Семь цветов страсти - Людмила Бояджиева

Рудольф остановился, переводя дух на площадке второго этажа, не решаясь присесть в обитое новым изумрудным бархатом кресло. Вот именно так здесь было все пятьдесят, сто, двести лет назад; и теперь, по-видимому, останется еще надолго. Стол для гостей в большой гостиной уже накрыт, но хрустальную ладью, наполненную цветами, Рудольф хотел поставить сам: такой день! Грустный, благословенно-радостный день!

Вот и тараторят все без умолку. Всего-то четыре человека, а шуму, как в опере, когда выходит на сцену целый хор и каждый поет про свое. Но здесь, в основном, поздравления! Больше всех говорит крепкий красивый блондин, наверно, из киношных. Не молод, и волосы, конечно, крашенные — так и отливают золотом. Маленький еврей, похожий на обезьянку, помалкивает, опуская печальные, умные глаза… Мадам Дикси — совсем как девчонка: держит мужа за руку, заглядывает ему в лицо, а сама аж светится, словно Вифлеемскую звезду увидела. Хозяин больше молчит и почти ничего не ест. Напрасно кухарка старалась, готовя неведомый «борщ» по русской кулинарной книге. Ну, ничего, окрепнет — неделю как из больницы, четвертая операция. Теперь врачи говорят, что рука будет двигаться нормально. Только вот играть маэстро не сможет никогда. Говорят, все пальцы словно мясорубкой раздробило, — ведь он так и не разжал их, не выпустил свою скрипку… А там струны-то словно лезвия… Вот профессор венский, очень знаменитый, по кусочкам все и собирал.

Рудольф поставил вазу с крокусами прямо у прибора Барона Артемьева. Так он сам себя назвал, да не в шутку — всерьез. «Безумный барон» — это вроде из какой-то пьесы или из кино.

— Смотри, смотри, Дикси, — шмель! — обрадовался Барон выбирающемуся из сиреневого цветка черно-желтому пушистому симпатяге. — Значит, и в самом деле — весна! Несмотря ни на что мы не отклонились от намеченного нами графика. «Горько» Дикси!

…Накануне господин Артемьев и мадемуазель Девизо заключили брак в Венском муниципалитете, а затем обвенчались в русской православной церкви, той, что находится рядышком с хорошо известным Михаилу российским посольством. Все прошло очень скромно. Соломон и Рут с супругом составили круг приглашенных. А вечером, пренебрегая фешенебельными ресторанами, они отправились в Гринцинг. Полюбовались вечерней Веной с высокой площадки, как тогда, в теплом июне. Но посидеть пришлось в уютном погребке — столики под яблонями появятся здесь лишь через месяц.

Компания получилась не очень веселая, гости боялись невзначай попасть на больную тему, предпочитая отмалчиваться или говорить пустяки. Новобрачные выглядели усталыми, держась под столом за рукуи и то и дело испуганно заглядывая друг другу в глаза. «Ты как?» — спрашивал взгляд Майкла. — «Все хорошо, любимый, а ты?» «Я люблю тебя и так будет всегда…»

«Да что уж тут хорошего, — сокрушалась судьбе подруги Рут. — Майкл инвалид, никогда не сможет играть. А Дикси не станет матерью. Это же надо — свалиться с башни с трехмесячным малышом в пузе!» Забирая ее из больницы, Микки сказал: «В ту ночь мы убили нашу маленькую Клавдию». И ни слова о том, что похоронил в себе скрипача.

…Дикси, Майкл и Сол и Алан Герт, прибывшие в Вальдбрунн на следующий день после церемонии бракосочетания, с любопытством разглядывали церемонно поставленные на праздничный стол Рудольфом цветы.

— Ты, наверно, любишь эти колокольчики за настойчивость и мужество. Ведь они первыми пробивают своими нежными головками снежный наст, веселые, радостные, вопя от счастья: жизнь продолжается! — Улыбнулся Майкл.

— По-моему, крокусы избрал ты, решив приурочить к их появлению свадьбу. Предлагаю заменить в гербе Вальдбрунна лютики крокусами. Раз уж так все сложилось. — Дикси метнула взгляд на Сола, не ведая о судьбе завещанной ему тетради.

Алан Герт ничего не понял из многозначительной беседы, уловив лишь оптимистическое утверждение барона.

— Да, Майкл, жизнь продолжается! Мы победили и еще здорово отыграемся… — Он с аппетитом проглотил последний пельмень и промокнул салфеткой губы. — Только сдается мне, во всей этой истории что-то есть… Что-то этакое. — Он неопределенно покрутил рукой у виска, означая, видим, некую выходящую за рамки разумного загадочность. — Всем известно, что я далеко не мистик и презираю все эти «тонкие материи». Но кое-что, для протокола, как говорят, рассказать должен.

— Погоди, Ал! Мы готовы слушать тебя хоть до глубокой ночи, но Рудольфа беспокоит завершение трапезы. В малой голубой столовой накрыт десерт в сопровождении тончайших вин из наших погребов. Дикси подмигнула гостям, предлагая переместиться в соседнюю комнату. Нелегко все же быть баронессой, сплошные церемонии!

— Все таки дворец, скажу я вам — это дворец! Не знаю уж, в чем тут штука, а как ни строй декорации, как не ставь свет — такого эффекта не выйдет. — Заметил Сол. — Отблески солнца в хрустале и бледный огонь в камине — невероятно, несовместимо, но создает настроение! А эти старые бутылки и нежненькие, едва народившиеся цветочки так и просятся в объектив… Может, я стал слишком сентиментальным. Так всегда получается, когда чересчур много знаешь о жизни. Начинаешь любить всякую беззащитную мелкоту — букашек, пляшущие на лесной тропинке тени, убегающие солнечные зайчики, распустившиеся на один день колокольчики…

— Погоди, Сол! Ты помнишь «Берег мечты»? Ага, старина, помнишь! Я тоже. И не собираюсь забывать, будь Дикси хоть трижды замужем. Это ведь настоящее искусство, классика! — Алан с удовольствием закурил, расположившись в кресле у балкона. — Веселые были деньки, и Умберто — гений! И я помню, как не странно, еще кое-что…

Был у нас переводчик-индус — длинный такой, оливковый…

— Господин Лакшми! Деликатный, в белой чалме! — Напомнила Дикси, сидящая на диване бок о бок с Майклом.

— Да, точно, Лакшми. Однажды он отвел нас к некой слепой ведьме, которая, якобы, умела колдовать. Ну, предсказывать будущее и прочее… Шарлатанка, естественно, грязнуля и сразу за долларами тянется, причем, десятку от единицы запросто отличает…

— Мне она гадать вовсе не стала, оттолкнула руку и деньги вернула! Зачем аферистке деньги возвращать? Наплела бы, что в голову придет… — Возразила Дикси.

— В том-то и дело! Я, как ты помнишь, с Лакшми вернулся к ней… Герт задумчиво дегустировал вино. — Редкий букет. Хотя я предпочел бы что-нибудь посерьезнее.

Соломон скомкал салфетку и пересел к камину.

— Простите, у меня что-то нога разнылась. Это все от тех пчел, что мне посоветовала баронесса. Да еще от Герта… И где ты научился, Ал, туману напускать? Давай короче, ведь самое интересное еще впереди, а ты вспоминаешь доисторическое прошлое…