Римская история - Марцеллин Аммиан

13. Возгордившись свыше меры из-за удачи в Кизике и забывая, что самый счастливый человек от одного поворота колеса Фортуны может стать к вечеру самым несчастным, Прокопий приказал разграбить дом Арбециона, который он раньше берег, как свой собственный, предполагая, что обладатель его стоит на его стороне, – а дом этот был переполнен имуществом, имевшим несметную ценность. Разгневался же он на Арбециона за то, что тот не являлся к нему в ответ на неоднократные призывы под предлогом преклонных лет и болезней. 14. И хотя он от этого посягательства на чужое добро мог ожидать тяжких последствий, однако в ту пору он беспрепятственно и свободно, и даже при всеобщем одобрении мог распространить свою власть на восточные провинции, жаждавшие переворота, возмущаясь из-за строгого режима, который в них держался. Но он беспокоился о привлечений на свою сторону некоторых городов Азии, старался разыскать людей, владевших искусством добывать золото из россыпей, а также 848таких, которые могли бы оказаться полезными сотрудниками в сражениях; последних он ожидал в большом числе и крупных размерах; так он терял время и сам затупил себя, как притупляется острый кинжал. 15. Так некогда Песценний Нигер, которого римский народ неоднократно призывал на спасение гибнущего государства, благодаря промедлению в Сирии, был побеж-{373}ден Севером 849у Исского залива в Киликии, где Александр разбил Дария, 850и, будучи обращен в бегство, пал от руки простого солдата в одном из пригородов Антиохии.

9.

1. Эти события приходятся на зиму того года, когда Валентиниан и Валент были консулами. 851Когда же высший сан перешел к Грациану, который не носил еще никаких званий, и Дагалайфу, Валент в начале весны собрал свои силы и, присоединив к себе Лупицина, быстро двинулся с большим войском в Пессинунт, город, относившийся некогда к Фригии, а теперь – к Галатии. 2. Поспешно подготовив его к обороне на случай неожиданных обстоятельств в тех местностях, он направился у подножия высоких гор Олимпа по трудным горным дорогам в сторону Ликии, собираясь напасть на стоявшего там в полном бездействии Гумоария.

3. Он встретил очень упорное сопротивление, поддержанное многими, так как враг его возбудил большое ожесточение солдат: как я сообщил раньше, Прокопий возил с собою в носилках маленькую дочь Констанция и ее мать Фаустину, не отпуская их от себя как в походе, так и чуть ли не в строю, чтобы солдаты с тем бóльшим пылом сражались за отпрыска императорского дома, к которому он причислял и себя самого. Так некогда македоняне, вступая в битву с иллирийцами, поместили позади своего строя царя-младенца в колыбели и, опасаясь как бы он не попал в плен, тем отважнее бились с неприятелем. 852

4. Против этих хитростей император нашел способ поддержать свое колеблющееся положение. Он приказал вызвать к себе бывшего консула Арбециона, который давно уже был в отставке, чтобы успокаивающе подействовать на возбужденное настроение внушительным присутствием полководца времен Констанция. Так оно и вышло. Глубокий старец, превосходивший всех своим достоинством, указывал многим, склонным к измене, на свои почтенные седины, публично называя Прокопия разбойником, а солдат, увлеченных его обманом, своими детьми и сотрудниками в прежних ратных трудах; он просил их последовать лучше за ним, как своим отцом, который известен им счастливыми походами, чем за жалким проходимцем, который уже стоит накануне падения. 6. Узнав об этом Гумоарий, хотя и мог ускользнуть от неприятеля и невредимым вернуться туда, откуда пришел, воспользовался, однако, близостью императорского лагеря и перешел к Валенту под видом пленного, как будто он совершенно неожиданно увидел себя окруженным кольцом нападавших. {374}

7. Приободрившись благодаря этой удаче, Валент двинулся во Фракию. Когда при Наколии дело дошло до сражения, вождь мятежников Агилон предал свою партию в сомнительный момент и внезапно перешел к врагам; за ним последовало множество других, которые размахивали уже копьями и потрясали мечи, готовые вступить в бой. С распущенными знаменами и повернутыми в обратную сторону щитами, чтó является самым ясным признаком измены, перешли они на сторону императора.

