Нас ждет Севастополь - Георгий Соколов

— Ах да, — спохватился Школьников, — у тебя ж зубы выбиты. Не беда. Пока и так можно, потом вставят металлические.

— Мне красивые надо, золотые…

— Золотые — это уже после войны, а пока и так хорош будешь, тебе ведь не жениться, не на свидание идти.

— В том-то и дело, что жениться, — вздохнул Новосельцев.

Школьников разинул рот и какое-то мгновение не мог выговорить ни слова.

— Жениться? Когда же успел найти невесту? Здесь, в госпитале? Что-то быстро. Впрочем, ты же катерник — мастер быстрого хода.

— Напрасно остришь, Володя.

— А кто такая?

— Таня.

— Это та девушка-снайпер, которая тебя два года за нос водила. Значит, дала согласие?

— Как возьмем Новороссийск, так и поженимся.

— И будете вместе?

— А вот это неизвестно.

По лицу Школьникова скользнула тень.

— А я вот не пойму — женат я или холостой. Помнишь, занимал у тебя деньги на подарок для Маргариты? Сопровождал тогда транспорт до Батуми. Как ошвартовался, так к ней. Встретила приветливо. И мамаша ее тоже. Но теплоты никакой. Не чувствовал я себя мужем. Предлагал аттестат. Отказалась. А живут бедно. Комнатушка малюсенькая. Провожали меня до пирса. Могла бы хоть при расставании поцеловать. Не поцеловала. Ну, скажи, что это за жена?

Новосельцев пожал плечами.

— Не пойму я вас.

— Я и сам не пойму, — махнул рукой Школьников.

Некоторое время оба молчали. Новосельцев взял в руки гитару, тронул струны, но тут же отложил ее.

— У кого это я видел часы с золотой цепочкой, — нарушил молчание Школьников. — Надо припомнить. В военное время такая роскошь ни к чему.

— Может, у Уздякова, — высказал предположение Новосельцев.

Школьников криво усмехнулся и махнул рукой.

— Был Уздяков и весь вышел.

Новосельцев удивленно посмотрел на него.

— Как это — вышел?

— Арестовали его. Проштрафился.

— Вот это новость! — ахнул Новосельцев. — Что же натворил?

— Всему виной одна блондинка. Уздяков к ней со всей душой, а она оказалась шпионкой. На допросе призналась, что Уздяков выбалтывал ей секретные сведения… Штрафной роты не миновать, — заключил Школьников.

Несколько мгновений оба молчали, потом Школьников помимо воли зевнул и бросил смущенный взгляд на Новосельцева:

— Недоспал малость…

Новосельцев посмотрел на него и решительно заявил:

— Топай на корабль, Володя. Не ровен час, окажешься в этом госпитале.

Только сейчас он увидел, как осунулся Школьников. Китель висел на нем мешком, нос заострился, тонкие губы стали еще тоньше.

— Да надо вздремнуть перед рейсом, — Школьников поднялся.

— Постой, Володя, — вдруг спохватился Новосельцев, доставая из кармана письмо. — Кому-нибудь из почтальонов Малой земли вручи. Пусть лично доставит адресату.

Школьников взял письмо и простился.

Новосельцев тоже вышел из беседки.

Таня так и не покинула Малую землю. Сначала она собиралась уехать сразу после слета снайперов в бригаде. Потом Вася Рубашкин уговорил ее остаться на смотр художественной самодеятельности, где он читал свои стихи. А после смотра ее послали на слет снайперов всей Малой земли. Там Таня познакомилась с асами снайперского дела — Дмитрием Кучменко из 255-й бригады, Владимиром Дмитренко из 8-й гвардейской и не жалела, что осталась.

В летние месяцы на Малой земле установилось затишье. Относительное, конечно. По-прежнему днем и ночью противник обстреливал ее из орудий и минометов, по-прежнему стрекотали пулеметы и автоматы, пули свистели по всему плацдарму. Но к этому малоземельны привыкли, это считалось обыкновенными боевыми буднями. Десантники основательно зарылись в каменистую землю, и вражеские снаряды и мины не причиняли больших потерь.

В это летнее затишье особенно активно работали снайперы.

Таня на рассвете уходила на свою огневую позицию и возвращалась, когда темнело. Вася Рубашкин теперь охотился самостоятельно. Встречались они за ужином. Не каждый день был удачным для снайперских засад. Гитлеровцы были осторожны. Иногда за весь день снайперы не делали ни одного выстрела. Таня стала чаще менять позиции.

Гитлеровцы тоже выставили своих снайперов. Васе Рубашкину пришлось вступить с одним в поединок. Вася перехитрил. В тот вечер он вернулся радостно возбужденный.

— Можешь меня поцеловать! — объявил он Тане, войдя в блиндаж.

— По какому случаю?

— Поцелуй, потом скажу.

— Ну что ж, изволь.

