Снайпер должен стрелять - Валерий Прохватилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Давайте начнем с другого, — предложил Вацлав. — Опишите, пожалуйста, комнату, где вы работаете, как расположены в ней рабочие столы, оборудование, сколько работает человек…
— В комнате нас шестеро, все женщины, все работают давно. Комната — метров тридцать. Слева — окна, справа входная дверь. Шесть рабочих столов, расположенных в два ряда. На каждом столе компьютер, факс. Сидим мы довольно далеко друг от друга, никто никому не мешает.
— И все вы выполняете одну и ту же работу?
— Нет, трое обрабатывают статистическую информацию, поступающую из управлений. А мы трое — остальную информацию, кроме особо секретной, которая поступает сразу в секретариат.
— А каким образом бланк с распоряжением министра, которое надо передать в управление, попадает в ваши руки?
— Его приносит специальный рассыльный. Он знает, кто из нас чем занимается, поэтому бланки попадают в руки тому, кто должен с этой информацией работать.
— И никакой путаницы быть не может?
— Я не знаю такого случая.
— А бывает ли, что вам приносят для передачи по факсу информацию из других отделов?
— Конечно, и очень часто.
— А может ли кто-либо посторонний воспользоваться вашим компьютером?
— Нет, у каждого из нас есть специальный код. Если его не ввести, компьютер просто не будет работать.
— А когда он работает, кто-нибудь другой может им воспользоваться?
— В принципе может. Но такого человека сразу бы уволили.
— А если он сделает это тайно?
— Как это — тайно? Я же все время сижу на месте, а если куда-то отлучаюсь, обязана выключить аппаратуру.
— И вы считаете, что никто из ваших сотрудниц подменить бланк не мог?
— Исключено.
Сиби Стайн чувствовала себя уже вполне уверенно. Эта игра в вопросы и ответы начинала ей нравиться, как все более нравился этот мужчина, глядящий на нее внимательными глазами. Свет в салоне не горел. Женщина за рулем ни разу не обернулась и в разговор больше не вступала. Сиби, отвечая на вопросы, стала даже улыбаться.
— Давайте-ка попробуем зайти еще с одной стороны, — предложил Вацлав. — Не произошло ли вчера нечто такое, что не вписывается в общий распорядок дня?
— Ничего, разве только кактус разбился, даже два. — Стайн рассмеялась, настолько это событие казалось не относящимся к делу.
— Кактус? А у вас на столах стоят кактусы? — спросил Вацлав.
— Ну в основном ими увлекается Лейна. Она считает, что они поглощают электронное излучение.
— Ее рабочее место рядом с вашим?
— Да, она сидит слева от меня, а я ближе всех к входной двери.
— А как же случилось, что кактусы разбились?
— Два кактуса стояли сверху на компьютере, и их нечаянно смахнул Барри.
— И что произошло потом?
— Что могло произойти? Горшки разбились, земля разлетелась по полу, пришлось все убирать.
— И вы принимали в этом участие?
— Конечно.
— А компьютер в это время работал?
Сиби замерла. Компьютер действительно работал, а ее не было за рабочим столом.
— Скажите, а вы успели к этому моменту передать факсограмму Доулингу?
— Нет, я только собиралась это сделать.
— Значит, бланк с информацией вам только что принесли?
— Да, его принес Барри.
— Он кто — рассыльный?
— Нет, он сотрудник секретариата.
— А почему же бланк принес он, а не рассыльный?
— Он принес что-то для Лейны, а заодно захватил с собой и мой бланк.
— В этом есть что-то необычное?
— В общем, нет. Если рассыльный занят, срочную информацию для нас может принести кто-нибудь из сотрудников секретариата.
— А вы хорошо знаете этого Барри?
— Нет, он работает недавно.
— А как вы думаете, не мог ли он, пока вы приводили в порядок пол, подменить бланк?
Сиби смотрела на Вацлава. В глазах ее появился испуг.
— Он ведь не помогал вам наводить порядок? Так? — Крыл ждал ее ответа.
— Нет, — помедлив, еле слышно произнесла Сиби.
— Посмотрите сюда, миссис Стайн. Вы ведь знаете, что такое словесный портрет?
Сиби кивнула.
— Не похож ли изображенный здесь мужчина на Барри? — Крыл включил в салоне свет.
Сиби Стайн внимательно разглядывала составленный по описаниям Рикардена и Милены словесный портрет мнимого сотрудника министерства внутренних дел, пытавшегося заполучить аппаратуру доктора Хестера.
