Отверженные (Перевод под редакцией А. К. Виноградова ) - Виктор Гюго

Тот вздрогнул и поднял глаза.

— Сто франков, — продолжал Жан Вальжан, — если вы дадите мне убежище на эту ночь.

Луна ярко освещала встревоженное лицо Жана Вальжана.

— А! Это вы, господин Мадлен? — воскликнул человек.

Это имя, произнесенное в ночную пору, в этом незнакомом месте незнакомым человеком, заставило Жана Вальжана отшатнуться. Он ждал чего угодно, только не этого. Говоривший был старик хромой и сгорбленный; одет он был почти как крестьянин; на правом колене его был ремень с довольно большим колокольчиком. Лица его не было видно, на него падала тень.

Между тем старик снял шапку и восклицал в страхе:

— Боже мой! Как вы сюда попали, господин Мадлен? Откуда вошли? Господи Иисусе! Не с неба ли свалились! Откуда же вам и падать, как не оттуда! Да и в каком вы виде! На вас нет ни галстука, ни шляпы, ни сюртука! Знаете ли, вы можете напугать всякого, кто вас не знает! И без сюртука! Господи Боже мой, видно, святые угодники с ума посходили? Скажите же, как вы сюда попали?

Слова так и сыпались с его языка; старик говорил с деревенской словоохотливостью, в которой не было ничего враждебного. Все это было сказано со смесью изумления и наивного добродушия.

— Кто вы такой? Что это за дом? — спросил Жан Вальжан.

— Ну, вот это уж слишком! — воскликнул старик. — Вы же сами поместили меня в этот дом, и этот дом как раз тот, куда вы меня поместили. Неужто не узнаете меня?

— Нет, — отвечал Жан Вальжан. — А каким образом вы знаете меня?

— Вы спасли мне жизнь, — сказал он.

Он повернулся, луч месяца осветил его профиль, и Жан Вальжан узнал старика Фошлевана.

— А, вот вы кто! Теперь я узнаю вас, — воскликнул Жан Вальжан.

— Слава тебе господи, — промолвил старик с легкой укоризной.

— Что это вы здесь делаете?

— А вот видите, закрываю дыни!

Фошлеван действительно держал в руке в ту минуту, когда Жан Вальжан подошел к нему, край рогожки, которую расстилал над грядой. Он уже наложил несколько таких покрывал с тех пор, как появился в саду. Во время этой работы он и делал те странные движения, за которыми наблюдал Жан Вальжан из сарая. Старик продолжал болтать.

— Ишь ты, думаю, месяц светит ясно, значит, мороз будет. Не надеть ли, думаю, плащи моим дыням? Право, и вам не мешало бы сделать то же, — засмеялся он, оглядев Жана Вальжана. — Как же вы сюда попали?

Жан Вальжан, убедившись, что этот человек его знает хотя бы под именем Мадлена, стал осторожен. Он сам начал задавать вопрос за вопросом. Странное дело, роли их переменились. Расспрашивал теперь он.

— Что это у вас за колокольчик на колене?

— Это? — отвечал Фошлеван. — Это чтоб меня избегали.

— Как так — избегали?

Старик Фошлеван подмигнул с непередаваемым выражением.

— Да очень просто: в этом доме, видите ли, великое множество женщин, молодых девиц. Ну вот, должно быть, со мной им опасно встречаться. Колокольчик их предупреждает; чуть я покажусь, они и убегают.

— Что же это за дом такой?

— Будто вы и не знаете?

— Право, не знаю.

— Да вы сами же поместили меня сюда садовником!

— Отвечайте мне прямо, предположите, что я ничего не знаю.

— Ну, это монастырь Малого Пикпюса.

Жан Вальжан понемногу стал припоминать. Случай, то есть Провидение, направил его как раз в тот монастырь квартала Сент-Антуан, куда старика Фошлевана, изувеченного падением, приняли по его рекомендации года два тому назад. Он громко повторил, словно говоря сам с собой:

— Монастырь Малого Пикпюса!

— А в самом деле, — начал снова Фошлеван, — каким это, черт возьми, образом вы забрались сюда, господин Мадлен? Хоть вы и святой, да все же мужчина, а мужчин сюда не впускают.

— Вы же живете тут.

— Только я один и живу.

— Как хотите, — сказал Жан Вальжан, — а я должен здесь остаться.

— Боже мой! — воскликнул Фошлеван.

Жан Вальжан приблизился к старику и сказал ему торжественным голосом:

— Дядюшка Фошлеван, я спас тебе жизнь.

— Я первый об этом вспомнил, — отвечал старик.

— Ну а теперь ты можешь сделать для меня то, что я сделал для тебя когда-то.

Фошлеван схватил в сморщенные дрожащие руки обе сильные руки Жана Вальжана и несколько мгновений не в силах был выговорить ни слова. Наконец воскликнул:

— О, это была бы благодать Божия, если бы я хоть немножко мог отплатить за это! Спасти вам жизнь, господин мэр! Располагайте мной, стариком.

Радость преобразила старика. Лицо его словно озарилось лучом счастья.

