Надежда патриарха - Дэвид Файнток

Я не мог вернуться в свою молодость, но какую-то малую часть той жизни можно было прожить заново.

– Сэр, стыковочные узлы готовы к рассоединению, – доложил пилот Ван Пэр. К моему удивлению, он выжил во время разрушения космического катера Академии, просто катапультировавшись при первой же лазерной атаке Стангера. В своем скафандре с двигателями он цеплялся к корпусу «Галактики», пока не решил, что можно безопасно перебраться на орбитальную станцию. Мне вспомнилось, что он тоже, как и я, любил шахматы. Возможно, во время долгих безмолвных вахт…

– Очень хорошо. – Я набрал номер:

– Служба слежения, «Олимпиада» готова к полету.

– Действуйте, «Олимпиада». Вектор 5–9 от станции. Удачи.

– Пилот, стартуем и держим курс на безопасное для перехода в сверхсветовой режим место.

Мое заявление об отставке с должности Генерального секретаря было передано в Ассамблею и вступало в силу с момента перехода «Олимпиады» в сверхсветовой режим.

– Сэр, мистер и миссис Катарта с детьми, – сообщил гардемарин Рафаэль Дельгадо, шестнадцати лет, франтоватый и самоуверенный. Судя по личному делу, отличник математики и навигации. Посмотрим.

– Хорошо. – Я повернулся в кресле.

– Рад познакомиться с вами. – Гектор Катарта протянул мозолистую руку.

Я пожал ее. Мы немного поболтали о его работе гидролога и агробиолога. Миссис Катарта оказалась очень симпатичной женщиной, поэтессой. Дети их, однако, были еще совсем маленькими и все время шалили. Я испытал облегчение, когда они покинули мостик, хотя придраться к их поведению не мог.

– Па! – В люк влетел Майкл Тамаров и сразу за ним – кадет Ансельм. – В вестибюле есть арочный видеосимулятор.

– Прекрасно. – Прозвучало это весьма кисло. Я не упрекнул Тэда за нарушение протокола – в этот день капитанский мостик был открыт для пассажиров. В качестве кадета Ансельм был не при исполнении служебных обязанностей, и я мог позволить ему почти все. Кроме спиртного.

– У него двойной пульт управления! – Майкл насквозь пропотел от быстрого бега. Стильный новый китель, который я сам выбрал ему в дорогом земном магазине. Я улыбнулся: у нас было вполне достаточно времени, чтобы хорошо экипироваться. Парнишка не переставал радоваться:

– Тэд играет тоже!

– Отлично. Час видеосимулятора за час физических упражнений.

Майкл разочарованно воскликнул:

– Мы ж не на базаре!

– Такова жизнь. – Если не установить такого правила, скоро он превратится в приложение к видеосимулятору со скрюченными пальцами и остекленевшими глазами.

– Вы не можете этого сделать! – Его глаза сверкали. Я ничего не ответил. Через несколько секунд он забеспокоился:

– Беру свои слова обратно, па. Я продолжал ждать.

Он пал духом:

– Сэр, пожалуйста. Извините меня. Час за час.

Я взъерошил его волосы и слегка обнял, невзирая на удивление лейтенанта и пилота, которые за нами наблюдали.

Майкл провел впечатляющую кампанию. Бессчетное количество видеопереговоров с Мойрой в Киеве и ее дочерью. Слезные мольбы, обращенные ко мне. Обещание хорошего поведения. Наконец наш договор был заключен.

Откровенно говоря, я был рад разделить с ним свою огромную, комфортабельную каюту. Обещания свои он порой не сдерживал, толку от него было мало – однако он становился все более хорошим парнем. Он не слишком часто принимал душ, заводился с полоборота, но… с каждым днем все больше походил на Алекса. Иногда вечерами я заставлял его учить стихи из Ветхого Завета, а сам в это время сидел и потягивал дымящийся чай. Не знаю, почему так сложилось. Становимся ли мы к концу дней духовными отцами?

Майкл ко всему относился очень легко. А его постоянные вопросы к Тэду Ансельму о кадетской жизни… Что ж, если на то пошло, на складах корабля было достаточно серой униформы.

И у Ансельма появился приятель на те месяцы, которые я заставил его ждать, пока снова не сделаю его гардемарином. Что бы ни говорил ему Дерек в их уединенных беседах, душа его явно воскресла. Он с необыкновенным рвением относился к своим обязанностям, однако, несмотря на все, я иногда ловил его тоскующий взгляд, безмолвную мольбу о признании и похвале, которыми я впервые в жизни не мог его не одарить.

Возможно, я созрел для этого.

Возможно, годы смягчили меня…

Вошел следующий пассажир – как всегда, сопровождаемый гардемарином. Здравствуйте, сэр.

– Эдгар? – Я подскочил с кресла.

