Академия Шекли (сборник) - Квалья Роберто

– Твою мать! – заорал Гермес. – Кого же я сопроводил в преисподнюю вместо тебя, старый мошенник?

– Несчастного Леокада, – невозмутимо ответствовал бывший царь. – Ловко мы провели тебя, а, придурок? Хотел без лишнего шума убрать меня руками этого техасского идиота, а потом отправить следом и его самого? Дудки, мистер бог! – Он вытянул в направлении Гермеса крепко сложенную дулю и экспрессивно повертел ею в воздухе.

– Ты позволяешь себе слишком много, смертный, – процедил Гермес. – Надо полагать, ты заручился надёжными покровителями, если разговариваешь со мной в таком тоне – или просто наивно надеешься, что эта публичная дерзость останется безнаказанной?

– Узнав, что имеется отличный повод поставить тебя на место, Гера сразу же подписалась за меня, – самодовольно заявил Лай.

– Тартар побери! – расстроился Гермес.

– Поэтому перед всем благородным собранием я заявляю, что был вынужден бежать, узнав о заговоре, чтобы спасти свою жизнь и достоинство, и теперь на вполне законных основаниях требую своё царство назад! – возгласил Лай.

– Опомнись, ты же до основания разрушаешь миф об Эдипе! – заскулил Гермес. – От меня Зевс мокрого места не оставит!

– Это твои проблемы, приятель, – с достоинством ответил Лай. – Я не собираюсь решать их за тебя.

– Что же ты, мистер, – с горькой укоризной обратился Марвин к бывшему царю. – Я же тебя, можно сказать, от неминуемой смерти спас, а ты меня теперь топишь в буквальном смысле слова!..

– Своя рубашка ближе к телу, – усмехнулся Лай. – Ибица оказалась совершеннейшей дырой. Я, похоже, перепутал её с Ниццей. Президентских номеров в отелях нет, пляжи грязные, куда ни пойди – везде толпы каких-то немытых волосатых бездельников, которые сидят на газонах, бренчат на гитарах и курят удивительную дрянь. Да и Барбарелла… Я к ней быстро охладел. За ногтями не ухаживает, готовить не умеет, валяется целыми днями на циновке и слушает Джимми Хендрикса. Нет, не так я себе представлял идиллию в рыбацком шалаше… – Он снова повернулся к беснующейся аудитории. – Итак, господа! Вы все прекрасно меня знаете. Кого вы поддержите в притязаниях на престол Фив – отпрыска древнего царского рода или этого безродного выскочку?

– Вообще-то, судя по размаху пиров, которые закатывает новый царь, ему вполне присущи щедрость и благородство истинного владыки, – рассудительно заметил Цефей, ковыряя в зубах бамбуковой зубочисткой.

– Низкий чревоугодник! – заверещал Лай. – Подумай как следует, сосед: это создаёт очень опасный прецедент! Если вы не вернёте мне царство, Гермес решит, что ему всё позволено. Ничто не помешает ему провернуть аналогичные банановые путчи в ваших полисах, поставив у власти своих людей из низшего сословия – бывших рабов, рыбаков и дальнобойщиков!

– Замолчи, вздорный старик! – прогремел Гермес. – Ты уже сказал достаточно, чтобы я немедленно испепелил тебя!

– Руки коротки! – отозвался Лай. – Ты, посланник олимпийцев, мальчишка на побегушках, который таскает Аресу любовные записки от Афродиты, но при этом корчит из себя древнее автохтонное божество! Интриган, который не видит дальше собственного носа и не может просчитать ситуацию хотя бы на два хода вперёд, хитрец, которого я обвёл вокруг пальца, как…

– Привет, папа.

– Сынок?! – страшно изумился Лай.

В дверях обеденного зала возник Эдип – в знакомых Иезайе замызганных шортах, гавайской рубашке и камуфляжной рыбацкой панаме. В руках у него была сетка, наполненная чем-то тёмным и угловатым.

– Ага, он самый. – Эдип грохнул сеткой об пол, и из неё посыпались продолговатые коричневые бруски, похожие на куски хозяйственного мыла. – Это не твоё, а?

– Нет. – Лай побледнел как полотно. – Я не торгую мылом.

