливо отмахнулся от него, и Яшка вышел во двор позвать людей и приготовить подводу.

Небо хмурилось, надвигались грозовые тучи, и надо было торопиться. Во дворе не было ни души. Яшка зашел в людскую, там тоже не было никого, заглянул в конюшню, в сарай — никого. Наконец из-за кучи хвороста вышел кучер Василий.

— Ты чего тут прячешься? — спросил Яшка.

— А это, видишь, когда барин гуляет, завсегда у нас так. У него, знать, рука чешется, как гуляет.

— Вон оно что…

Яшка велел запрячь свою лошадь, приготовить брезент, позвал людей Френина, чтобы вынести пианино, но они заколебались. Лишь когда из дома ушли хористы, а регент, утирая потное лицо, сказал, что Френин заснул в кресле, Яшка забрал пианино.

Тем временем плотники заканчивали на реке незамысловатую купальню. Старый плотник Евсей позвал Алену посмотреть, так ли все сделано, как хочется барышне.

Алена осмотрела купальню и только покачала головой:

— Вот сумасшедший… Вчера тут было пустое место, а сегодня купальня. И все это для вас, Оксана.

Оксана усмехнулась. Ей приятно было, что это сделано для нее. Ей вообще все было приятно здесь, потому что она в каждом шаге Яшки видела желание доставить ей удовольствие.

Когда плотники ушли, Алена разделась и прыгнула в воду, огласив речку радостными криками. Оксана, сняв платье, села на лесенке и стала болтать ногами в воде.

Из лесной чащи вылетела сова, проплыла над речкой и скрылась в вербах, на противоположной стороне. Оксана вспомнила, как в Кундрючевке Яшка неумело, торопливо объяснился с ней, потом убил такую же сову, и она камнем упала между деревьями панского сада. И какая-то неясная тревога наполнила грудь Оксаны. Чувствовала она: влечет ее к Яшке неудержимо, и нет у нее сил противиться этому влечению.