Мертвая хватка - Виталий Гладкий

Однако с принцессой дело обстояло совсем по-другому. Не в силах совладать со своими эмоциями, я накупил видеокассет, где фигурировала Диана (я поразился ее популярности – принцессу снимали очень много, и не только на великосветских раутах и приемах; кстати, кассеты шли нарасхват), и вечерами, а часто и ночью, сидел перед экраном телевизора часами, внимательно вглядываясь в ее образ.

Странное это было кино. Собственно, как и сама Диана. Она порхала по экрану, словно красивый мотылек, перелетая из одной страны в другую, с шикарной королевской яхты в фешенебельный клуб, иногда спускаясь со своих вершин на человеческое дно, где пожимала руки больным СПИДом и целовала черного мальчика с оторванной противопехотной миной ногой. Все это казалось мне наигранным, неестественным, будто некий плохой режиссер всучил принцессе скверно написанную сценаристом роль, которую не в состоянии сыграть даже гениальная актриса, не говоря уже о непрофессионале.

На первых порах, глядя на ее шикарные наряды, на блистательное окружение принцессы, я злился в душе. И утверждался в мысли, что сделаю свое дело пусть и через силу, но без терзаний. Наверное, здесь проявлялось мое происхождение: коммунальная квартира, вечная нищета и матьалкоголичка не могли не родить плебейский комплекс неполноценности, выражающийся в зависти и даже ненависти к богатым, обычно перерастающий в примитивное желание громить, крушить и уничтожать все красивое, возвышенное, а в особенности нестандартное и дорогое.

Но спустя какое-то время я будто опомнился, и даже устыдился, вспомнив уроки Учителя: главное достояние человека – его душа, и ее не должно касаться бренное и материальное. Человек может быть счастлив, имея стоптанные сандалии, рубище и горсть риса на обед, и испытывать терзание и неудовлетворенность жизнью, сидя на атласных подушках во дворце, за столом, ломящимся от дорогих яств.

Я присмотрелся внимательней, освободив свое сознание от предвзятости. И наконец увидел глубоко страдающую женщину, пытающуюся скрыть душевное смятение под маской великосветского шика и намеренно выпяченной миссионерской и благотворительной деятельности. А когда мне однажды удалось собраться и сосредоточить внимание на ее глазах, я вздрогнул от глубоко упрятанной в них боли безысходности и отчаяния.

Тогда я попытался вообще абстрагироваться от других персонажей сюжетов о принцессе, мысленно превратив их в прозрачные тени; так когда-то учил меня Юнь Чунь для проверки ауры человека. Раньше мне такие опыты удавались редко, и все из-за проклятого "черного" начала инь, довлеющего над остальными чувствами. Тем более я никогда не пытался проделывать подобные штучки с неживой материей, хотя Учитель и убеждал меня в том, что все имеет свое, невидимое глазу обычного человека, излучение. Но сейчас, когда мои нервные процессы были до крайности обострены неведомой болезнью, я сумел сконцентрироваться и посмотреть на телевизионное изображение Дианы как нужно – когда работает так называемый "третий" глаз.

Я посмотрел – и почувствовал, как сжалось сердце. От Дианы исходило тревожное краснофиолетовое сияние, кое-где перемежающееся ясно-голубыми всполохами и черными пятнами. По расположению секторов я определил, пользуясь методикой Юнь Чуня, что принцесса чем-то больна, и это была болезнь психического свойства. Но про то ладно – у всех есть какие-то заскоки, у кого меньше, у кого больше. Человек может прожить всю жизнь и не знать, что ему самое место в сумасшедшем доме.

Однако с принцессой все обстояло иначе. Она была обречена: черные пятна составляли узор смерти – цветок с четырьмя лепестками…

После этого психологического сеанса я немедленно избавился от кассет. Я уже нарушил жесткое правило ликвидаторов – никогда не держать в месте квартирования материалы об "объекте". По меньшей мере, странным был такой повышенный интерес некоего сеньора Лопеса к английской принцессе Диане. Для опытных полицейских ищеек видеокассеты могли оказаться хорошим следом. Чего нельзя было допустить ни в коем случае.

Время ликвидации "объекта" неумолимо приближалось. Но теперь ко всем моим личным терзаниям добавились – вернее, еще больше усилились – переживания, связанные с предстоящим преступлением. Да, именно преступлением. Все мои прошлые ликвидации я всегда считал работой: весьма специфической, с криминальным душком, грязной, кровавой, но работой. А теперь я должен убить женщину. Женщину! И не важно, кто она. Главное, что я не понимал, в чем она провинилась и перед кем.

Зато я знал другое – долго ей не жить. Если не я, кто-то другой или третий, десятый, двадцатый… все равно достанет Диану и покроет черным саваном смерти. Проклятье!