– Брось, папаша. Ты прекрасно знаешь, что это такое. Это пять килограммов толовых шашек, которые ты, старый вонючий скунс, заложил в двигатель моего катера. – Эдип повернулся к совершенно обалдевшей от такого количества сюжетных зигзагов аудитории: – Обратите внимание, господа! Ему мало было того, что я побрезговал убивать его, предпочтя бегство из Эллады кровавому фиванскому престолу. Этому хорьку мало было того, что я, сентиментальный идиот, предупредил его об опасности, исходящей от вот этого вот самозванца, который в настоящее время узурпировал царский трон. Нет, папочка решил дополнительно подстраховаться. Вдруг проклятие ещё действует и он все ещё рискует быть убитым мною?.. Убрать опасного сынка – и дело в шляпе! Да, кстати, благородные герои Эллады, совсем забыл представиться… Эдип из Коринфа, настоящий Эдип, кровный сын вот этого сморчка!

Русский драматург Гоголь потратил приблизительно полторы страницы убористого текста, чтобы описать немую сцену в финале своей пьесы «Ревизор». Для того, чтобы описать немую сцену, возникшую в пиршественном зале царского дворца в Фивах, бумаги понадобилось бы значительно больше.

– Ладно врать-то, – проскрипел в установившейся потрясённой тишине Лай. – Ты сбежал вовсе не потому, что внезапно воспылал горячими сыновними чувствами к папаше, которого никогда в жизни не видел. Тебе просто не улыбалось остаток дней скитаться по Элладе с выколотыми глазами, как последнему бомжу! Даже предполагаемый инцест с матерью, я думаю, не вызвал у тебя сакрального ужаса – её ты тоже никогда не видел и вряд ли питал к ней родственное почтение…

– Клянусь Зевсом! – завопил Эдип. – Клянусь Зевсом, теперь эта цена уже не кажется мне чрезмерной, если за неё я смогу получить твою голову!.. – Оскалившись, он двинулся к отцу, нервно потирая волосатые руки. – Значит, для того, чтобы стать владыкой Фив, Эдип из Коринфа первым делом должен убить царя Лая? Отлично, отлично…

– Я уже не царь! – пискнул Лай. – И пока ещё не царь! Остановите этого психа!.. – Он проворно нырнул за спины эллинских героев. – И потом, детка, царём тебе всё равно не стать: Сфинкс-то уже погибла!

– Это ты так думаешь, сахарная голова, – раздался низкий джазовый баритон.

Лай и Гермес в ужасе повернулись к выбитым дверям – в дверном проеме, скрестив передние лапы на груди, стояла тётушка Сфинкс.

– Эй, варёная сгущёнка! – сумрачно произнесла она. – Ты считать умеешь?

Бог торговцев и мошенников едва увернулся от брошенного чудовищем кейса. Пролетев через весь зал, чемоданчик загрохотал по гранитным плитам пола.

– А я умею! – зарычала Сфинкс. – Грязный латинос! Здесь ровно половина той суммы, на которую мы договаривались. Где остальное?!

– Вторую часть суммы я собирался выслать телеграфом в Венесуэлу, – заюлил Гермес. – Когда ты прибудешь на место.

– Ага, щас! – Львица упёрла передние лапы в бока. – Об этом у нас разговора не было! Небось надеялся, что, обнаружив это дело за пятнадцать минут до самолёта, я не посмею вернуться и качать права?! Плохо ты меня знаешь, кофейный крем! Я древнее хтоническое чудовище! Я в молодости была одним из ключевых функционеров «Чёрных пантер», я общак держала! – Она кошачьим движением скакнула к Гермесу, ухватила его за тунику и начала бешено трясти, словно крысу. – Где деньги, божественная скотина? Да мы с Тифоном и Ехидной зажигали не по-детски, когда тебя ещё и в проекте-то не было!

– Мама! – закричал несчастный Гермес.

Банкетный зал заполнил густой бас, сошедший с небес:

– Мама твоя, джуниор, давно умерла, но папа внимательно наблюдает за твоими проделками с Олимпа.

– Не приближайся ко мне, придурок! – завизжал Лай, выхватив револьвер и направив его на Эдипа, который всё это время целеустремлённо огибал пиршественный стол, стремясь добраться до папаши.

– Серьёзно? – дурашливо удивился Эдип, вытаскивая руку из кармана. В руке у него была зажата граната с выдернутой чекой. – Ладно, не буду. Зоны осколочного поражения, думается мне, вполне достаточно. Знаешь, батя, мне ведь больше совершенно нечего терять. Всё, что можно, ты у меня уже отобрал. И царство, и безмятежное будущее, и Барбареллу…

– Барбарелла! – выкрикнул Лай. – Так вот с кем она снюхалась! Это она выдала меня, маленькая дрянь!..