– Интересное место. – Он осмотрелся, сделал вид, будто проверяет приборные доски. – И это называется капитанским мостиком?

– Толливер, какого черта… Дьявол тебя… Что ты здесь делаешь?

– Один отпуск ты мне уже испортил, – монотонно заметил он. – Разве я не имею права на другой?

– Отпуск? Девятнадцать месяцев…

– Я в отставке. Дети у меня выросли. Что еще мне остается…

– Ерунда! Чушь собачья!

– Все в порядке, я знал, что ты на борту. Признаться, мне понравилось, когда ты ненадолго призвал меня на службу, в Лунаполисе. И я подумал, что во время спокойной вахты мы сможем поговорить о прежних временах.

– Пассажирам не разрешается приходить на капитанский мостик.

– Тогда странно, что я здесь. Очевидно, даже у капитана Сифорта иногда случаются промашки.

Я начал закипать:

– Кто тебя сюда допустил?

– Допустил? – Он деланно вытаращил глаза. – Вы полагаете, что я не способен…

– Эдгар… – В моем голосе было предупреждение.

– Предполагается, что я задрожу от страха. Напомню: я гражданское лицо. И только флотские салаги трепещут в таких случаях.

Я выкатил глаза. Его наглость не знала границ – судя по всему, отвратительный получится полет.

– Кто это мне подстроил? Доннер? Джефф Торн?

– Не «подстроил» тебе, а устроил для тебя. Они оба.

– Ты отказался от нормальной жизни ради…

– Отчего же, капитан? Разве пребывать рядом с вами не равносильно полноценной жизни?

Я весь уже кипел.

Толливер невозмутимо встретил мой пылающий взгляд.

– Только в качестве лейтенанта, – наконец громыхнул я, скрыв удовлетворение, в котором никогда бы не признался. – На корабле может быть только один капитан.

– Хм-м. Вы полагаете, что я со всех ног побегу восстанавливаться на военной службе? Нет, если только вы добавите мою выслугу лет в качестве капитана к многим годам лейтенантства…

– Ты будешь старшим лейтенантом. Знаешь ли, я умею разбираться в воинских знаках различия. – Так или иначе я бы выровнял его в Положении с лейтенантом Каттером.

– По крайней мере, я буду отвечать за скамью для порки. И у меня будет возможность защищать гардемаринов от ваших вспышек гнева.

– Толливер!

– Да, сэр? – Он вскинул брови. И тут же сказал:

– Что ж, если вы так настаиваете, то можете принять у меня присягу.

Через некоторое время он вышел в компании лейтенанта Каттера руководить кардинальным переустройством кают первого уровня. Я сидел ошеломленный до тех пор, пока мы не вышли в безопасную для включения сверхсветовых двигателей зону.

На нижних палубах все было в полном порядке: я настоял, чтобы начальником двигательного отсека назначили Макэндрюса, и никого другого. Возможно, потом я где-нибудь найду у него самогонный аппарат – наподобие того, каким пользовался его отец, – и отучу от вредной привычки.

Большинству пассажиров придется время от времени терпеть снижение гравитации, когда я буду совершать обход судна. А те, кто предпочитает земное тяготение, могут обедать на пятом уровне. Носовые гравитроны настроены на одну треть земной силы тяжести. По моему приказу начальник двигательного отсека Макэндрюс будет каждый день немного ее увеличивать. Девятнадцать месяцев до Константинии и девятнадцать обратно. Одиннадцать тысяч пятьдесят дней – у меня будет время потерпеть и попривыкать. Может статься, прогноз доктора Дженили и не сбудется.

Итак… Я поежился в своем шикарном кожаном кресле.

Прошла ли жизнь полный цикл? Нет, на самом деле нет. Но в кои-то веки, если человек получил благословение…

Моя улыбка погасла. Вряд ли я был таким человеком. «Господи, я сознательно произносил каждое слово ненависти в твой адрес. И по-прежнему так думаю. Ты снизошел до того, чтобы забрать Арлину и Дерека. Не говори мне, что Ты не мог этому воспрепятствовать, я лучше знаю. Я не могу этого простить, и никогда не смогу.

Я знаю, что, отрекшись от Тебя, не могу рассчитывать на мольбы к Тебе. Да и верю ли я в Тебя? Возможно, нет. Я обещал, что никогда больше не буду говорить с Тобой. И, конечно, не жду ответа. Я даже не надеюсь, что Ты слышишь меня, и знаю, что проклят. Но, как ты, несомненно, знаешь, я уже слишком стар, чтобы измениться. Поэтому я постоянно ловлю себя на том, что обращаюсь к Тебе – недоверчиво, неохотно, но с уважением. И все в порядке. Ты не должен меня слушать. Только я должен говорить…»

– Приближаемся к безопасной для сверхсветового режима зоне, сэр, – сказал пилот.