Я ничем не мог ей помочь. Ничем! Пойти в полицию и рассказать о Синдикате и о моем задании? Проще сразу броситься в пропасть вниз головой. Кто поверит наемному убийце, которого разыскивают по меньшей мере в двенадцати странах мира? Таким безумным поступком я не только накину себе петлю на шею, но и погублю семью, профессора Штольца, Гретхен, Марио, Эрнесто и в конечном итоге вряд ли спасу принцессу.

Я был в отчаянии; все смешалось в моей полубезумной голове – и предстоящая ликвидация, и страх за семью, и леденящий душу ужас из-за странной болезни, превращающей меня в оборотня. Я не знал, что делать, как поступить, чтобы решить все проблемы, обрушившиеся на меня горным обвалом. Иногда мне хотелось просто пустить себе пулю в висок и на этом покончить со всеми моими земными проблемами и терзаниями.

Если бы не Ольгушка и Андрейка…

И вот день, который я ждал с огромным душевным трепетом, наступил.

Я смотрел на Максима спокойно и отрешенно. Если он попытается стать у меня на пути, мне придется его убить. Уходя из "Эсмеральды", я сделал сверхусилие и почти полностью отключил в себе все человеческое, что еще осталось в выжженной дотла душе. Я представлял себя роботом, бездушным и бесчувственным, и, кажется, мне это удалось. Правда, я не знал, надолго ли.

– Андрей…

– Макс…

– Привет…

– Здравствуй…

Максим замолчал, видимо, пытаясь подыскать нужные слова. Я тоже стоял безмолвно, не пытаясь ему помочь, хотя мне нужно было узнать, кто он сейчас: ликвидатор ГРУ Волкодав, вышедший за задание, или классный парень Макс, балагур и весельчак, готовый подставить плечо другу, не задумываясь.

– Ты пришел за мной? – наконец первым начал я.

– Да… То есть, нет!

– Так да или нет?

– Ни то, ни другое, – сокрушенно вздохнул Максим.

– Как это понимать?

– Меня просили сказать тебе, чтобы ты ушел из Синдиката и оставил принцессу в покое.

– Вам известно?..

– Обижаешь. Фирма веников не вяжет…

– Диана все равно обречена.

– Я знаю.

– Знаешь? – Я удивился. – И так спокойно об этом говоришь?

– Прикажешь волосы на голове рвать от горя?

– Нет, но…

– Как видишь, я пытаюсь остановить тебя.

– Не нужно. У меня нет выбора.

– Семья?.. – неожиданно сообразил Макс.

– Мне дали понять, что жена и сын в руках Синдиката.

– Тогда о чем базар… – Максим задумался на некоторое время, а затем продолжил: – Но мнето что делать? Я никогда не срывал заданий.

– Делай свое дело, – безразлично сказал я, старательно отслеживая каждое, даже малейшее движение Волкодава.

Он был спокоен – очень спокоен, – и я не знал человека, способного пробить его защиту. Возможно, за исключением себя. Но раз на раз не приходится…

– Уходи. Я тебя не видел. – Он сказал это с таким усилием, будто вырвал слова из горла.

– Спасибо, Максим. Прощай…

– Прощай, Андрей…

Мы посмотрели друг на друга долгими взглядами, говорившими больше слов, – два зверя с темной стороны Луны. Затем Макс кивнул и отступил назад, давая понять, что не собирается менять свое решение.

Я последовал его примеру – попятился, не спуская с Максима глаз.

– Учти, на тебя открыта большая охота, – буркнул он с сочувствием.

– Благодарю. Не забуду…

Я вышел из отеля как раз вовремя – "мерседес" с Доди и принцессой, подмигивая стопсигналами, выруливал на проезжую часть улицы. Не мешкая ни секунды, я оседлал свой "харлей" и последовал за остальными папарацци, пристроившимися в хвост "мерсу". Мне нужно было срочно уносить ноги от "Ритца", и лучшей возможности, чем смешаться с толпой "коллег", я не видел. За Волкодава я был спокоен – он всегда держал слово. Что касается охотников за моей шкурой – тут нужно было держать ухо востро: с профессионалами ГРУ шутки плохи…

Кавалькада неслась с бешеной скоростью. Я выжал из "харлея" все, на что он был способен. И вскоре ехал в полусотне метров от "мерседеса". Впереди показался тоннель под площадью Альма. Мы влетели в него, как бильярдный шар в лузу.

Дальнейшее показалось мне дурным сном. Я все видел в каком-то замедленном темпе, а потому успел заметить, как из идущего перед "мерседесом" "фиата-уно" вырвался невероятно яркий тонкий луч и будто вонзился в то место, где сидел водитель Доди. Этот проблеск был настолько мимолетным, что казался иллюзорным.