Вася вспыхнул и растерянно заморгал.

— Ну говори же. Случилось что-то необычайное? — спросила Таня, с усмешкой поглядывая на него.

— Ухлопал фашистского снайпера. Он первый стрелял по мне, но промахнулся. А я дернулся, как будто подбитый. Он и высунулся.

— Ах, какой же ты молодец! — похвалила Таня и как маленького погладила его по голове.

Вася покорно наклонил голову.

Отношения у них сложились после ее возвращения из госпиталя дружеские, можно сказать, братские. Причем Вася оказался на положении младшего. А Таня на правах старшей сестры. Она проявляла к нему ласковую снисходительность и покровительство. Вася не возражал против такого неравенства.

Не докучал ухаживанием и майор. Он был с ней вежлив, предупредителен. И еще заметила Таня, что старался не оставаться с ней наедине. В блиндаж заходил всегда с парторгом.

И Таня рассудила: почему бы не остаться ей на Малой земле до того дня, когда та соединится с Большой? Тем радостнее будет встреча с Виктором. Она написала ему письмо и передала с почтальоном бригады, который каждую ночь ездил в Геленджик. Ответное письмо пришло удивительно быстро. Виктор одобрил ее решение. О том, что находится в госпитале, он не решился ей сообщить, а писал, что каждую ночь сопровождает транспорты на Малую землю, чувствует себя хорошо, правда, немножко устал, но на то и война.

Письмо Виктора она положила в левый карман гимнастерки и все время носила его с собой, даже когда шла в засаду.

Однажды Таня занозила указательный палец правой руки. Палец распух. Батальонный врач прочистил ранку и забинтовал. С такой травмой метко не выстрелишь.

Утром она проводила Васю в засаду и, вернувшись в блиндаж, стала раздумывать, что делать весь день. Потом пошла к парторгу, взяла журнал и читала до сумерек. На второй день она тоже не пошла в засаду. Когда в блиндаж зашел Гармаш, она обрадовалась, хотя и недолюбливала его.

— Скучаешь? — щурясь, спросил Гармаш и сел на Васину койку.

— Конечно, — призналась Таня.

— Может, тебя записать в команду по сбору зелени? Комбат приказал выделить несколько человек для сбора виноградных листьев, крапивы, щавеля. По ту сторону Колдуна, говорят еще есть зелень. Как бы цинги не было… Надо больше овощей. А где их тут возьмешь?

— Это он правильно…

— А я что говорю? Наш комбат солдатам родной отец. Вот это велел передать тебе. — Гармаш достал из кармана головку чеснока. — Привезли ему из Геленджика. Командир хозвзвода там был и с большим трудом достал. Не вздумай отказываться. Не ради твоих прекрасных глаз дает, а для лечения.

Таня взяла чеснок и сказала:

— Спасибо.

— А у тебя красивые зубы, — похвалил Гармаш. — Если они выпадут, комбат с ума сойдет. Послушай мой совет: сидишь в засаде среди кустов — ешь всякую зелень. Говорят, заячья капуста в камнях растет.

Таня рассмеялась.

— Ой, представляю: ползает снайпер среди кустов и пасется, как зайчик. Смешно.

— Смешно, да не очень.

— Ладно, Гриша, воспользуюсь твоим советом.

Гармаш оглядел блиндаж, почему-то покачал головой.

— Сразу определишь, что тут живет женщина, — заметил он. — Как мужчина ни старается, а такого уюта в своей землянке не создаст. Жаль, что в нашем батальоне мало девчат. Надоедает разговаривать с нашим братом солдатом, хочется услышать девичий голос.

— Потому и ко мне пришел?

— Угадала.

Гармаш ушел, а Таня решила сходить в береговой госпиталь. И не столько из-за пальца, сколько из желания увидеть Кузьмичева.

Доложив начальнику штаба о своей отлучке, Таня вскинула на плечо винтовку и пошла. Опустившись с пригорка, стала прикидывать, каким путем скорее дойти. Если по берегу, то это дальше почти вдвое — надо огибать весь мыс. Можно прямо через траншеи. Этот путь короче, но все время нужно пробираться нагнувшись, а кое-где и делать перебежки.

Таня выбрала второй путь.

По траншее дошла до Долины смерти и огляделась. Здесь Таня еще ни разу не была, но наслышана об этом месте предостаточно. Неспроста так оно названо. Долина небольшая, посредине протекает заилившаяся речка, через речку перекинуто бревно. Где-то на высотке находился вражеский снайпер и снимал всех, кто рисковал пробежать долину днем. А ночью долина простреливалась пулеметным огнем, Оборону на этом участке держали попеременно то 8-я гвардейская бригада, то восемьдесят третья. Ни одной из них не удалось отнять у немцев высоты, откуда те просматривали долину. А ходить через нее приходилось часто, так как она располагалась между штабом бригады и батальоном.