Там, где бродили львы (с иллюстрациями) - Гарет Паттерсон

– Боюсь, что он умрет.

Но в самую злую из горьких минут судьба повернулась нам навстречу. Мой друг-ветеринар Эндрю Мак-Кензи оказался в это время в лагере, с которым у нас была радиосвязь. Пока Джулия вызывала Эндрю на помощь, я сунул в мешок миску и канистру с водой и со всех ног поспешил назад к Батиану. Эндрю немедленно отозвался и сообщил, что скоро будет у нас и захватит все необходимые антибиотики.

Когда я вернулся к Батиану, я попытался уговорить его попить, но безуспешно. Впрочем, его глаза выглядели не столь уж остекленевшими, и я почувствовал, что, хотя он все еще находился в шоке, он понял, что я рядом.

Потом, услышав, как к лагерю подъехала машина, я бросился туда встретить Эндрю. Когда я вкратце рассказал ему, что за раны получил Батиан, его лицо нахмурилось. Эндрю и Джулия сели в наш пикап, а я шел пешком, показывая дорогу к Батиану.

Сначала Эндрю изучил состояние Батиана в бинокль. Он приготовил шприц с дозой антибиотиков и сообщил Джулии, что усыпить и отвезти его в безопасное место, то есть в загон в лагере, будет небезопасно. При таком шоке применение наркотика окажется фатальным.

Эндрю вручил мне шприц, и я медленным шагом направился к Батиану. Ласково разговаривая с ним, я ввел ему большую дозу антибиотиков; похоже, он и не почувствовал иглу. Кроме того, я посыпал антибиотиком раны на его шее и обрубок хвоста. Потом я натянул над ним старую палатку, чтобы создать густую тень и тем самым предохранить его организм от обезвоживания под палящими лучами солнца. Покончив с этим, я стал уговаривать Батиана попить: конец, если его организм окажется обезвоженным. Я поставил ему миску у самой пасти, и он чуть-чуть полакал. Чтобы ему было хоть чуть попрохладнее, я побрызгал водой ему на голову и на тело, мягко поглаживая шерсть, чтобы вода растеклась по шерсти и по шкуре.

Во второй половине дня Батиан, несмотря на увечья, показал, что дух его не сломлен. Он встал, подрагивая, на свои некогда сильные лапы и проковылял несколько шагов к ближайшим мопановым кустам. Но там он рухнул на землю, тяжко дыша – должно быть, от страшной боли.

Эндрю сказал мне и Джулии, что он вернется через несколько дней, чтобы ввести Батиану транквилизатор – это даст возможность доставить его в лагерь и прооперировать. Но сначала нужно, чтобы Батиан вышел из состояния шока.

В этот вечер я отправился к Батиану дежурить около него. Я боялся, что беспомощный зверь привлечет внимание гиен или что вернутся эти два молодца. Когда спустилась ночь, я зажег бензиновую лампочку, которую поставил невдалеке от себя, чтобы мне было видно Батиана. В эту ночь я неоднократно предлагал моему истерзанному другу попить из пластмассовой миски. Ни львы, ни хохочущие стаи гиен не появлялись, только стадо слонов немного побеспокоило меня во мраке ночи. Я услышал совершенно внезапно, как это часто бывает, что они вокруг меня обрывают листья с деревьев мопана невидимыми хоботами, переговариваясь резонирующими в воздухе звуками. Слоны подошли неслышно и стали кормиться неподалеку от того места, где находился я. Я сидел тише воды ниже травы, и у меня отлегло от сердца, когда стадо столь же неслышно ушло прочь. Если бы они почуяли наш запах и напали, нас с Батианом ничто не спасло бы. К счастью, стадо вскоре снялось с места, и я стал поклевывать носом.

Когда занялась заря, я оставил Батиана и вернулся в лагерь. Джулии пришлось провести ночь одной, но это не беспокоило ее: все мысли ее были со мной и Батианом, находившимися посреди дикой природы.

Позже Джулия отправилась в Понт-Дрифт, а оттуда в городок Оллдейз, чтобы закупить мяса для Батиана и кое-каких припасов для нас. Я же провел день подле Батиана, который успокаивался все больше и больше и хоть иногда лакал из миски.

Во второй половине дня, побыв немного с Джулией, вернувшейся из шестичасовой поездки, я попытался уговорить Батиана поесть мясца, но он не проявил к этому ни малейшего интереса. Я заметил собирающихся на окружающих кустах крупных зеленых мух с металлическим отливом и содрогнулся. Эти мухи откладывают яйца в открытые раны и в гнилое мясо. Яйца быстро превращаются в алчных личинок, которые устраивают пиршество и в результате достигают полудюйма в длину. Я осмотрел Батиана и обнаружил кладки желтых яиц возле круглых порезов в области шеи и в других местах. Я принялся вычищать яйца, но некоторые прочно засели в Батиановой гриве.

Спустилась ночь, и я сел рядом с Батианом поговорить с ним, чтобы утешить. Я говорил ему о стольких страницах своей жизни, которые разделил с ним. Я нежно шептал ему, сколько подвигов он совершил, прежде чем стал прекрасным принцем; о том, как мы с ним ходили на север и как я слушал его зов, растекающийся по долинам «Таваны» и Питсани; о том, как наши патрули оберегают его владения, его земли. Потом я ненадолго уснул; проснувшись около двух ночи, засветил фонарь, чтобы осмотреть Батиана. Направив свет на его тело, я, к своему ужасу, обнаружил множество белых личинок, копошащихся в его ранах. Зрелище было отталкивающим. У меня в мешке был бренди, и я понемногу обработал им каждую рану. Затем с помощью ножа принялся вычищать личинок, но успех оказался лишь частичным: многие остались глубоко в ранах.

На следующее утро Джулия снова пустилась в шестичасовую поездку в поисках лекарства против заражения личинками. Накануне ночью Рафики, которая была уже на сносях, пришла в лагерь и утром еще находилась поблизости. Когда Джулия уехала, я повел львицу туда, где находился ее брат, с надеждой, что, увидев сестру, Батиан хоть чуточку воспрянет духом. Но, увидев братца, Рафики занервничала. Он не только изменился внешне, но и утратил способность изъясняться языком движений. Из-за этого Рафики оказалась насторожена и немного порыкивала. Потом она легла и уставилась на меня, когда я уселся рядом с Батианом.

Поездка Джулии увенчалась успехом – она привезла отличный порошок от личинок. Я посыпал этим серым снадобьем раны Батиана, и тут же личинки стали выпадать, извиваясь в Батиановой шкуре, прежде чем упасть на землю. Но перед тем, как я привел снадобье в действие, Батиан смог встать и даже попробовал потянуться всем своим ноющим телом. Затем он лег и принялся облизывать раны – все признаки, что шок проходит.

Этой ночью я снова уговаривал его попить и с помощью шприца впрыскивал ему в рот смесь репарационного раствора с водой. На заре он полакал немного воды и даже поел печенки, сердца и почек. Весь следующий день я вливал ему в рот регидрационный раствор. Чаще всего он проглатывал жидкость, но когда он слабел, жидкость вытекала из пасти и образовывала влажные круги вокруг того места, где лежал его подбородок.