Монстры - Стивен Джонс

Его удивила пришедшая в голову мимолетная мысль — напоминание о том, что он не разобрался с какой-то рекламой, которую необходимо было дать к понедельнику. Она могла подождать. Он не собирался понапрасну тратить время и волноваться из-за нее в этой поездке, да и Дебора, слава богу, устраивала ему головомойку, если он во время уик-энда пытался вспоминать о работе.

А ведь уже и в самом деле наступил уик-энд с его таким ранним стартом. Эгертон со сдерживаемым беспокойством глянул на Джона, когда тот в середине дня отпросился с работы. Он был явно опечален его очевидным отказом от ответственности по отношению к нынешнему кризису в офисе, связанному с продлением срока, однако в конечном счете позволил ему уйти. Хотя нет, Джон вполне осознавал (независимо от какой бы то ни было оценки этого факта), что вопрос продления срока его не касается и что он лишь у них на подхвате, поскольку… да что там — поскольку всегда считал своим долгом им помогать.

Светильники в вагоне продолжали мерцать, когда Джон встал, вытащил из сумки питье и книгу, затем снял пиджак. Открыв ледяную кока-колу, он уселся и нашел в книге место, на котором остановился. Она всю неделю повсюду была с ним. Итак, он едет в поезде с хорошей книгой в руках, едет, чтобы встретиться с Деб. Все прекрасно, а могло быть намного хуже.

Прежде чем приступить к чтению, он огляделся вокруг. Четверо мужчин, те, что полностью оккупировали столик, все еще пребывали в коматозном состоянии, они были пьяны сильнее, чем, как казалось Джону, можно было напиться к этому часу послеобеденного времени. Может быть, они не спали всю ночь или даже всю неделю. Остальные путешественники являли собой разнородную группу стариков в темно-синих пальто или бежевых куртках на молнии, стоически вперившихся взглядом в одну точку.

Единственная относительно молодая личность сидела напротив Джона. Более или менее привлекательная женщина, порядком за тридцать, она извлекала из фирменного журнала последние захватывающие разработки в мире торговли, делая волнующе изящной рукой пометки в сиреневом блокноте. Соседка сосредоточилась на этом занятии со степенностью серьезной школьницы, прорабатывающей не слишком важный тест.

Джон про себя улыбнулся и углубился в свою книжку.

Он залпом проглотил главу и снова посмотрел на соседку. Корпоративная дама напротив оставила в покое свой журнал и обратилась к стопке бумаги, набрасывая черновик делового письма. Пока изумлялся тому, что почерк у нее при этом стал даже аккуратнее, женщина вскинула на него глаза, и он вынужден был быстро отвести взгляд к окну.

Но ту сторону стекла проносились мимо акры зеленой, по-настоящему радовавшей глаз земли. Все выглядело очень мило, и обычно он терпел это своеобразное зло, но при этом не переставал желать, чтобы мили этой земли между ним и Деборой оказались покороче. Она не могла бросить работу в Кембридже, а вызывающая постоянное ощущение стресса деятельность Джона была связана с Лондоном, и, похоже, другого способа для встреч у них не оставалось. Вояж из Лондона в Кембридж сам по себе не представлял такую уж эпопею, однако уик-энды с ночевками всякий раз в новой квартире были далеки от идеала, да и организация их обходилась недешево, особенно теперь, когда дряхлый «форд» Джона проиграл битву с запланированным моральным износом. Несколько раз пытался уволиться, причем со все нарастающим рвением, но он знал, что этого делать нельзя.

Найти новую работу никогда не было легким делом, а какой-то несчастной частью своего существа он понимал, что, уйдя, оставит Эгертона в дерьме. Джону довольно часто в порядке комплимента говорили, что он незаменим. В действительности же это было просто предупреждением о том, каким он может стать непопулярным и насколько виноватым будет себя чувствовать, если попытается сбежать.

Заметив, что глаза слегка застилает туман, Джон сосредоточился скорее на самом окне, чем на том, что лежало снаружи. Он начал беспокоиться, что часы, проведенные за компьютерными программами и базами данных, рано или поздно навредят его зрению, но с облегчением понял, что проблема крылась в грязном пятне на стекле. Оно было специфической формы и походило на отпечаток детской ладошки. Почти не вызывало сомнения то, что так оно на самом деле и было, однако оно было каким-то странным. Минуту спустя Джон потерял к пятну интерес и, убедившись, что со зрением все в порядке, вернулся к своей книжке.

