Просто Мария 2 - Коллектив авторов

— Что же?..

— Твердость характера. Только тогда мужчина может называть себя мужчиной…

Диего в задумчивости повторил вслед за Джоанной:

— Твердость характера?..

Та согласно наклонила голову.

— Совершенно верно… Учти, Диего, все, что я тебе рассказываю, тебе еще не раз пригодится в жизни… Я уверена, что тебе еще придется бороться за любимую женщину, и ты еще не раз с благодарностью будешь вспоминать мои слова…

— А в чем же я не проявил эту самую твердость характера?..

Джоанна продолжала наставлять молодого Лопеса — тот слушал во все уши:

— Ты ведь когда-то говорил мне, что не проживешь без меня и часа…

— Да, — едва слышно, одними только губами произнес молодой поклонник Джоанны, — да, и я могу тысячу раз повторить это!..

— Повторять это больше не надо, — холодно отрезала Джоанна. — В этом нет никакой необходимости… Так вот, ты говорил, что любишь меня… И сегодня, когда этот же вопрос встал в разговоре с твоей замечательной старшей сестрой… С этой Марией, ты просто убежал от меня… Да, ты убежал, хлопнув дверью, как маленький мальчик…

Диего залился густой краской — теперь, на пьяную голову, вспоминая свое поведение в комнате Джоанны, ему стало нестерпимо стыдно.

— Но ведь я…

Однако Джоанна вновь перебила его:

— И после этого ты еще хочешь, чтобы я считала тебя мужчиной?.. Да ни за что на свете!.. — Воскликнула Джоанна так громко, что на нее невольно обратили внимание сидевшие за соседним столиком завсегдатаи. — Ни за что на свете я в это не поверю… Ты слишком труслив!..

Это был очень сильный тактический ход — Джоанна, прекрасно играя на самолюбии Диего, была уверена, что в ответ на такие обидные слова молодой Лопес обязательно взорвется.

Так оно и произошло…

— Это я-то труслив?.. — Воскликнул Диего и инстинктивно подался вперед, опрокинув проходя, наполненную наполовину бутыль с ромом. — Это ты мне такое говоришь?.. Это я-то труслив?.. Еще никто и никогда, — Диего уже не говорил, а почти кричал, — никто и никогда не смел мне говорить такие обидные вещи…

Этот порыв не возымел на Джоанну ровным счетом никакого эффекта — она только покосилась на бутылку, которая, откатилась на край стола, упала на пол с глухим звуком и покатилась еще дальше, под соседний столик, облив по дороге штанину какому-то важному пожилому сеньору.

— Да, — она презрительно хмыкнула, — да, Диего Лопес, до чего же ты докатился… Ты едва не поднял руку на женщину… — неожиданно Джоанна вскликнула, — на… на женщину, которой еще сегодня клялся в вечной любви, в любви до гробовой доски…

Диего, поняв, что совершил непростительный промах, сконфужено уселся на свое место и, подобрав бутылку, поставил ее под столик.

Джоанна поняла, что инициатива перехвачена ею окончательно и бесповоротно.

— Да, вот что значит твоя пресловутая храбрость!.. — воскликнула она, — что это такое… А я, дура, битый час распинаюсь, втолковывая этому человеку, каким должен быть настоящий мужчина, объясняю, что такое твердость характера… Боже, как я глупа… Этот человек ни на что не годится, он способен только поднять руку на женщину… на женщину, которая, любила его всей душой, которая пошла для него на невосполнимые жертвы…

Опустив глаза, Диего пробормотал:

— Прости меня, пожалуйста…

Вид у него был необычайно удрученный и потерянный — достаточно только было взглянуть на его лицо…

Однако Маклохлен этой победы показалось явно недостаточно, и она продолжила восклицать:

— Да, вы только посмотрите на него!.. — произнесла она, обращаясь, конечно же только к самой себе — все посетители за соседними столиками, увидев, что девушка то и дело оборачивается в их сторону, отвернулись. — Да, сеньоры и сеньориты, посмотрите на этого молодого человека… Он предал, он опозорил меня… А теперь — теперь он едва не поднял на меня руку… Я бы даже не удивилась, если бы он сейчас попытался меня убить!..

Диего вновь пробормотал — все также сконфуженно:

— Прости меня…

— Простить тебя!.. — гневно воскликнула Джоанна, необычайно довольная таким удачным для себя поворотом событий, — ты хочешь, чтобы я простила тебя?.. Ха-ха-ха!.. — рассмеялась она горьким трагическим смехом, от которого у несчастного Диего Лопеса мурашки побежали по коже. — Да не за что!..

— Джоанна…

Маклохлен была неумолима.

— Никогда и ни за что!..

Глядя на Диего, можно было предположить, что он готов сделать ради прощения все, что ни попросила бы его эта девушка — даже встать на колени.

— Джоанна…

Джоанна была непреклонна.

— Я не хочу тебя видеть, мне омерзительны твой вид, твой голос, твои повадки… Все, что связано, все что напоминает о тебе…

Нервы у бедного Диего были на последнем пределе — Джоанна прекрасно осознавала это обстоятельство: достаточно было одного лишь беглого взгляда на ее незадачливого воздыхателя, чтобы убедиться, что это — так…

— Джоанна…

«Не слишком ли круто я взяла?.. — подумала Маклохлен, — так можно отбить у него всякую дальнейшую охоту предпринять попытки к примирению… Он чувствует себя виноватым передо мной — прекрасно, но нельзя же быть такой неприступной, точно я не женщина, а полицейский, охраняющий Белый Дом… Надо дать ему хоть какую-то надежду…»

Джоанна после этих мыслей быстренько успокоилась и, посмотрев на Диего, произнесла:

— Бедный, бедный Диего…

Диего понял, что девушка сделала шаг на встречу — пусть маленький, пусть даже совсем крошечный, но все-таки шаг. Он сказал:

— Джоанна… Ради Бога, выслушай, что я тебе сейчас скажу…

Искоса бросая взгляды на Диего Джоанна определила, что после случившегося он немного протрезвел.

— Джоанна…

Голос Диего дрожал.

Подняв на молодого Лопеса глаза, Джоанна Маклохлен произнесла уже более спокойно, чем в предыдущий раз:

— Да, Диего…

Молодой Лопес, обрадованный, что хоть теперь-то его выслушают, начал так:

— Джоанна, моя дорогая, моя несравненная Джоанна… Не гони меня от себя…

«Надо дать ему еще немного надежды, — подумала Маклохлен, — а не то этот остолоп подумает, что я действительно его ненавижу…»

Как ни странно, истинные чувства Маклохлен к этому человеку были далеки от ненависти — как ни странным может показаться, Джоанна за свою жизнь вообще никогда и никого не ненавидела. К Диего Джоанна относилась в лучшем случае — с брезгливым состраданием, в худшем же — с презрением… Кстати, насчет неспособности Джоанны ненавидеть дон Мигель Габриэль когда-то сказал: «Это все потому, что ты не умеешь по-настоящему любить… Если человек действительно способен на очень сильные чувства, то они будут одинаковы и в одном, и в другом.»

Пока Маклохлен размышляла подобным образом, Диего продолжал свой бессвязный лепет:

— Джоанна, моя дорогая, моя несравненная Джоанна!.. Если бы ты только знала, как сильно я тебя люблю… Если бы ты