Мы потребуем крови - Девин Мэдсон

как я раскрыл рот. Что-то покорное и болезненное промелькнуло на его лице, но он промолчал.

– Я пойду к нему.

– Если ты все слышал и все равно идешь, мне тебя никак не разубедить, – сказал Амун. – Но как же здешние левантийцы? Как же Эзма? Мы отправляемся с рассветом, забыл?

– Ты не успеешь вернуться, – сказал Ясс. – Единственный безопасный путь в город лежит через пещеры под стенами, но на это требуется время.

Мой народ или Гидеон. Я едва не рассмеялся над тем, как легко сделал выбор.

– Я иду. Амун, ты будешь вместо меня заместителем Эзмы. Ты не хуже меня знаешь, что она задумала.

– Да, но я не ты. Люди не последуют за мной только потому, что я посмотрел на них. У меня нет твоего красноречия.

Я положил руку ему на плечо и изобразил улыбку.

– Думаю, я научил тебя не только тому, как быть упрямым ублюдком. Но в любом случае, я не могу попросить тебя отправиться вместо меня к Гидеону, поэтому иного пути у нас нет.

Амун не сказал, что Гидеон заслуживает того, чтобы его бросили, что я ошибаюсь и должен думать о своем народе, и за это я был безмерно благодарен.

– Знаю, он сделал…

– Просто иди, Рах. Я знаю, не надо мне объяснять. Мне это ни хрена не нравится, но я понимаю. Ты должен пойти, иначе будешь казнить себя вечно.

Второй раз за ночь я сжал его в объятиях.

– Я знал, что ты заставишь меня гордиться тобой, Амун.

– А я знал, что ты поведешь себя как благородный идиот. У тебя это отлично выходит. А теперь отправляйся, пока не стало слишком поздно.

Я хотел поблагодарить его за самоотверженность, но не смог. Я просто вздохнул и повернулся к Яссу.

– Ладно, показывай дорогу.

22

Мико

– Тиатепх, – сказала я.

– Звук «п» должен быть сильнее.

Обучая меня, Тор потихоньку расслаблялся. Сначала он стоял по стойке смирно, потом слегка ссутулился, затем сел, а теперь уже разлегся на подушках в углу, уставившись на колышущуюся ткань шатра.

– Тиатепх, – повторила я. И поскольку он не подал знак, что получилось лучше, продолжила дальше: Тиатепх. Тиатепх. Т-и-и-а-а-а-те-пх!

Он закатил глаза и посмотрел на меня.

– Вы вообще воспринимаете это всерьез?

– А ты? – огрызнулась я.

Он нахмурился, опустив брови, и это молчаливое осуждение почему-то показалось хуже, чем неодобрительные взгляды министра Мансина.

– Я ведь здесь, верно?

Я вздохнула.

– Да, и я понимаю, что никогда не сумею отблагодарить тебя за помощь, но день был долгим, я устала, а левантийский язык такой…

– Не такой сложный, как кисианский.

– У тебя всегда наготове ответ, чтобы я почувствовала себя тупым нытиком.

Тор рассмеялся, и этот настолько редкий звук застал меня врасплох.

– Совершенно точно, ваше величество, – сказал он, приподнимаясь на локте. – Я считаю это своим первостепенным долгом. Чтобы вы не вознеслись слишком высоко над нами, смертными.

– Ты просто чудовище.

Я почти пожалела, что сказала эти слова, пусть и в игривом тоне, но его губы изогнулись в улыбке, а вокруг глаз появились морщинки. Он поднял кулаки в левантийском приветствии, при этом по-прежнему опираясь одним локтем на пол.

– Это мое самое лучшее качество.

Прежде чем я успела придумать ответ, снаружи раздалась левантийская речь, и на долю секунды мое сердце сжалось в уверенности, что вернулся Рах, но свернувшаяся на полу Чичи лишь подняла голову. Тор с ворчанием поднялся и шагнул к входу, как будто в его обязанности входит провожать гостей в мой шатер.

Сказав несколько слов, он вернулся.

– Это Амун, ваше величество. Амун э'Торин. Он говорит, что вам пришло письмо.

– Письмо? От кого? – Но Тор, естественно, лишь пожал плечами, и я покачала головой. – Не важно. Попроси его войти. Ты можешь…

Тор прервал мой вопрос, язвительно заметив:

– Я ведь здесь именно для этого, разве не так?

Прежде чем я ответила, в шатер вошел Амун э'Торин и неуверенно застыл на пороге. Я знала, что вторая часть их имени происходит от названия гурта, но все равно удивлялась, увидев Торина, так не похожего на Раха. Амун был на полголовы ниже своего бывшего капитана, с широким лицом и квадратной челюстью, как будто высеченной из камня, хотя и сама могла бы сойти за кайло. Глубоко посаженные глаза придавали Амуну скорбное выражение лица, хотя, быть может, оно имело отношение к его миссии.

Наверное, я поздоровалась с ним, потому что он поприветствовал меня по-левантийски, а потом передал свиток, скрепленный кисианской печатью. Я взяла его дрожащей рукой, пытаясь догадаться, от кого письмо, но не нашла никакой эмблемы.

– Пришло из Когахейры, – сказал Амун, а Тор перевел. – Письмо отдали Яссу эн'Окче, а он принес его по сети пещер, когда пришел за Рахом.

Говоря это, Тор бросил на меня быстрый взгляд, и все напряглись. Я взяла письмо, но не опустила руку, замерев.

– За Рахом?

Амун поморщился, воинственно посмотрел на Тора и выпятил и без того квадратную челюсть.

– Он ушел, – перевел Тор. – Ему тоже пришло сообщение. Дело в том… это трудно объяснить, но Гидеон в тяжелом положении, и Рах поспешил к нему, пока его не разорвали на части левантийцы.

Накануне вероятного сражения Рах ушел к тому самому врагу, которого я собралась изгнать. Все гораздо сложнее, и Рах мне не принадлежит, но я не могла избавиться от чувства, что меня бросили.

– Понятно, – сказала я, потому что надо же было что-то сказать, чтобы выглядеть хладнокровной и спокойной, как будто капризы идущих с нами левантийцев ничего для меня не значат, хотя мне хотелось задать сотню вопросов. Почему левантийцы ополчились против Гидеона э'Торина? Что об этом думают кисианцы Когахейры? И самый важный вопрос: где Рах? Что значит для него Гидеон э'Торин, помимо того, что он собрат по гурту?

Но в конце концов я сумела задать только один вопрос:

– Он уехал один?

– Да, ваше величество. Ясс эн'Окча покажет ему дорогу. А утром, когда мы отправимся искать другие гурты поблизости, я займу его место заместителя заклинательницы Эзмы.

Я кивнула. А что мне еще оставалось?

– Спасибо.

Амун еще раз поднял кулаки в приветствии и ушел, и только застывший в напряжении Тор как будто не знал, остаться ему или уйти.

– Они долгое время дружили, – рискнул он высказаться после паузы. – Не знаю, сохранилась ли их дружба после всего этого, но… Рах… всегда был… очень порядочным. Он поступает правильно, даже если восстает против этого.

– Я понимаю. Надеюсь, ему не придется сожалеть о своем решении. А ты пока можешь отдохнуть, Тор. Спасибо за помощь с речью.

Он кивнул, а потом, вспомнив о субординации, поклонился и вышел.

Я не стала немедленно распечатывать письмо, а постояла в одиночестве в центре шатра. О чем говорится в послании? О том, чего я больше всего хочу или чего больше всего боюсь? Это ответ от императора Гидеона? Того самого, к которому отправился Рах, чтобы его спасти? Вряд ли.