Полигон - Ирина Гостева

— А наверху все стекла выбиты, — возразил Роман. — А у ребят комбезы рваные. Прикинь, если облако радиоактивной пыли принесет? Или газ какой-нибудь ядовитый…

Он вспомнил прошлогодний поход в Зону и внутренне содрогнулся. Нет, только не это…

— Пошли пока на минус первый, — Роман тронул Юрку за рукав. — Присмотрим место подходящее, пока «искра» до конца доходит.

«Искра» в ладонях уже еле-еле тлела. Генка зевал все чаще и шире, а Бену все вокруг казалось зыбким и нереальным. Словно сквозь толщу воды, дрожал и расплывался свет фонаря, дрожали и плыли голоса… Он чувствовал, как отрывают скотч от ладони, как его самого переворачивают и поднимают… Последнее, что отметил и запомнил Бен до того, как отключиться, был широкий, мощный, пропахший потом загривок Завхоза.

…Бен шел по коридору института. Перемазанные в грязи берцы чавкали по линолеуму и оставляли за собой мокрые следы; встречные студенты и преподы настороженно косились на грязный камуфляж, многодневную щетину, а особенно — на автомат. Да-да, Бен пришел в альма матер прямо в том и тем, в чем и с чем обычно ходил по Зоне. Плечи оттягивал увесистый рюкзак, а правое — еще и верный калаш. Перед Беном опасливо расступались и провожали удивленными взглядами… А он искал в толпе Светку.

Он пытался читать расписание занятий, чтобы поймать ее возле аудитории, но, глядя на разграфленный лист, очень быстро понял, что не осознает смысла написанного. И пошел наугад. А коридоры вуза почему-то повторяли конфигурацию подземных помещений «Вымпела», только были залиты мягким естественным светом — он лился из распахнутых дверей, за каждой дверью был кабинет с окном во всю стену, а за окнами… За окнами — ничего. Только молочный туман.

Светка вынырнула из толпы; вернее, толпа расступилась вокруг нее. Девушка попыталась повиснуть у него на шее, но тут же отпрянула; а Бена кольнула иголочка обиды — ну как же, грязь, пороховая гарь и горький запах дыма, — все это слишком грубо для изнеженной городской жительницы… Но все-таки он отдаст то, ради чего шел.

Бен вжихнул молнией кармана.

— Свет… Смотри, что я тебе принес!

Две самых крупных «звездочки» в ярко освещенном коридоре казались тускловатыми. Но толпа все равно удивленно ахнула и подтянулась на шажок ближе, вытягивая шеи. А «звездочки» сразу прильнули к Светкиным ладоням, как ласковые котята.

— Ой, какая прелесть! — радостно воскликнула она.

Отбежала на несколько шагов, на свободное пространство, и закружилась, размахивая руками.

— Ой, как здорово! — звонкий голос эхом отразился от стен коридора, вдруг ставшего очень гулким.

Она побежала, подпрыгивая, куда-то вдаль — легко, только самую малость касаясь пола. Ей очень хотелось попробовать, можно ли будет со «звездочками» летать, но для этого нужно больше места.

— Света! Свет, подожди, я с тобой…

Она бежала легкими прыжками. А ему поклажа словно рухнула на плечи, когда он выпустил из рук артефакты. Бен пытался бежать, и с трудом передвигал ноги; словно он шел сквозь воду. А Светка уже почти скрылась из виду. Коридор невероятно длинный, его дальняя оконечность совсем неразличима, она теряется в белом тумане…

Коридор вывел его на поляну посреди Зоны — удивительно зеленую среди сплошной осени, скрюченных бурых листьев и корявых деревьев-уродцев. Впрочем, вокруг поляны все та же осенняя Зона, а ближе к пятачку постепенно набирает силу зелень, становится гуще и ярче. Посреди поляны кружится Светка, уже не в джинсах и вязаной кофточке, а в длинном платье «под старину». Серебристый шелк невесом, длинный шлейф вьется следом за танцовщицей и парит над землей. Бен вдруг понял, что ему напоминает эта сцена — картинку с обложки диска «Blackmors Night». А вот и музыка Ричи Блэкмора обозначилась — вдруг прорезались и усилились гитарные переборы, как будто некто постепенно выворачивает громкость стереосистемы. Светка кружится под музыку, «звездочки» перелетают с одной ее ладони на другую, как ручные голуби; а Бен ловит себя на мысли, что с улыбкой наблюдает из зарослей, а выйти не решается, чтоб не спугнуть эльфийскую принцессу, которую невесть как занесло в чернобыльские леса.

