Бессмертный избранный (СИ) - Юлия Леру

узнает — он несомненно будет зол. Я даю обещания не от его лица, а от своего, как правительница Асморанты, а не просто жена великого мужа. Но я хочу, чтобы слухи обо мне дошли до него раньше, чем я приду. Я хочу, чтобы как можно больше народу узнало меня, увидело меня и услышало.

Потому что тогда ему тяжелее будет стереть меня с лица земли снова, притвориться, что меня не было, снова отправить меня в небытие.

Он заставлял меня смотреть, как гибнет мой народ, и я ничего не могла сделать — потому что была для своего народа никем. Просто Инетис, еще одной женой владетеля Цветущей долины. Еще одним именем, пришедшим на смену имени Лилеин, которую помнили за красоту — и молчаливую покорность, в конце концов, сгубившую ее жизнь.

Мланкину нужен был еще один ребенок на случай, если наследник умрет, и он мучил Лилеин своей страстью, пока маги травили ее тело эликсирами, призванными вернуть ее чреву способность выносить и родить новое дитя, но лишившими ее, в конце концов, разума.

Мланкин должен был знать, что магия не всесильна. Он должен был отказаться — после десяти Цветений неудачных попыток, после смерти трех детей — троих мальчиков, которых Лилеин родила раньше срока. В конце концов тело Лилеин сломалось — так же, как сломался намного раньше ее рассудок.

Я знаю это теперь, потому что это тоже было в моем сне.

Я знаю это, потому что сам Мланкин рассказал это мне.

Я не хочу быть той, которую не знают и не помнят. Народ почитал память о красоте Лилеин, но знал ли он о ее страданиях и жестких муках?

Знак Энефрет на запястье жжет невыносимой болью, и я бездумно пускаю лошадь вперед. Я не знаю, как далеко я могла бы ускакать, если бы не твердая рука Серпетиса, ухватившая поводья и заставившая мою лошадь замедлить ход. Его глаза кажутся сверкающими черными камнями на покрытом дорожной пылью лице, его голос так тих, что его могу слышать только я.

— Подожди остальных, — говорит он. Светлые волосы выбились из косы и бьют его по плечам и щекам, задевают мое лицо, раздуваемые ветром.

Я перевожу взгляд на руку Серпетиса, все еще сжимающую поводья.

— Отпусти. — И он тут же убирает руку.

— Что случилось с тобой, Инетис? — спрашивает он, обжигая меня черным пламенем своих глаз, так похожих сейчас на глаза своего отца. — Почему ты говорила им то, что не имеешь права говорить без позволения и одобрения правителя? Мигрис доложит отцу о твоих словах, можешь не сомневаться, и ему это наверняка не понравится.

Я знаю его всего три дня и три ночи. Но я говорю ему правду — как маг, который не может скрывать свои мысли.

— Твой отец отправил меня на смерть однажды, — отвечаю я. — Я не хочу, чтобы это случилось во второй раз. Ты слышал, что сказал Чормала. Мланкин ищет новую жену, он готов от меня отказаться. Если я приеду тайно, скрываясь, ему будет легко избавиться от меня снова.

— А так ты разозлишь его, — говорит Серпетис. — Не стоит противостоять так открыто своему правителю, даже если он твой муж. Моя названая мать никогда не перечила отцу. Ты ведь хочешь остаться в Асме, хочешь вернуть себе сына? Так ты ничего не добьешься. Он не простит тебя.

Прощение? Я едва сдерживаю смех, готовый сорваться с губ. Мне не нужно его прощение. Мне нужно, чтобы мой сын узнал, что я жива. Мне нужно, чтобы Мланкин позволил мне быть с ним, пока не наступит следующее двоелуние, и Серпетис не станет настоящим правителем Асморанты.

— Я не вижу других путей, — говорю я все так же честно. — Только так. Только показать ему, что я не боюсь его.

— Неповиновением и дерзостью? Я не стану перечить своему отцу, если он решит тебя наказать за это. Не ты обладаешь властью в Асморанте, Инетис, а он. И говорить ты должна только то, что сказал бы он, будь на твоем месте. Моя мать управляла делами деревни наравне с отцом. Но ни одно решение она не принимала без него.

Он замолкает лишь на мгновение.

— Я расскажу отцу о том, что было в лесу. Я настою на том, что твоя помощь нам нужна, и он поймет.

Я прищуриваюсь, пристально глядя ему в глаза.

— Зачем это тебе? Насколько я поняла, ты к магам не питал горячей любви. Что изменилось?

Серпетис сжимает губы на мгновение, превращая рот в тонкую линию, перерезающую его лицо.

— Изменилось все, — говорит он.

28. МАГ

На землю спускается темнота, и мы вот-вот доберемся до Брешин, где проведем эту ночь. Сумерки уже туманом осели в овраге, и влага забирается под корсы и заставляет ежиться. Ночи становятся все холоднее. Скоро лужи начнут замерзать, а там и Холода. Осталось недолго, и с севера придет снег, и земля покроется им сколько хватит глаз — от края вековечного леса до самых пустынь Алманэфрета.

Я не знаю, где встречу первый день Холодов. В доме Мланкина, в клетке, на пути в Тмиру? Уже завтра мы достигнем Асморы. Уже к вечеру можем войти в Асму. Уже ночью моя сестра и ее пасынок переступят порог дома владетеля Цветущей долины. Что будет потом?

Я кошусь на Унну, но она кажется совсем спокойной. Я не знаю, зачем она пошла с нами. Потому что решила подчиниться воле Энефрет или из-за Серпетиса, при взгляде на которого постоянно заливается краской? Она глупа и в первом, и во втором случае.

Мысли