— Нет, я никогда его не видела. Барри совсем другой: сухощавый, костистый, чуть постарше, с такой… странной походкой: когда он идет быстро, кажется, что он подпрыгивает.
— А мог ли он передать информацию по факсу в то время, когда вы занимались уборкой?
— Нет, нет. Во время передачи факс издает тихий, но специфический звук, мы, конечно, обратили бы на это внимание.
— Бланк в это время лежал у вас на столе?
— Да.
— И если бы его подменили аналогичным бланком с чуть измененным текстом, вы обратили бы на это внимание?
— Скорее всего нет. Я ведь только что прочитала текст. И как только мы кончили уборку, я сразу передала его по факсу, а бланк вернула Барри.
— Следовательно, по дороге в секретариат он мог подменить его еще один раз?
— Да, — тихо сказала Сиби.
— Хорошо, миссис Стайн. Пожалуй, это все, что нам хотелось узнать. А теперь скажите, куда вас подвезти, — вероятно, мы нарушили ваши планы?
— Домой, — вздохнула Сиби, — я все равно уже никуда не успею.
— Миссис Стайн, постарайтесь забыть все, о чем мы с вами говорили. Никогда и ни при каких обстоятельствах не упоминайте о нашей встрече. Это в ваших же интересах. Я же, со своей стороны, обещаю, что это останется между нами. И спасибо вам за помощь.
Глава седьмая
«Русский друг»
Наблюдение за Барри велось круглосуточно, но безрезультатно. Сотрудник секретариата министерства ничем не выдавал свою причастность к деятельности, не связанной с его непосредственной работой. Мари, руководившая группой, ничего интересного не могла сообщить ни Доулингу, ни Монду.
К девяти часам Барри подъезжал к министерству, в семнадцать ноль ноль покидал его, ни разу за время наблюдения не выходя из здания в течение рабочего дня. После работы неизменно по одному и тому же маршруту возвращался домой. Машину он оставлял на стоянке, откуда ему надо было пройти полтора квартала, войти в подъезд, миновать консьержа, подняться на лифте на третий этаж и оказаться в трехкомнатной квартире, которую он снимал вот уже в течение семи месяцев.
Заботами Рикардена рабочий и домашний его телефоны прослушивались. Вацлав побывал у него в квартире, но ничего заслуживающего внимания не обнаружил.
Около восьми часов вечера Барри ежедневно отправлялся в ближайшее кафе, расположенное на другой стороне улицы, примерно в ста метрах от дома, занимал один и тот же столик, не торопясь делал заказ, ужинал и минут через сорок возвращался домой.
Инклав, побеседовав с владельцем кафе, выяснил, что Барри является постоянным его клиентом, но ужинает всегда в одиночестве, не утруждая себя беседами ни с хозяином, ни с официантом, который его обслуживает.
Андрей сидел в машине, задумчиво положив руки на руль. Ехать в гостиницу не хотелось. Впереди было восемь часов отдыха, после чего он подменит Вацлава, как сейчас его подменил Руди. Ситуация неопределенности и кажущейся бессмысленности наблюдения за Барри нервировала. Медленно накатывало то нечасто овладевавшее им настроение, когда хотелось послать все к чертовой матери, забраться в угрюмый угол и, как пса, засидевшегося на цепи, выпустить на волю память, которая начнет рыскать по самым темным закоулкам души.
— Тёма Виноградов, — проговорил он медленно, потому что в такие минуты там, в Питере, он звонил из одной коммуналки в другую. И пока по 14-й линии он спешил на Большой проспект, Артем спускался с пятого этажа, в неположенном месте переходил эту шумную магистраль и садился ждать Городецкого на скамейке возле ДК, посматривая сквозь очки на афиши, которые под его близоруким взглядом расплывались цветными пятнами.
Потом, перебрасываясь редкими фразами, друзья отправлялись в сторону порта не потому, что рядом не было гастронома, а потому, что по пути к следующему располагались бар и рюмочная, в которых они отмечались.
Возвращались домой с бутылками и холостяцкой закуской. Само собой разумелось, что Андрей останется ночевать, поскольку предстояли бесконечные разговоры за полночь, от которых, впрочем, в их жизни как будто ничего не изменялось, а какая-то часть из рассказанного друг другу и не вспоминалась вовсе. Но, однако, это была разрядка. Неизменным следствием этой застольной встряски было ясное ощущение, что вновь есть силы вернуться в монотонность и прозу жизни. То есть каждому опять погрузиться в свою работу как в вечный омут.