Святослав - Семен Скляренко

Малуша все это уже знала. Новым было лишь то, что делается это по воле Божьей.

— Но что богатство, золото, серебро, что князь или смерд, если все это может уничтожить искра огня, если все на свете — и князья и смерды — умирают? — продолжал священник. — О, суета сует мирская! Что стоят князь и его смерд, если приходит смерть и они оба рядом ложатся в землю? Перед смертью все люди равны — такова воля Божья, таков наш земной путь.

Священник указал на суровый лик иконы.

— И Христос Бог, — продолжал он, — сошел на землю… Он родился здесь, на земле, от такой же простой женщины, рабы Божьей Марии, как и ты, и эта женщина, Мария, сподобилась того, о чем не могла и мечтать, — стала матерью Бога, василевса…

Если бы священник знал, какую бурю вызвал он этими словами в душе Малуши! Мать Бога, Христа, василевса, — а разве не такая же жизнь у нее, у матери князя земли Владимира?

— И, сойдя на землю, — продолжал священник, — Сын Матери Божьей Марии Христос стал сеять повсюду свое слово, говорить людям, ученикам своим, о бренности жизни на земле и о вечной жизни на небе. И были у Христа апостолы — верные слуги, а множество людей приходило к нему и спасалось во имя его. Но многие люди — язычники — не верили в него, и схватили его, и судили, и распяли на кресте, убили…

— Убили? — вскрикнула Малуша.

— Да, дочь моя, убили. Но на третий день он воскрес, вознесся на небо и сейчас восседает там во всей славе своей…

— А Мария?

— И Мария, Матерь Божья, вместе с ним.

Малуша вздрогнула. За всю жизнь никто не спрашивал у нее, как она живет, о чем думает, что тревожит ее душу. Главное же — никто никогда не обещал ей, что за муки на этом свете она получит награду. Это было совсем новое, неожиданное, неслыханное.

А дальше случилось то, к чему уже давно шла, сама того не замечая, Малуша.

Глядя на икону Христа, священник сказал:

— Согласна ли ты идти по его стопам, служить ему здесь, принимая муки и страдания ради того, чтобы там, на том свете, обрести радость и счастье?

— Согласна, отче!

— А согласна ли ты принять крещение от него?

— Согласна.

— Тогда я по слову Господа крещу тебя, раба Божья…

Он, взяв Малушу за руку, повел к большой каменной купели, стоявшей у двери, взял кропило, опустил его в воду и окропил Малушу.

— Во имя Отца, Сына и Святого Духа крещается раба Божья, нареченная…

Подняв глаза, священник задумался.

— Даю тебе имя Мария, — закончил он. — Малушей ты была, Марией вознесешься…

С тем Малуша и покинула церковь над ручьем. Священник проводил ее до самого порога, тихо шепнул о чем-то женщине, которая ждала Малушу, и вернулся в церковь.

Он вышел оттуда не скоро. Согнувшись в углу, у восковой свечи, он вел летопись этих суровых дней. Написал и о Малуше.

Закончив, священник встал, спрятал летопись в тайник, вделанный в стене за одной из икон за престолом, потушил свечу в алтаре. Тихо прошел через узенькую дверь в храм и погасил там светильник. Потом шаги его прозвучали на каменных плитах. Снаружи было темно, и священник долго возился, запирая двери. Над церковью в ветвях свистел ветер, на берегу ревели волны.

— Тур! — позвал священник.

Две темные фигуры вышли из-за кустов и приблизились к священнику.

— Пойдемте! — утомленно промолвил священник, и они зашагали на Гору.

Бородатые христиане — гридни — постоянно сопровождали священника из церкви. Здесь, над Почайной, на Подоле и в предградье, люди старой веры часто нападали на христиан. Совсем недавно, когда после вечерни священник возвращался поздней ночью к себе домой, в него полетело несколько камней. Не раз случалось, что язычники тайком приходили в церковь и учиняли здесь драки. Священник шел осторожно, крадучись, хотя впереди него и шагали два здоровенных мужа с толстыми палками в руках. Нелегко утверждалась вера Христова на берегах Днепра, ой как нелегко!

Что невзгоды, если веришь, что все это минует, а впереди жизнь вечная и счастливая? Из церкви Малуша пошла с женщиной, которая крепко держала ее за руку, то и дело повторяя:

— Господи, помилуй! Господи, помилуй!

Идти им пришлось недолго. Близ церкви в чаще деревьев, сплетавшихся между собой ветвями и корнями, по склону горы еще в древние времена воины князей выкопали немало пещер. В одну из них тайной тропинкой женщина и привела Малушу.

В углу пещеры горел светильник. При слабом его свете Малуша разглядела зеленоватые глиняные стены. Воздух в пещере был тяжелый, вдоль стены на прелом сене лежали несколько человек.

