Ссора с патриархом - Джованни Верга

— Нет, не она, бедняжка!.. У меня исстрадалась душа. Знайте же это, Антонио. Я чувствую… что вы не любите меня!

Рыдания заглушили ее последние слова.

— Но почему? Почему? — пробормотал маркиз.

— Это вы должны сказать мне — почему!

27

Он ничего не смог ответить ей, только с трудом выдавил из себя несколько шутливых слов, стараясь своим тоном успокоить ее, но она разволновалась еще больше.

Он тоже был очень взволнован. Ему казалось, что, взяв в дом этого мальчика, маркиза ввела в него нечто большее, нежели дурное предзнаменование, — сам рок в зародыше. И он соображал, как бы помешать этому, но так, чтобы она не догадалась, что это дело его рук.

Но в конце концов, разве все это не ребячество?

Он пожал плечами. И, желая показать маркизе, что он не из тех, кто поддается всяким суевериям, на другой день перед отъездом в Марджителло сказал ей:

— Вам бы следовало заказать для этого мальчика ливрею, брюки, курточку из темного сукна, обшитую желтым позументом — это цвет Роккавердина, — и фуражку с галуном.

— О!

— Когда был жив дедушка, наши слуги одевались так. Матушка Грация знает, где лежат старые, изъеденные молью ливреи и большие фетровые шляпы.

— Другие времена, другие нравы.

— Хотите, чтобы я занялся этим?

— Нет. Мы отправим его в деревню. Пастух в Поджогранде говорил мне на прошлой неделе, что ему нужен помощник.

— Скорее всего, так будет лучше для мальчика.

— И для нас, — с легкой грустью в голосе добавила маркиза.

Маркиз стоя медленно допивал кофе, а маркиза, сидя у столика, задумчиво размешивала ложечкой сахар в дымившейся перед ней чашке.

— Я боялся, что вы уже уехали в Марджителло, — сказал кавалер Пергола, внезапно появляясь на пороге. — Извините, кузина. Ого! Какая ранняя пташка! А я думал, вы еще в постели. Доброе утро. Чашку кофе? Охотно. Не успел выпить дома, торопился сюда.

— Что случилось? — спросил маркиз.

— Мой приятель… ну, тот, из супрефектуры, прислал мне письмо. Вы первый в тройке. Выстрел попал в цель!..

— Напрасно. Я не хочу быть мэром!

— Как? После всего, что мы провернули?

— Какое мне до этого дело? Разбирайтесь сами. У меня своих забот выше головы.

— Маркиз прав, кузен.

— Вот те на!.. На вас ведь рассчитывали. Во всяком случае, пока достаточно только вашего имени, а потом надо будет окружить себя верными советниками.

— Я и себе-то не очень доверяю, — ответил маркиз.

— Вот этого уж никто не ожидал! Подумайте как следует, кузен!

— Раз я сказал нет, значит, нет!.. Хотите поехать со мной в Марджителло?! Сегодня будем заливать белое вино… Его немного, но зато из отборнейшего винограда.

— Я еще успею попробовать его!

Маркиз уехал, оставив кавалера, чертыхавшегося из уважения к кузине про себя.

— Он бросает нас в самый трудный момент! Вы должны бы убедить его, — сказал он маркизе, с мольбой складывая руки. — Женщины творят чудеса, когда захотят.

— Вы же слышали его: «Раз я сказал нет, значит, нет!» И потом… Вы знаете его лучше меня.

— К сожалению, он — Роккавердина… Если упрется, ничего с ним не поделаешь. Нужно дожидаться, пока ему не надоест. Сейчас у него в голове только оливковое масло и вино. С ним нельзя говорить ни о чем другом. Возможно, через год-другой он пошлет к черту все эти машины, бочки и кувшины! С той женщиной — я говорю вам об этом, потому что дело прошлое, — он поступил точно так же. Всем уже казалось, что спустя десять лет он совершит глупость и женится на ней… А он в один прекрасный день отдает ее в жены Рокко Кришоне. Сам отдал, почти навязал… Рокко не мог отказать ему… Он дал бы четвертовать себя ради хозяина… Она была его женой и не женой, как болтали злые языки… И когда Рокко был убит, все думали: теперь Сольмо вернется к хозяину. Да где там!.. Я говорю о ней потому, что вы ведь не станете его ревновать. Теперь разве что к машинам и к аграрному обществу… В своем отношении к женщинам он не похож на других Роккавердина. Все они были известными волокитами — старый маркиз, отец кузена, даже в преклонные годы… Конечно, к тому времени у него появилось оправдание — паралич жены… Бедная тетушка! Сколько ей пришлось пережить… А она была очень красива… Вы знали ее? Нет, вы не могли ее знать. А что с выборами? Еще одна прихоть. Но ему быстро надоело… Сотворите чудо, кузина! Не оставлять же нам город во власти каких-то проходимцев? Что люди подумают? Что маркиз Роккавердина испугался? Это неправда. Но так подумают и станут болтать!.. Я прямо готов локти себе кусать! Хорошо же мы будем выглядеть перед супрефектом! Он его выдвинул, не сомневаясь, что маркиз согласится на это назначение. Мы так старались! Сотворите чудо!..

