Гордон Диксон. Филип Дик. Роджер Желязны. Волк. Зарубежная Фантастика - Гордон Диксон

Эндрюс поерзал на стуле.

— Видите ли, у мистера Юнгера… э-э… своеобразное, я бы сказал, поэтическое представление о том, где у человека сердце. Это чистая случайность, что он задел левый желудочек. Но врачи утверждают, что это поправимо. Плохо другое: будучи направлено под углом, острие колышка задело позвоночник. Два позвонка разбиты, еще несколько треснули, поврежден спинной мозг.

Мур снова впал в прострацию. Конечно, Леота не умерла. Но она и не жива. Она спит «холодным сном». Искорка жизни будет теплиться в ней до самого пробуждения. Тогда, и только тогда, она умрет. Если…

— …осложняется ее беременностью и тем, что для разогрева тела до температуры, при которой возможна операция, необходимо время… — говорил Эндрюс.

— Когда ее будут оперировать?

— Сейчас этого нельзя сказать наверняка. Видите ли, методика еще не проверена на практике. Уже сейчас врачи способны устранить по одному все негативные факторы, но в совокупности и в предельно сжатый срок… Надо исцелить сердце, позвоночник, спасти ребенка, причем, с помощью экспериментальной техники…

— Когда? — настаивал Мур.

Эндрюс пожал плечами.

— Врачи этого пока не говорят. Может, через месяц, а может, через несколько лет. Пока ваша жена в «бункере», ей ничего не грозит…

Мур не слишком вежливо попросил адвоката уйти.

На другой день он встал с кровати, несмотря на головокружение, и сказал врачу, что не ляжет, пока не повидает Юнгера.

— Но ведь он в тюрьме, — возразил врач.

— Неправда! Адвокат сказал, что он здесь.

Через полчаса Муру разрешили посетить Юнгера. Его сопровождали Эндрюс и два санитара.

— Боитесь, что символическое наказание не удержит меня от убийства? — ухмыльнулся Мур.

Эндрюс промолчал.

— Не бойтесь. Я слишком слаб. К тому же, у меня нет молотка.

Эндрюс постучал в дверь, и они вошли.

Юнгер в белом тюрбане из бинтов восседал на подушках. На стеганом покрывале перед ним лежала закрытая книга. Он смотрел за окно, в сад.

— Доброе утро, сукин ты сын.

Юнгер обернулся.

— Прошу.

Мур вложил в приветствие всю злобу, накопившуюся в душе, и теперь не знал, что еще сказать. Он уселся на стул возле кровати, достал трубку и, вспомнив, что не захватил табак, принялся ковырять в чашечке ногтем. Эндрюс и санитары делали вид, будто не смотрят на него.

Мур сунул в рот пустую трубку и поднял глаза.

— Мне очень жаль, — сказал Юнгер. — Ты способен в это поверить?

— Нет.

— Она — это будущее. Я вбил в ее сердце кол, но все же она не мертва. Врачи говорят, она выздоровеет. Она будет красивей, чем прежде. — Он вздрогнул и потупился.

— Если для тебя это послужит утешением, знай, — продолжал он, — что я страдаю и буду страдать всю жизнь. Нет на свете гавани для моего «Летучего голландца». Я буду плыть на нем, пока не умру среди чужих людей. — Жалко улыбаясь, он посмотрел на Мура. — Ее спасут! Она будет спать, пока врачи не подготовятся к операции. Потом вы соединитесь навеки, а я… я буду скитаться. И уже никогда не окажусь на твоем пути. Желаю счастья. И не прошу прощенья.

Мур встал.

— Сейчас нам не о чем говорить. Но когда-нибудь мы вернемся к этой теме.

Возвращаясь в свою палату, он подумал, что так ничего и не высказал Юнгеру.

— Перед Кругом стоит этический вопрос, и отвечать на него придется мне, — сказала Мэри Мод. — К сожалению, он поставлен правительственными юристами, поэтому, в отличие от многих других этических вопросов, от него нельзя уклониться.

— Он касается Мура и Юнгера? — спросил Эндрюс.

— Не только. Он касается всего Круга, хотя возник в результате этого конфликта.

Она указала на журнал, лежащий перед ней на столе. Эндрюс кивнул.

— «Вот, агнец Божий», — прочитала она заголовок редакционной статьи, рассматривая фотографию члена Круга, распростертого на полу в церкви. — Нас обвиняют, будто мы плодим психопатов всех мастей, вплоть до некрофилов. Тут есть еще один снимок. Здесь, на третьей странице.

— Я видел.

— От нас требуют гарантий, что впредь член Круга, покидая стены Обители навсегда, не утратит свойственной ему фривольности и не впадет в глупую патетику.

— Но ведь это случилось впервые.

— Разумеется. — Она улыбнулась. — Обычно нашим бывшим питомцам хватает такта потерпеть несколько недель, прежде чем их поведение становится антиобщественным. Все они отличаются полной неприспособляемостью к окружающему миру. На первых порах она не так дает себя знать благодаря их богатству. Но этот случай, — она снова показала на журнал, позволил недоброжелателям упрекнуть нас, что мы либо выбираем не тех людей, либо недостаточно хорошо проверяем состояние их здоровья, прежде чем расстаться с ними. И то, и другое — нелепо. Первое — потому что собеседования провожу я, а второе — потому что нельзя ожидать от человека, сброшенного с небес на землю, что он сохранит свое обаяние и душевное равновесие. Это невозможно, как бы его не натаскивали.

— Но Юнгер и Мур были вполне нормальны и никогда не сводили между собой тесного знакомства. Правда, после того, как их эпоха ушла в историю, они встречались немного чаще, и оба были очень чувствительны к переменам. Но это проблема всего Круга.

Эндрюс промолчал.

— Я пытаюсь подвести тебя к мысли, что этот инцидент — обычная ссора на почве ревности. Я не могла его предвидеть, поскольку любовь женщины непредсказуема. Переменчивый век тут ни при чем. Или я не права?

Эндрюс не ответил.

— Следовательно, проблемы как таковой не существует, — продолжала Дуэнья. — Мы не выгоняем за порог наших домочадцев. Мы просто переселяем в будущее здоровых, одаренных, обладающих вкусом людей нескольких поколений. Единственная наша ошибка в том, что мы не учли извечной проблемы любовного треугольника. Между двумя мужчинами, увлеченными красивой женщиной, всегда возникает антагонизм. Ты согласен?

— Он верил, что умирает на самом деле, — сказал Эндрюс. — У меня не выходит из головы, что он не имел никакого представления о Всемирном Кодексе.

— Это пустяки, — отмахнулась Мэри Мод. — Ведь он жив.

— Видели бы вы его лицо, когда его привезли в клинику.

— Лица меня не интересуют. Слишком много я их повидала на своем веку. Давай лучше подумаем, как решить эту проблему к вящему удовольствию правительства…

— Мир так быстро меняется, что скоро мне самому придется к нему приспосабливаться. Этот бедняга…

— Некоторые вещи остаются неизменными, — возразила Мэри Мод. — Но я догадываюсь, к чему ты клонишь. Очень умно. Мы наймем группу независимых психологов. Они проведут исследования, придут к выводу, что наши люди недостаточно приспособляемы, и порекомендуют нам один день в году отвести психотерапии. Никаких Балов: каждый отдыхает сам по себе. Днем — прогулки, легкие физические упражнения, общение с простыми людьми, необременительные для психики развлечения. Вечером — скромный ужин и танцы. Они полезны — снимают напряжение. Думаю, такой вариант устроит все заинтересованные стороны, — закончила она с улыбкой.