К тому времени, как он заканчивал следующую главу, размеренный стук колес и тепло вагона начали действовать на него усыпляюще. В предложениях, по мере того как он их снова и снова перечитывал, становилось все меньше и меньше смысла, так что Джон решил не мучиться и вздремнуть. После недели, в течение которой Дебора была прикована к своему столу, она захочет куда-то сходить, оттянуться по полной программе, и ему следует запастись энергией, чтобы оставаться на высоте.

Нашарив в кармане пиджака завалявшийся там мятный леденец, Джон развернул его и засунул в рот. Затем, вытянув ноги и слегка свесив в проход руку, умостился на своем сиденье, добившись минимально возможного комфорта — вопреки, как он подозревал, наилучшим намерениям дизайнеров этих сидений. Веки у него опускались, он смял хрустящую конфетную обертку и уронил ее в проход, такой же грязный, как и весь вагон. Ему казалось, что среди пакетов от чипсов, пивных банок и прочего мусора сладкая бумажка останется незамеченной.

К своему удивлению, он услышал негромкий цокающий звук.

Приоткрыв один глаз, он посмотрел на сидевшую напротив женщину. Она все еще корпела над своим письмом, несомненно пытаясь превзойти уровень догматичности «Cosmopolitan», как обычно уверенная, что так для нее лучше.

Джон открыл другой глаз и увидел остальных обитателей вагона — одни по-прежнему пребывали в прострации, другие вязали. Но тут он снова услышал этот цокающий звук.

На этот раз он был громче. Похоже, источник его находился где-то совсем рядом, по правую руку от Джона. Он повернул голову и глянул через проход. Сиденья там пустовали.

Озадаченный, он посмотрел прямо вперед, но тут что-то заставило его опустить глаза в проход.

Там стояла обезьяна.

Во всяком случае, нечто похожее на обезьяну. Она была около восемнадцати дюймов ростом, тело ее покрывала короткая темно-коричневая шерсть. Она твердо стояла на довольно длинных тонких задних ногах.

Прежде чем гордо прошествовать по коридору, существо оглянулось и свирепо зыркнуло на Джона, затем прошмыгнуло в автоматическую дверь в конце вагона, а Джон еще долго не мог забыть жесткий взгляд голубых глаз.

Его собственные глаза все еще были широко раскрыты, а рот медленно закрывался, когда он повернул голову и посмотрел на сидевшую напротив него женщину. Та отложила свое деловое послание и, высунув кончик языка, писала на этот раз, кажется, личное письмо.

«Может быть, она тоже едет на встречу с кем-то, — подумал Джон. — Забавно все-таки, как подумаешь, что у других людей тоже есть своя жизнь».

Как бы то ни было, у женщины был типичный вид человека, которому не случилось только что стать очевидцем мелкой неприятности, происшедшей между молодым человеком и прошествовавшим мимо приматом. Джон хотел было спросить, не видела ли она чего-нибудь, и посоображал пару секунд, как получше сформулировать вопрос, чтобы не выдать какой-нибудь бред наподобие: «Извините, вы не видели только что обезьяну?» — но тут же отказался от этой мысли. Быстро окинув взглядом вагон, он убедился в том, что все пассажиры спят — даже те, у которых открыты глаза.

Должно же было существовать какое-то простое объяснение, и найти его не составило труда. Некий любитель экзотических животных или зоолог мог вести наблюдение за этим существом на дому. Или кто-то так причудливо выбрал домашнего питомца: морда существа и этот издаваемый им цокающий звук казались слишком человеческими, чтобы не быть результатом дрессировки. Во всяком случае, то, что видел Джон, поддавалось объяснению. Конечно, обезьяна в междугородном поезде — явление странное (чего стоит один билет на нее. Как на ребенка? Можно ли обучить обезьяну пользоваться туалетом?), но всего лишь анекдотически странное.

И уж вовсе не настолько странное, чтобы из-за него тряслись руки. Стремясь остановить дрожь, он на минуту сжал кулаки.

И тут снова раздался цокающий звук.

Джон быстро поднял глаза, но не увидел никого, кроме женщины, которая вычеркивала в своем письме некую фразу.

Он опустил взгляд на стол.

Сложность заключалась в том, что он не был до конца уверен, была ли это все-таки обезьяна. Чем больше он старался вызвать в памяти ее образ, тем менее стойким он становился, и даже первое впечатление уже не казалось верным.

Ему следовало раз и навсегда сказать себе: «Обезьяна», как это делает ребенок, бросающий кубик в квадратное отверстие. Для того и существуют мозги, чтобы опознавать знакомые предметы. Но его мозг отказывался подчиняться. Джон говорил себе: это то, что было. Когда он пытался теперь употребить нужный термин, ум не задерживался на нем, как будто не мог назвать соответствующее имя. Как Джон ни вертел в голове этот кубик, он не хотел попадать в дырку.