Ах, она хотела бы сотворить чудо, только совсем другое! Но чувствовала, что не в силах. И в тот же день сказала об этом своей матери, которая все допытывалась:

— Ну что с тобой творится? Что происходит?

— Наверное, я ошиблась, мама!

— Как так?

— Я чувствую себя совсем одинокой, мама!

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мы обманулись, и он, и я. Его сердце закрыто для меня. Он взял меня в жены, как мог взять любую другую женщину… Возможно, не права была я… Я не должна была входить в этот дом… В нем еще жив призрак той, «другой». Я чувствую это, вижу…

— Что же ты чувствуешь? Что видишь?

— Ничего! Не знаю… И все же я уверена, что не ошибаюсь.

— Пресвятая богородица! И зачем так изводить себя!

— Ах, мама! Я не хотела говорить об этом, чтобы не огорчать тебя. Но у меня бы сердце разорвалось, если б я не отвела душу… Дай мне сказать тебе все. Я смирилась, давно смирилась. Ты ничего не знала об этом еще несколько месяцев назад. У тебя своих горестей хватало. Зачем было говорить тебе об этом? И когда то, на что, казалось, уже глупо было надеяться, стало вдруг возможным, ты помнишь, я заколебалась, я долго не решалась, опасаясь того, что, к сожалению, и случилось! Да, мама. Между мною и им все время стоит та, «другая», — живое воспоминание!.. Я не ошибаюсь. Разве я человек, разве я здесь свой человек, близкий друг?.. Я — мебель.

— Как ты ошибаешься, дочь моя! Ну, вышло между вами какое-то недоразумение, так надо объясниться. Муж и жена должны так поступать, иначе все усложняется. Каждый воображает, будто за этим кроется что-то серьезное… А на самом деле и нет ничего!

— А если есть нечто худшее, чем то, что предполагаешь?

— Не может быть. Всего-то через полгода! У маркиза столько забот в голове. Дела поглощают его, доставляют немало хлопот. А ты выдумываешь все и мучаешься… Как же ты хочешь, чтоб он узнал обо всем этом? Как он догадается?

— Я сказала ему: «Антонио, я чувствую, что вы не любите меня!» Я плакала, говоря это…

— Ну и что?

— Он рассмеялся, ответил шуткой, но смех его был недобрый и шутил он через силу.

— Тебе показалось. Он прав. Мужчины не понимают некоторых касающихся нас, женщин, вещей, ничего не значащих для них. А ты из-за этого губишь свое здоровье. Не замечаешь, что таешь с каждым днем. Ты бледна… Ты никогда не была такой. О чем ты думала, когда выходила замуж? Что не придется нести никакого креста? У него странный характер. Терпи его таким, каков он есть. Мне было куда тяжелее! Я выполняла волю господа, я всегда смирялась, ты это видела! Что тебя так тревожит?

— Его молчание, мама!

— Маркиз не слишком щедр в проявлении чувств. Так уж он устроен. Ты хотела бы переделать его?

— Не знаю. Иногда он подолгу сидит в глубокой задумчивости, с очень мрачным лицом, а потом, когда очнется, смотрит на меня с испугом, словно боится, что я угадала его мысли. И когда я спрашиваю: «О чем вы думаете?» — отвечает уклончиво: «Ни о чем! Ни о чем!»

— Так, значит, ни о чем. Хочешь, я поговорю с ним? Или попрошу баронессу поговорить?

— Нет. Может быть, я не права.

— Ты безусловно не права.

— Да, да, мама, я не права. Я понимаю это. Не огорчайся из-за меня!

Уезжая, маркиз сказал ей: «Сегодня вернусь пораньше». Но был уже час ночи, и маркиза, выглядывая с балкона на улицу, начинала тревожиться, что его нет так долго.

Она испугалась, увидев, что приехал только Титта верхом на муле.

— С маркизом что-нибудь случилось?

— Ничего, ваша светлость.

Спрыгнув с мула и привязав его к одному из железных колец, вделанных в стену по обе стороны от ворот, Титта поспешил войти в дом. Она бросилась ему навстречу в прихожую.

— Не волнуйтесь, ваша светлость. Дело в том, что…

— Маркизу плохо?

— Нет, ваша светлость. Меня послали за судьей и карабинерами. В Марджителло повесился… кум Санти Димауро.

— О боже!.. Почему? Как?

— Он повесился на своей земле, которую продал маркизу два года назад. Он не раз говорил: «Рано или поздно я приду сюда умирать». И несчастный сдержал слово. Он жалел, что продал этот надел… Время от времени его видели там, он сидел у дороги, опершись локтями о колени, опустив голову. «Что вы тут делаете, кум Санти?» — «Смотрю на свою землю, которая теперь уже не моя!» — «Вы же получили за нее кучу денег!» — «Да, но мне нужна моя земля!»