Раксис - Дмитрий Таланов

— Я отказываюсь, — сказал он.

Голос его прозвучал хрипло и громко, куда громче, чем требовалось. В зале зашептали, забормотали. Председатель нахмурился. Меч в покрытой старческими пятнами руке задрожал. Но Сашка не собирался никого жалеть. Отстранив Председателя с дороги, он шагнул к членам Совета, не обращая внимания на солдат, обнаживших оружие, едва он коснулся Председателя.

— Я вам отказываю, — произнес он разборчивей и уже не так хрипло. — По хорошо известной вам всем причине.

Взгляд его обежал стоявших перед ним людей, одного за другим, вглядываясь в лица. Транслятор в ухе донес до него их реплики:

— Это неслыханно!

— Что он себе позволяет?

— И это в то время, как нас слушает вся Империя.

— Какой позор…

— И какая невиданная наглость — он нам, видите ли, отказывает!

— А как смотрит? Словно мы подсудимые!

Председатель быстро пришел в себя. Сашка услышал из-за спины его раздраженный шепот:

— Юноша, вы получили больше, о чем кто бы то ни было в вашем возрасте мог мечтать. Не портите церемонию или я прикажу вывести вас из зала!

Сашка не стал тратить на него время.

— По какому праву вы занимаете свои должности, господа? — спросил он, громко обращаясь ко всем членам Совета. — По праву сильного? Но вы ведь отнюдь не мужественны, — усмехнулся он, хотя ему хотелось кричать от злости. — По праву мудрого? Но много ли мудрости в том, чтобы убрать проблему с глаз и забыть о ней? Самых страшных демонов мы создаем себе сами, как вы создали своего, испугавшись женщины с новорожденным ребенком. Вы совершили низость, отправив ее в ссылку, отказав слабым в защите. Вы трусливы, робки и малодушны, и вы же собрались вручать мне рыцарство… Да вы что, издеваетесь? — спросил он.

Кровь бросилась ему в лицо. Давешний мужчина с густыми бровями открыл рот, но Сашка выкинул перед собой ладонь, останавливая его.

— А если бы чудовищу удалось то, что он задумал? — преодолевая ком в горле, воскликнул Сашка, со злорадным удовлетворением подметив, как при этих словах на лицах членов Совета отразился мимолетный страх. — Кто встал бы на его пути? Вы или, может, вы?

Сашка ткнул пальцем сначала в важную даму с брезгливо поджатыми губами, затем в массивного приземистого мужчину с обширной лысиной и злыми прищуренными глазами.

— Да вы посмотрите на себя! — не выдержав, крикнул на них Сашка и закашлялся.

Он чувствовал, что задыхается, но ему надо было закончить то, что хотел сказать. Ему было жизненно необходимо, чтобы его выслушали и услышали. Сашка набрал побольше воздуха, и тут в груди его что-то ощутимо щелкнуло — в ней будто раздвинулись кузнечные мехи. Когда же он снова заговорил, голос его звучал совсем по-другому.

— Рыцарство означает благородство, великодушие, доблесть и честь, — произнес он так громко, что сам немного испугался. Но возможность говорить, не надрывая горло, уняла его гнев. — Поэтому я отказываю вам, господа. Немного чести принять награду от покрывших себя бесчестьем.

— Достаточно! — раздался позади него вконец рассерженный голос Председателя. — С вашим пафосом любой провинциальный театр выдаст вам ангажемент, а здесь вы сказали довольно. Покиньте немедленно зал!

Сашка резко обернулся к нему.

— Дай это сюда, попугай в эполетах… — Он выдернул из рук Председателя меч и вздернул его над головой.

В наступившей по-настоящему мертвой тишине раздались два сухих зловещих щелчка. Солдаты мягко отделились от стен, стволы их пистолетов были направлены в Сашкину голову. Председатель и члены Совета шарахнулись от него. В следующую секунду Вайларк пролаял что-то от дверей, и солдаты остановились. С удивившим его самого безразличием Сашка понял: его только что едва не убили.

— Вот доказательство! — с горечью бросил он, крутанув меч на манер вертолетного винта. — Клинок мало того, что тупой, он еще и слишком тяжел для настоящего боя. Зато какой блестящий, глядите! Неплохо должен смотреться на параде, только это всё, на что он способен!

Сашка уже собирался бросить меч, но в этот момент, с задранной вверх рукой, презрение и жалость к человеческой трусости и подлости затопили его с головы до ног. Он понял, что взорвется сейчас, если раз и навсегда не поставит точку во всей этой истории. И тогда, повернув меч острием вниз, Сашка со всего маху всадил его что было сил в пол, почти до середины лезвия, в то самое место, где сходились вместе лучи.

Клинок сломался у него в руках, над паркетом осталась торчать небольшая его часть. Сашка постоял, переводя дух. Затем он откинул в сторону обломок меча с рукоятью, отстранил попытавшегося сказать ему что-то Председателя и направился к выходу, не глядя по сторонам, в упор не видя остолбеневших друзей и не прислушиваясь к раздавшимся в зале крикам.

Он шагал прямо на Вайларка, и тот повернулся и отступил, открыв предварительно дверь. А когда Сашка был уже рядом, вскинул руку, звонко щелкнул каблуками и неожиданно отдал ему честь.

29

— Это было хорошо! — одобрительно произнесла Маша. — Особенно, когда ты загнул про рыцарство. У тебя голос стал как три года назад на крыше у Мастера, меня аж в дрожь бросило!

Согласно кивнув, Андрей с сомнением хмыкнул:

— Заколдованный круг расколдовали и теперь он не заколдованный, а порочный.

— Зато как смотрелся Сашка! — рассмеялась Маша.

— Как утес мудрости и справедливости, — насмешливо улыбнулся Андрей.

Сашка сильно покраснел и буркнул:

— Ага, светоч благородства и твердости духа… Глупость я сотворил.

Молча слушавший их Вайларк искоса поглядел на него.

— Ничего подобного! — возразила Маша. — После такого им будет сложно сохранить лицо.

— Можно еще принять позу оскорбленной невинности, — напомнил Андрей.

— Не выйдет, — вмешался Вайларк. — О вчерашнем собрании говорят на каждом углу. Фактически у нас на руках полномасштабный кризис власти. За всю историю еще никто ни разу не отказывался от рыцарства — ни люди, ни сердары.

— Вот как? — удивился Андрей. — Значит, всё-таки здесь когда-то нормально относились к сердарам?

Вайларк сказал рассеянно:

— Когда-то и рыцарство значило больше, чем лист бумаги с печатью. Но сердары принимали его не поэтому. Дело в том, что у сердаров есть одна ярко выраженная черта — они равнодушны к фантикам. К знакам отличия и к пышным званиям. Это ведь всё пришло от вас, из вашего мира. Сердарам это безразлично. Но они не хотели обижать людей, пока были у власти, а позже им тем более не стало… смысла высовываться.