— Что надо делать? — спросил он.

— Я сейчас объясню. Есть у тебя каморка?

— У меня уединенная лачужка, вон там, позади развалин старого монастыря, в отдаленном закоулке, которого никто не видит. Там три комнаты…

Барак был действительно так хорошо спрятан за развалинами и так удобно расположен, что Жан Вальжан даже не заметил его.

— Ладно, — сказал Жан Вальжан. — Перво-наперво я прошу у тебя две вещи.

— В чем дело, господин мэр?

— Во-первых, ты никому не скажешь того, что знаешь обо мне. Во-вторых, ты не будешь стараться узнать ничего более.

— Как вам угодно. Я знаю одно, что все, что вы делаете, честно и что вы всегда были Божий человек. Да и к тому же сами вы устроили меня здесь. Это ваше дело. Я весь к вашим услугам.

— Прекрасно. Теперь пойдем со мной. Надо принести ребенка.

— А, — молвил Фошлеван, — тут есть и ребенок!

Он не прибавил ни слова и пошел вслед за Жаном Вальжаном, как собака за своим хозяином.

Полчаса спустя Козетта, порозовевшая от жаркого огня, спала на постели старого садовника. Жан Вальжан надел свой галстук и сюртук; шляпа, брошенная в саду, была найдена; пока Жан Вальжан облекался в свое платье, Фошлеван снял наколенник с колокольчиком и повесил его на стену рядом с ивовой корзинкой. Оба старика грелись, облокотившись на стол, куда Фошлеван поставил кусок сыра, ситный хлеб, бутылку вина и два стакана. Старик говорил Жану Вальжану:

— А, вот вы какой, господин Мадлен! Не узнали меня сразу! Спасаете жизнь людям, а потом и забываете о них! Нехорошо! А они-то помнят о вас! Экий неблагодарный!

X.

В которой объясняется, как Жавер попал впросак

События, закулисную сторону которых мы только что увидели, совершились самым простым образом.

Когда Жан Вальжан бежал из муниципальной тюрьмы города Монрейля в ту самую ночь, когда Жавер арестовал его у постели мертвой Фантины, полиция сейчас же предположила, что беглый каторжник направился в Париж. Париж — это Мальстрим, в котором все теряется; в этом центре мира все исчезает, как в морской пучине. Никакой лес не укроет человека так надежно, как эта толпа. Беглецы всякого рода хорошо это знают. Они кидаются в Париж, как в омут: есть омуты спасительные. Полиция тоже знает это и ищет в Париже то, что потеряла в другом месте. Она и принялась разыскивать в столице бывшего мэра города Монрейля. Жавер был призван в Париж руководить поисками. Он действительно помог захватить Жана Вальжана.

Усердие и сметливость Жавера были замечены господином Шабулье, секретарем префектуры при графе Англесе. Шабулье, уже раньше покровительствовавший Жаверу, прикомандировал его к парижской полиции. Там Жавер проявил себя с наилучшей стороны, снискав заслуженное уважение.

Он перестал думать о Жане Вальжане — для этих ищеек, вечно пребывающих на охоте, один зверь заставляет забывать другого; но вот в декабре 1823 года он как-то раз взял в руки газету, он, который никогда не читал газет; но Жавер, как монархист, пожелал узнать подробности торжественного въезда принца-генералиссимуса в Байонну. Прочтя интересовавшую его статью, ему попалось на глаза в конце страницы имя, привлекшее его внимание. Газета сообщала, что Жан Вальжан умер, и констатировала факт смерти в таких формальных выражениях, что Жавер не усомнился, потом кинул газету и забыл об этом думать.

Некоторое время спустя префектурой Сены и Уазы было прислано в парижскую префектуру полицейское донесение о похищении ребенка, случившееся в Монфермейле при странных обстоятельствах: маленькая девочка семи-восьми лет, оставленная своей матерью на попечение местного трактирщика, была украдена каким-то незнакомцем; девочку звали Козеттой, она была дочерью падшей женщины по имени Фантина, умершей в больнице — где и когда неизвестно. Это донесение попалось на глаза Жаверу и заставило его призадуматься.

Имя Фантины было ему хорошо известно. Он помнил, как Жан Вальжан насмешил его, попросив трехдневной отсрочки, чтобы поехать за ребенком этой женщины. Он вспомнил, что Жан Вальжан был арестован в Париже в ту минуту, когда садился в дилижанс, отходивший в Монфермейль. Судя по некоторым указаниям, это даже была вторая его поездка в это селение, так как накануне его видели в окрестностях Монфермейля. Зачем он туда ездил? Никто этого не мог угадать. Теперь Жавер понял все. Там была дочь Фантины. Жан Вальжан собирался ехать за ней. Между тем ребенок был украден незнакомцем! Кто это мог быть? Уж не сам ли Жан Вальжан? Но ведь Жан Вальжан умер… Жавер, никому не сказав ни слова, сел в дилижанс, отходивший от трактира «Оловянное блюдо» в переулке Планшетт, и съездил в Монфермейль.