8. Это совершенно неожиданное для Прокопия зрелище уничтожило все его надежды на спасение. Он бежал и пытался скрыться в окрестных лесах и горах. Спутниками его были Флоренций и трибун Бархальба. Этот последний, стяжавший себе известность в самых жестоких сечах со времен Констанция, был вовлечен в преступление не по своей охоте, а в силу необходимости. 9. Прошла уже бóльшая часть ночи; луна, блиставшая на небе с вечернего своего восхода, увеличивала ужас положения, и Прокопий, не видя возможности куда-либо уйти, в полной беспомощности, как это обыкновенно бывает в тяжкой нужде, взывал к своей горестной и жестокой судьбе. Когда он был погружен в тяжкие думы, спутники внезапно схватили и связали его, а с наступлением дня отвели в лагерь императора. Молча и в оцепенении предстал он перед ним. Ему тотчас отсекли голову и тем самым похоронили возникшую было тревогу междоусобной войны. Так было с Перперной, который, после того как Серторий был убит на пиру, овладел было на короткое время верховной властью; его вытащили из кустов, где он скрывался, привели к Помпею, и тот приказал его казнить. 85310. В порыве возбуждения казнены были тотчас, без рассмотрения дела, Флоренций и Бархальба, которые его привели. Если бы они предали законного государя, то сама богиня справедливости признала бы заслуженной их казнь. Поскольку же то был мятежник и нарушитель общественного спокойствия, как рассматривали Прокопия, то надлежало самым щедрым образом вознаградить их за их славное дело.

11. Умер Прокопий, прожив на свете 40 лет и 10 месяцев. Внешне он был человек представительный, выше среднего роста, сутуловатый и ходил, всегда опуская взор долу. Его скрытность и замкнутость делали его похожим на знаменитого Красса, о котором Луцилий и Цицерон свидетельствуют, что он только один раз в жизни смеялся.854. Достойно удивления в Прокопии то, что за всю свою жизнь он не обагрил себя кровью.

10.

1. Почти одновременно с этим протектор Марцелл, родственник Прокопия, державший оборону Никеи, получив известие об измене {375} солдат и гибели Прокопия, в полночь напал на заключенного во дворце Серениана и убил его. Смерть его была многим во спасение. 2. Если бы пережил победу этот грубый человек, горевший жаждой вредить другим, угодный Валенту, как благодаря существовавшему между ними сходству в характере, так и землячеству, он бы сумел погубить многих невиновных людей, угадывая тайные желания государя, который был вообще склонен к жестокости.

3. Совершив это убийство, Марцелл поспешил овладеть Халкедоном, будучи поддержан немногими теми, кого увлекали на путь преступления собственное ничтожество и отчаяние, он ухватился за тень жалкого принципата, обнадеженный двумя обстоятельствами, в равной мере обманчивыми. Во-первых, он предполагал, что ему удастся за небольшую плату привлечь на свою сторону три тысячи готов, посланных на помощь Прокопию царями, которых тот привлек на свою сторону указанием на родство с домом Константина, и во-вторых, что оставалось еще неизвестным случившееся в Иллирике.

4. При этих тревожных обстоятельствах Эквиций, осведомленный надежными разведками о том, что вся тяжесть войны перенеслась в Азию, прошел через проход при Сукках и пытался, опираясь на большие силы, открыть себе доступ в Филиппополь, древнюю Эвмольпиаду, где заперся вражеский гарнизон. Этот город являлся важным стратегическим пунктом. В случае, если бы Эквиций решился идти на помощь Валенту и двинулся в Гемимонт, оставив его позади себя, – он еще не знал о том, что произошло в Наколии, – то этот город мог бы представить весьма существенные для него затруднения. 5. Но он вскоре узнал о ничтожных потугах Марцелла и отправил смелых и решительных людей, которые его схватили и заключили в тюрьму, как преступного раба. Через несколько дней его вывели оттуда, подвергли жестоким пыткам и казнили. Такой же участи подверглось и несколько его соучастников. Одна лишь заслуга была за Марцеллом, а именно то, что он устранил Серениана, который был жесток, как Фаларид, 855и склонен к тайным учениям (колдовству), которые он применял по ничтожным поводам 856