— Ложись! — прошептала женщина, указав место у стены. Малуша легла, женщина улеглась рядом.

— Как тебя зовут? — спросила Малуша.

— Во крещении София… что значит — премудрость Божья.

— А я теперь Мария, — промолвила Малуша.

— Спи, раба Божья Мария!

Сквозь отверстие пещеры с Днепра врывался холодный воздух. Там шумел ветер, и Малуша слышала, как вздрагивают и скрипят деревья; ухо улавливало и шум волн, которые начинали сердито биться о крутые берега. Но здесь, в пещере, было тепло, уютно, после всего, что произошло, ей хотелось только спать, спать.

Засыпая, она подумала: «А каково теперь Владимиру? Днепр сердитый, холодный. Найдется ли у него местечко заснуть в тепле?»

А сон уже смежал веки.

5

Волны за насадом вставали все выше и выше, они налегали на лодию, швыряли ее с боку на бок, трудно было понять, где небо, где земля. А ветер снова и снова надувал паруса, лодия стрелой мчалась вперед; в темноте на сером небосклоне маячило еще несколько черных лодий, они, как и первая, то появлялись, то исчезали; по левую руку высилась громада гор, справа лежал покрытый лесами низкий берег.

Добрыня сидел на носу передней лодии и пристально вглядывался вперед. Пусть лютует ветер, пусть гуляют по Днепру высокие волны — перед ними далекая дорога в Новгород, задерживаться нельзя, они должны плыть день и ночь; на Днепре лодии ведет Добрыня, за волоком у кормила станет Михало.

Крепко погуляли в Киеве мужи Новгородской земли. Выпив на прощанье меду и ола, забрался под навес, укрылся шубой и спит боярин Михало. Повсюду вдоль лодии и прямо на днище лежат и храпят бояре, спит и дружина. Ветер помогает, весла сохнут, почему и не передохнуть! Только по два воина не спят на каждой лодии: один сидит у паруса, другой держит кормило — и хватит!

Спит и князь Новгородской земли Владимир, сын Святослава. До поздней ночи, пока киевские горы не исчезли в дымке, князь Владимир и Добрыня сидели на корме, прощались с отчиной, — кто знает, когда доведется вернуться… Потом князь улегся под навесом, и Добрыня покрыл его теплым опашнем — пусть спит. Не сомкнет глаз Добрыня.

Но не только из-за этого бодрствует Добрыня. Голова его полна дум. Все вокруг шумит, ревет, волна налетает за волной, вода бурлит, будит мысли.

А Добрыня думает о том, как когда-то давно плыл он этим путем, оттуда, где сейчас серая мгла, — из Любеча, с такими же, как и он, отроками, в Киев, в дружину князя.

Добрыня, как и другие отроки, хотел попасть в Киев, но боялся неведомого будущего. Что могла сулить ему судьба — коня, лук да, пожалуй, еще, как и его предкам, могилу где-то в сыпучих песках?!

Широкий Днепр, Дунай далеко, Мосты поставим через все море, Главу отрубим царю ромеев, Принесем дому и честь и славу…

Получил он в княжьем дворе коня, лук, надел порты, на голову шлем, взял в руки щит. Убить его стало труднее, но смерть подстерегала по-прежнему.

И вдруг она отступила. Вспоминая в эту ночь прошлое, Добрыня не мог сказать, где и когда легла та межа, за которой он перестал быть отроком княжьего двора, а стал дружинником, первым дружинником князя. Однако так было. Там, на Горе, Добрыня долго оставался, как и тысячи людей, гриднем. И вдруг вышел в старшины, стал близким князю человеком.

Он перебирал многие случаи из своей жизни и не знал, какому из них обязан счастьем. Добрыня ходил с князем Игорем на древлян, но тогда ничего особенного не произошло. Приходилось ездить с княгиней Ольгой на полюдье,[237] но и тогда ничего не случилось. Ездил еще он с княжичем Святославом на ловы, в далекие дозоры к Родне, но у княжича были свои мужи.

Вспомнил Добрыня и Малушу. Может, это она принесла ему счастье. Но сразу же отогнал эту мысль: не она, а он дал сестре в руки счастье, он, пожалев отца, вывез ее из Любеча, тайно, под щитом, провез на Гору. Только потому, что Добрыню знали на Горе, княгиня Ольга взяла Малушу, только из-за Добрыни княгиня Ольга пожалела Малушу, когда та совершила грех с княжичем Святославом.

Добрыня вспомнил ночь, когда покойная княгиня Ольга позвала его в терем и кинула в лицо презренное слово «смерд», вспомнил, как стоял он тогда во дворе и ждал Малушу и как сказал ей, когда она вышла: «Что ж ты натворила, Малка!»