Седьмая вода - Галина Валентиновна Чередий

— Думай быстрее, сын. Жду твоего выхода на связь часа через три.

— Через пять, — поправил я его, понимая, что после вчерашней выкладки под адреналином Василиса сегодня будет едва передвигаться.

— Ладно, пять. Берегите себя! — подвел он черту.

— Ты тоже будь осторожен, пап.

Все время разговора телефон дергался от входящих сообщений, и кто-то упорно пытался дозвониться мне. Глянув на экран, увидел имя Марка, но отклонил. Сначала основное. Дозвонился до ребят из сегодняшней группы быстрого реагирования. Контора уже гудела. Простреленную машину, само собой, нашли, так же, как и пустую, повисшую на дереве. Сообщили в полицию, а оттуда сразу нашим дежурным. Подняли уже всех по тревоге, и на данный момент в офисе уже были все, кто не дежурил сегодня на объектах. Народ решал, где и как нас искать, так что мой звонок был очень своевременным. Быстро договорились о месте встречи при выходе из леса. Лучше будет если мы так и зайдем в населенный пункт, и нас подберут сразу на трассе. Остальные вопросы я перенес на потом. Все это время Марк не оставлял попыток дозвониться до меня.

Когда закончил разговор, от него пришло сообщение.

«Кринников, сука упертая, ответь мне!!!!»

— Это кто еще упертый, мажор истеричный, — буркнул я вместо приветствия.

— То есть с тем, что ты сука, ты согласен? — отозвался Марик.

— Зарицкий, мы обязательно выясним вопрос кто из нас кто позже, а сейчас я реально занят. У меня к тебе был вопрос по поводу твоего обещания увести Ольгу подальше, но на данный момент он больше не актуален.

— Постой… что это значит? Василиса что, решила все-таки уехать от тебя подальше?

— Обломайся, — я испытал секундное желание ляпнуть, что она не только не уехала, но и эту ночь мы провели ближе некуда. Но мне же не пятнадцать, чтобы хвастать этим, и в любом случае это не его собачье дело. — Просто партнер твоего отца перешел от угроз к активным действиям, и теперь Василиса будет находиться под охраной в безопасном месте, и твоя жена ничего ей сделать не сможет.

Повисла пауза.

— Сень, кто-то из вас пострадал? — в голосе Марка больше не было заносчивости и насмешки, только почти натуральное волнение, и поэтому я не стал язвить.

— Василиса в порядке, но, конечно, под впечатлением, у меня царапина ерундовая. Но имей в виду, что я собираюсь ответить, и если это заденет интересы твоего папаши, то так тому и быть. Запугивать и давить на меня и моих близких я точно никому не позволю. Предупреждаю об этом честно.

— Ты дебил, Сеня! Даже ведь не представляешь, как все может обернуться! — гневно выкрикнул Марк, и несколько секунд я слышал его резкое дыхание. — Ладно, хрен с ним. Я вылетаю, встречай с цветами!

— Ты то тут мне зачем сдался? Сиди, Ольгу свою сторожи!

— Да чего ее сторожить на Мальдивах! Она дня через три только и заметит, что я не по кабакам бухаю, а совсем свалил!

— Посочувствовать тебе?

— Порадоваться, Кринников! — рявкнул Марк и отключился.

Ладно, черт с ним, пусть прилетает. До тех пор пока Марк не в одном помещении с Василисой, я вполне смогу перенести его присутствие, особенно если от него будет реальная польза. А о том, чтобы он не мог к ней приблизиться, я уж точно побеспокоюсь. Сунув телефон в карман, я стал спускаться. Возле дольмена все было тихо-мирно и поэтому, мельком глянув внутрь, пошел к реке. Уровень воды после грозы стал выше, и такой прозрачной, как вчера, она уже не выглядела. К тому же ощущалась гораздо холоднее, так что, похоже, температура у меня слегка повысилась. А еще это противное онемение в руке, и мышца вокруг раны как будто уплотнилась. Зараза. Это не есть хорошо. Быстрое купание немного улучшило мое состояние, но еще лучше оно стало, когда краем глаза уловил движение на берегу.

Василиса, заспанная и растрепанная, подошла и уселась на плоский камень, кутаясь все в тот же пледик. И от этого зрелища у меня ком стал в горле. Не знаю названия этому пронзительному чувству, что испытываю, глядя на нее такую. Хочется подойти и затискать, зацеловать, пальцами распутать это воронье гнездо на ее голове, а потом пустить их свободно гулять по ее телу. Заставить сначала смеяться, потом прерывисто вздыхать. Вынудить сорваться на те самые стоны, что вчера творили со мной нечто совершенно умопомрачительное. Но для всего этого будет время позже. Ага, буду себя в этом убеждать. Вышел из воды прямо перед ней, и Василиса не отвела глаз.

— Мне нравится это твоя новая привычка, — натягивая шорты, сказал ей.

— Какая? — хриплым голосом спросила она.

— Вот так смотреть на меня. Делай так всегда.

Василиса, будто опомнившись, глаза все же отвела. А жаль.

— Нам нужно поговорить, — тихо сказала она, и ее скулы покраснели, — о вчерашнем.

— Полностью с тобой согласен, Васюнь, но давай будем идти и говорить одновременно? Или это какой-то супер особенный разговор, требующий моего полного внимания?

— Нет, я так не думаю, — казалось, она даже испытала облегчение. — Тем более, тебе нужно как можно скорее в больницу. Из меня плохая медсестра вышла.

Она посмотрела на мою руку и нахмурилась, а потом закусила губу, будто была готова расплакаться.

Я подошел к ней и, присев на корточки, обхватил затылок, притягивая к себе для короткого поцелуя. И тут же отпустил, раньше, чем она бы могла запротестовать.

— Думаю, все дело в том, что у тебя не было милого беленького халатика, едва прикрывающего попку, и чепчика, — подмигнул я. — Но, знаешь, мы сможем обязательно купить их в некоем специальном магазинчике, и ты потренируешься на мне еще. Ну а пока нам действительно нужно шевелиться.

Василиса вспыхнула и возмущенно на меня посмотрела, явно подыскивая слова для резкого ответа, но я вскочил и пошел собирать наши пожитки, искренне надеясь, что в ее голове все равно осядет мысль о том, что случившееся в грозу совсем не единичное событие. Пусть к ней привыкает.

ГЛАВА 27

Василиса.

Вот как можно нести всякую похабную чушь, когда все вокруг так плохо? Или он нарочно это делает, чтобы позлить или отвлечь меня от того, насколько все серьезно? Конечно, нарочно, это ведь Арсений! Но хуже всего то, что злиться по-настоящему у меня не выходило. Скорее уж все было с точностью до наоборот. Проснувшись в одиночестве, лежала какое-то время, прислушиваясь к физическим ощущениям и к своим медленно просыпающимся эмоциям. Ждала досады