Черный Дракон - Денис Анатольевич Бушлатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы уж и не ждали вас снова увидеть. Неужто город совсем закрыли и не выпустили вас? А остальные ваши где?
Вопросы из него сыпятся, словно горох из порванного мешка, пока жестами он указывает рыцарю, как лучше расположить плащ у горящего в камине огня.
— Мы теперь вдвоем, — рассеяно бросает Ричард и опускается по другую сторону стола, за которым уже успела устроиться Ада. Она смотрит на него сквозь полутьму слабо освещенного зала и пытается придумать, что могла бы сказать ему во всей этой ситуации.
Пожалуй, из всей четверки они двое были худшим вариантом, чтобы остаться самим по себе даже в обычное время, сейчас же они, будто два холеных ягненка, вдруг брошенных пастухами, оказались наедине с бушующим ураганом, который во что бы то ни стало должны были остановить. Коннор был сообразителен и изворотлив, умел легко приспособиться практически ко всему и практически из всего отыскать выход… до этого момента. Блез, в придачу к тем же качествам, обладал хитростью и завидной беспринципностью. И их обоих теперь нет рядом, остались лишь два ребенка, взрощенных в богатых домах родителями, чьими стараниями никакие беды прежде не доходили до них, а жизнь была легка и беззаботна.
После холодной улицы Ада согревается в натопленном помещении, но нервная дрожь никуда не исчезает, и, зябко ежась, она обнимает собственные плечи. Ей не хочется никого винить, не хочется раз за разом бередить чужие раны и уже и без того ноющую совесть: она может понять чувства Ричарда, но не может винить Блеза за то, что он ушел. Она старалась понять их обоих, разобраться в том, каким они видят мир, и, как казалось ей самой, у нее даже начало получаться. Беда была в том, что сами они все никак не пытались сделать того же по отношению друг к другу, вместо этого упрямясь и препираясь, но Ада не могла их в том винить, слишком уж велики оказались различия между ними. И все же, совершенно неожиданно заставить ее и Ричарда разбираться со всем совершенно одних, было сродни бросанию не умеющего плавать ребенка в воду, только еще более жестоко и с куда меньшими шансами на благополучный исход.
Ада чувствует острую нужду сделать хоть что-нибудь, но ничего так и не приходит в голову. Первая казнь, которую ей довелось увидеть своими глазами, случилась в Траносе, и сейчас, вперив взгляд в столешницу, Ада раз за разом вспоминает ее, прогоняет перед глазами все, что видела и слышала там, в надежде на внезапное озарение.
Как именно заводили на эшафот осужденных? Как зачитывали их имена, преступления и приговоры? Был ли шанс вытащить их из темницы до казни и спасти от нее? Как вообще устроена тюрьма, как можно попасть в нее и, тем более, вывести из нее заключенного? Был ли шанс спасти кого-то из них по пути на площадь? Как их везли туда, когда, какими улицами и откуда все это можно было разузнать заранее? Мог ли хоть кто-то вмешаться в происходящее уже на самой казни и остановить готовую затянуться на шее петлю? Была ли хоть у кого-то подобная власть и, если да, почему он не воспользовался ею? Ада не знает ответов ни на что из этого. Она и представить себе не может, как возможно им помочь Коннору хоть самую малость, и осознание собственной бесполезности и бестолковости разрывает ее изнутри. Украдкой она смотрит на Ричарда и понимает — глубоко внутри он сейчас чувствует что-то очень похожее.
— Друга вашего схватили что ли? Правильно понял?
Между ними на стол опускается уже наполовину сгоревшая свеча, а следом по правую руку от Ады садится и сам Гардас. Крохотный огонек задорно пляшет на фитиле, своим теплым светом играя на лицах сидящих.
— С чего вы взяли? — Ричард заметно напрягается, хоть и старается не показать этого.
— Да брось ты, — гном машет рукой. — Вчера вы у меня вон про архивариуса вызнавали, а сегодня с утра друг ваш, который рыжим вчера пришел, ушел уже чернявым. Тут бы и ребенок докумекал, что неспроста это все. Чего он наворотил-то? Или случайно это все вышло? В жизни-то оно всякое бывает.
— От кассаторов сбежал, — отвечает Ада и, не обращая внимания на округлившиеся глаза Ричарда, поясняет: — Не заключенным был, сам служил.
— Дезертир кассаторский? — присвистывает больше не скрывающий интереса Норбан и придвигает к их столу еще один стул для себя. — Бывает же такое невезение, чтобы ему в Эрд именно в такое время угодить… А второй тот где? Ну, который…
— Больше не с нами, — отрезает Ричард и его поспешность больно режет Аде по сердцу.
— А вы не знаете случаем, — рискует поинтересоваться она, — можем мы хоть как-то ему помочь? Чтобы не казнили его хотя бы. Вы ведь давно в городе, правильно? Может, бывало тут что-то подобное?
— Бывать-то что угодно могло, город большой, да и стоит долго, — вздыхает Гардас, — только вот кассаторов здесь раньше не было. Он ведь их заключенным выходит, а не Эрдского бургомистра. Одни боги знают, что и как эти порешат… Вы только это, не горячитесь и выкрасть его не пытайтесь — бед потом не оберетесь, хорошо это не закончится, я вам точно говорю…
— Есть у вас на чем письмо написать? — вдруг перебивает рыцарь, резко оживившийся от пришедшей ему идеи. — И чем?
— Найдется, — Гардас кивает и быстро выбирается из-за стола. — Только вот из Эрда письмо не отправить теперь, гарнизон все голубятни закрыл и сторожит… — его голос стихает, когда сам он скрывается за дверью.
— От бургомистра можно отправить, — добавляет Норбан, видя смятение на лице Ричарда, — если личное его разрешение получить. Ты парень знатный вроде как, может и выбьешь, но я бы только на это не надеялся.
— Кому ты писать собрался? — с удивлением интересуется Ада.
— Отцу моему. Может, хоть он что сделать сможет… Но если не выйдет с письмом… что еще предлагаете? — его взгляд на секунду обращается к зашедшему обратно в зал Гардасу и возвращается к
