Циклогексан (сборник) - Александр Громов

Собственно говоря, почему бы и нет? Мысль эта посетила Трифилия, когда он приканчивал второй стакан, и не показалась слишком уж невероятной. Болтать-то они умеют? Умеют. Стало быть, запросто могут оказаться способными на большее. Как там писала тетушка Октавия: «Аборигены просто прелесть», да?

Он вынул из кармана мятое письмо, перечитал. Нет, не так, но неважно. Владения просто прелесть, а туземцы от людей без ума. Хм. Похоже на то, раз снабжают деликатесами. Стало быть, эти паукомакаки и есть туземцы? Хм-хм. А в доме кто прибирает – тоже макаки, что ли?

Трифилий сорвался с кресла, кинулся в гостиную, затем, задыхаясь от жары и сытости, исследовал спальню. Вот это номер! И как же он вчера не заметил, что везде царит идеальный порядок? Кроме, понятно, смятой постели, но ее, видимо, еще не успели прибрать как следует…

Дамские наряды в гардеробе – от вечерних до пляжных. Противосолнечный зонтик. Почему-то шуба. Ворох нижнего белья в чемодане из умерщвленного земного крокодила. Набор дорогой косметики. Кремы от загара и для загара. Тетушка жила здесь, это ясно. Без прислуги. Вероятно, наслаждалась отсутствием надоевших людей, с пожилыми миллионершами и не такие бзики случаются. А комфорт и порядок в доме ей обеспечивали, надо думать, некие туземцы, которые прелесть…

Трифилий хмыкнул, попытавшись сообразить, сколько прошло дней с момента отбытия тетушки, и понял, что ничего об этом не знает и судить об этом не может. Почему она отчалила, бросив шмотки? Уж если подарила племяннику этот райский уголок, то могла хотя бы оставить записку, швабра старая!

Стоп!.. Не худо бы удостовериться, один ли он на этой планете. В смысле, единственный ли человек, а туземцев, сколь бы прелестными они ни были, можно пока что не брать в расчет…

Будь на нем сейчас его куртка (почти новая), Трифилий непременно запустил бы обе руки в карманы, а указательные пальцы – в дырки, чтобы поковыряться за подкладкой. Так лучше думалось. Однако и без того мысли вскоре приняли определенное направление. Гиперкабина! Учет и контроль!

Бежать по горячему песку босиком оказалось все-таки можно, если не останавливаться, и Трифилий решил не возвращаться за ботинками. Влетев в жаркую, как духовка, гиперкабину, он некоторое время разбирался с панелью управления и обливался потом. Найдя команду «Справка» – ткнул в нее и из потока цифр выудил нужные.

Гиперкабина была установлена полтора года назад. За это время она перебросила на планету 37 человек и отправила восвояси 35 человек, не считая различных грузов. Кроме того, 44 раза кабиной воспользовался курьер-андроид галактической почтовой службы – 22 раза на вход и столько же на выход. В последний раз кабиной пользовались 14 часов 02 минуты назад…

Я и пользовался, подумал Трифилий, слизывая с губ соленый пот. Затем без всякого перехода его пробрало что-то похожее на симптом малярии: внезапный озноб после жара без всякого предупреждения.

На планете находился еще один человек!

На ЕГО планете!

Кто? Почему? По какому праву?

Тридцать семь человек… Ну ладно, поначалу, допустим, сюда явились какие-нибудь землемеры. Затем, надо думать, строительная бригада, быстренько собравшая вот это самое бунгало, вполне себе симпатичное… Затем уже обслуга тетушки Октавии (вероятно, впоследствии отпущенная), а через несколько дней и она сама. Наверняка ее отдых не раз нарушался визитами всяческих управляющих и поверенных из конторы «Цербер Магнум». Трифилий поскреб потный затылок. Ладно, с числом 37, будем считать, разобрались. Не чрезмерное. Но откуда взялся лишний человек? Почему не эвакуировался? Помер он тут, что ли?

Хм, а почему бы и нет. Тут отдал концы, пережрав орехов, тут и похоронен. Или даже не похоронен, а, например, утоп в море, купаясь, тело не найдено. Очень может быть.

Повеселев, Трифилий выскочил из кабины на песок, взвыл, заплясал и что есть духу припустил к бунгало. В ботинках он вторично пересек полосу пляжа, разделся и смыл с тела пот. Вода показалась теплее вчерашней, но освежала. Мелкие волны ласкали тело. Жизнь все-таки была хороша. А тот, кто при такой жизни додумался утонуть, наверняка не стоит доброго слова – дрянь человечишко, меланхолик и черный завистник, вроде братишки Цезаря, чтоб ему отравиться муниципальным супом. И неудивительно, что тело не найдено. Кому оно нужно? Во всяком случае, он, Трифилий Клюге, искать такое тело точно не стал бы и не станет…

Влезая в штаны, он поплясал на одной ноге и вдруг замер, раскрывши рот. По узкой, поросшей пучками травы полосе между рощицей и пляжем по направлению к гиперкабине, явно очень спеша, двигалось искомое тело. И тело это принадлежало тетушке Октавии.

Она не шла – бежала, вернее, пыталась бежать, да так, словно за ней, щелкая зубами, клешнями и хелицерами, гнались все хищники этой планеты. В сто девять лет не очень-то побегаешь, разве что насмешишь людей потешной расхлябанной трусцой, и тем не менее тетушка развивала максимальную для своих лет скорость. Никто и не думал за ней гнаться. Надевая ботинки, Трифилий с довольным видом взгоготнул, наслаждаясь зрелищем, – затем, сообразив, что тетушка вот-вот скроется в гиперкабине, рванул по пляжу наперерез и успел преградить ей дорогу.

– Здравствуй, тетя, – молвил он и сейчас же испугался. Тетушка взвизгнула, нервно оглянулась и попыталась обежать племянника стороной. Трифилий отступил и привалился спиной к дверце кабины, ликвидируя возможность побега. Нет, пусть сначала тетя объяснит, что все это значит!

– Спасибо за подарок, – сказал он. – Э… я очень тронут, тетя.

И испугался еще сильнее: панический взгляд тетушки метался по берегу, задерживаясь почему-то на верхушках пальм. Ничего особенного, кроме двух-трех восьмилапых макак, Трифилий там не заметил. А когда тетушка повернула к нему кирпичное потное лицо, Трифилию показалось, что она сейчас кинется на него и начнет, вереща и задыхаясь, отдирать его от дверцы. Говорить после бега она не могла, махала руками, глотала слюну, и до инфаркта ей оставалось полтора прыжка. Как и до инсульта, впрочем. А лицо, а кожа…

Сейчас Трифилий дал бы тетушке не сто девять лет, а все двести восемнадцать.

– В чем дело, тетя? – спросил Трифилий, твердо решивший не отходить от дверцы, пока тетушка не отдышится и не даст объяснений. – Спасибо, говорю, за подарок. Тронут. Тут райский уголок. А что это у тебя на платье? Паутина такая?

Вечернее платье тети Октавии, когда-то роскошное, и впрямь выглядело плачевно. Если бы оно только выгорело и вылиняло… Если бы глаза и обоняние не говорили о том, что тетушка не снимала это платье очень, очень давно… Но что означали эти белесые нити, во множестве прилипшие к обветшавшей ткани?