Письма Филиппа - Павел Юрьевич Фёдоров

–Не просто мне понять Твои слова.

– А слов и нет, есть только Ты, намерение и воля, Я и люди.

–Мне тягостны они в своём безличие, пустой народ, жизнь, не оправдание своих надежд. Где ж силы взять, чтоб вверх с горы сходить. Упасть лишь камнем вниз, вот нам дано такое право – свобода выбора, бери!

– Горьки слова твои, в душе нет радости от бытия.

–Мечта не принята судьбой. Она прошла насквозь и скрылась в темноте. Мне мысль, что я несмел. Страх сквозь все черты мои, лишь шаг во мраке, вот я ступил и ужас охватил сознанье.

– Где ж был ты так, что потерял дар Света.

–Среди людей я жил и погрузился в мрак кромешный, мир весь наполнен ядом и лицемерием. Жесток он для меня, нет силы той во мне, лишь страх и немощь. Готов я уничтожить жизнь людей, всех разом. Пощады нет и сострадания ко всем, всё умерло во мне. Ребёнок плачет у людей – душа моя, как бременем не знает он ни ласки, ни любви. Он одинок, всегда порочен, жаден, что до детей ему!? Ничтожно. Там нет души мне, и одиночество встречаю. Вода отхлынула и берег пуст, звучание притихло всё. Шаги. Навстречу ожидаю. Молча войдёт и мир вдруг полон. Люблю её. Наполнилась душа. И страх опять всё потерять. У жизни два конца, начала нет и тени. Кто мы, куда идём, а может я сомнение и страх, любовь, всё есть в борьбе за выживание, и скука от людей. Нас жизнь гнетёт своим непостоянством поверхностным, а бытие казнит, и не сломать, ошейником уж стал. Любви хочу, а сам любить не смею. Затравлен у людей Творец гармонии и мира, нет места здесь ему.

– Ты смел, сказать дал волю чувству, кем был ты – человек, кем стал ты. Будто нашёл ответ в своём пути по жизни.

–Но не досуг, Я занят слишком. Мне многое дано поведать. Не докричишься до Тебя в молчании побудь со мной хоть миг. Потеряно уж всё, я опоздал, мне не успеть нельзя, кто позаботится о нас, кто нас спасёт, кто сохранит нам жизнь?

– А кто её отнимет?

–Смотрю всё вниз, земля с холма красива, всё в ней в гармонии при общем взгляде. Как звать весь мир, искусством? Творением? Ей дала познать себя лишь Ты, Твоя здесь сила носит Имя. Как так возможно, что смог себя увидеть. Кто я, ничтожен, слаб.

– Ты телом слаб, а мыслью мудр.

–Нет, мудр я к Тебе, в величие Твоём стараюсь я взывать. Но Ты молчишь.

– Себя ты слышишь здесь, не более – себя!

–Себя я слышу, значит я сошёл с ума и это правда. Кто прав, кто скажет мне о вечности в душе, о лжи, стремясь понять нет сил.

– Нет жизни там, где ложь, нет там стремления к Тебе.

–Ещё пока я жив, всё в прошлом, лишь о себе могу сказать.

– Печаль в глазах и всё!

–Почему?

– Я видела войну. Войну между жизнью и смертью, это очень жестоко, очень…, бесчеловечно! Я знаю о чём говорю.

– Ты видела войну? Где, когда это произошло?

– Война только и может происходить между жизнью и смертью, к сожалению люди этого не понимают. Мне очень страшно Михаил, страшно от того, что всегда невозможно ничего предотвратить, спасти, изменить… остаётся только смотреть на всё это и…, как же это всё тяжело. К Петру же все относились как к умственно-недоразвитому, как к какому-то дурачку. Мы тогда с ним из школы шли, он меня иногда до дому провожал. Шли через сад, а там неподалёку на скамейках всегда шпана наша дворовая собиралась, помнишь…. Ну они начали кричать всякую грязь в нашу сторону…. Пётр услышал, остановился и пошёл к ним. Я его пыталась остановить, мол не обращай внимания и всё такое, но он меня вообще не слышал. Подошёл и остановился прямо перед их главарём. А тот сидит развалившись, усмехается.

– Ну, что придурок, хочешь что-то сказать?

– Да, хочу спросить тебя кое о чём?

– Спрашивай, если хочешь, я сегодня добрый, – а все вокруг него подхихикивают.

– Тебе не стыдно?

– Мне, стыдно, за что…?

– За свои слова, поступки, непонимание того, что же ты творишь, как живёшь?

– Да мне пофиг, слышишь, ты дебил, шёл бы ты со своей…, а то лень руки об тебя марать, ещё заразишь чем ни будь… – вся шпана стояла вокруг нас и смеялась.

– Пофиг говоришь, ну тогда я скажу тебе, что ты лжёшь.

– Ты вообще, что ли выродок ничего не соображаешь… – главарь их вдруг резко вскочил и лицо злое такое, циничное, даже непонятно было что его так разозлило. Я сразу встала между ними, мол только без драки, а сама чувствую, что они очень серьёзно побаиваются Петра, он ведь физически настолько сильный.

– Через некоторое время, нескоро, но всё же, ты встретишь женщину. Она совсем не будет походить на ту, на которую все оборачиваются, которую замечают, самая простая, обычная, ничем ни примечательная женщина. Но именно у неё ты останешься и будешь с ней жить. У вас родится мальчик. И вот тогда наступит тот самый долгожданный момент, когда ты почувствуешь счастье. Счастье просто от того, что тебя любят, что у тебя есть семья, маленький сын, в котором ты души не чаешь…. Он погибнет…, трагически, случайно, практически у тебя на руках, ты всё сделаешь чтобы его спасти и не сможешь, не успеешь…, он умрёт! Только после этого ты, может быть, впервые задумаешься: почему…? Будешь искать виновных, оправдываться, метаться, грозить, просить, умолять…, и никто не придёт тебе на помощь, потому что ты своего сына убил сам. Сегодня, сейчас, своим словом, поступком, мыслью…, но это ты его уже убил!

–Но ведь это так и есть, Кира, что тебя в человеческих поступках удивляет? Они практически все только о себе думают…, не о семье, детях, родителях, нет…, потом конечно есть некое ощущение вины или раскаяния, но что им от этого?

– Я ночью так плакала тогда, впервые в своей жизни мне было так горько, ведь Пётр наказал его, а у меня перед глазами всё стоит смерть этого малыша…, как же это чудовищно жестоко и по отношению к кому, к ребёнку?! И не помочь, и не исправить уже ничего….

–Никакое это не наказание, естественный ход вещей…, ничего и не могло быть по-другому.

– Ничего не могло быть по-другому, как это всё просто можно