Вдруг поляна начинает отдаляться, нет — она остается на том же месте, просто уменьшается в размерах. Ошалелый Бен с ужасом видит, как поляна становится размером с ладонь и оказывается красивенькой пластмассовой декорацией, какие вставляют внутрь прозрачного шара — в последние годы появилась мода на эти западные рождественские сувениры. Музыкальная шкатулка пиликает простенькую мелодию, а куколка Светка вместе с декоративной полянкой — внутри шара, который стоит на обыкновенном письменном столе посреди кабинета.

Бен оглядывается по сторонам — под ногами затертый линолеум, а стен-то и не видно… Такой громадный кабинет, что стен не видно… Полукружием впереди — письменные столы, за которыми восседают какие-то незнакомые люди. Некоторые — в военных мундирах, но разглядеть погоны, величину и количество звезд на них Бен не может, как ни старается. Кое-кто в обычных костюмах. Кое-кто — во врачебных халатах. Поцарапанный сейф чуть позади одного из столов. Обычный такой сейф, прямо как в районном военкомате. Он еще шатался на одну ножку; то ли ножка оказалась короче остальных, то ли пол корявый — сейф тогда еще подперли картонной папкой с личным делом Коляна Завгороднего, а потом дело никак найти не могли. Колян, помнится, носился, как ошпаренный, дело искал…

Да это же и есть родной районный военкомат, с ужасом понимает Бен. А его опять повесткой вызвали. И стоит он… Ох ты! До Бена только что дошло, отчего леденеет спина и бегают по всему телу мурашки. Он же стоит перед комиссией в одних трусах! Спасибо, что не без них… В трусах, расшнурованных берцах, и с медкартой в зубах. Ну не в прямом смысле слова в зубах, конечно, это так фигурально выражаясь; Бен свою медкарту тискает вспотевшей ладонью; но если сейчас скомандуют что-то вроде: «Закрыть глаза, руки перед собой, пальцем правой руки дотянуться до кончика носа», — то карту действительно хоть в зубы бери.

— Ну, здравствуй, призывник Беневицкий, — обращается к нему один из сидящих за столами, пожилой дядька с высокими залысинами, а на погонах у него тусклым золотом отсвечивают большие звезды.

Если долго находишься в полной темноте, ощущение времени дает сбои. Когда Роман проснулся, ему показалось, что он продрых невероятно много, и что его вахта давным-давно должна была начаться, но Завхоз то ли забыл его разбудить, то ли по какой-то причине решил сам подежурить сверх оговоренного времени и дать Роману выспаться. Но нет — взгляд на часы подсказал, что Завхоз отнюдь не страдает благотворительностью, просто до конца его вахты остается еще минут сорок. Юркина коренастая фигура маячила возле прикрытой двери, в тусклом свете «белых звездочек» — накануне Роман нашел в лаборатории какой-то прозрачный цилиндр, размером немного побольше трехлитровой банки, все «звезды» сложили в него, и получился неплохой светильник. Конечно, светит не ярче ночника, но главное, батарейки можно поэкономить. Завхоз сидел со стволом поперек колен, прислоняясь к боковой стенке письменного стола. Он обернулся на звук:

— Генка? А, Роман, это ты… Да спи дальше. Время еще есть.

Роман тихо встал, отыскал в куче берцев свои, и, стараясь не греметь подошвами, осторожно подошел к двери. Завхоз убрал ноги, видимо, догадавшись, какая суровая жизненная необходимость подняла Романа и вынудила идти в жутковатый темный коридор.

Всю ночь Юрка спал кое-как, урывками. Накануне вечером, когда Генка и Бен уснули без задних лап, Юрка вместе с Романом немного привели в порядок место, в котором обстоятельства вынудили зависнуть. Трупы снорков и шатунов перетащили в самую дальнюю комнату от той, где группа расположилась на ночлег. По поводу тела Грищука Роман счел за лучшее пояснить, не дожидаясь вопросов:

— Этот был наш третий… Угодил тут под пулю недобитого шатуна…

— А-а, понятно…

Завхоз объяснением вполне удовлетворился и никаких вопросов задавать не стал.

Потом они вытащили в коридор столы и устроили на полу лежанку из ковриков-пенок и спальников, которые нашлись во всех пяти рюкзаках — Роман забрал и вещи Грищука тоже. Потом стащил с трупа почти целый комбинезон — надо будет заставить Бена надеть его вместо изорванного. Или, если парень вдруг начнет брыкаться, можно комбез хотя бы Ежу отдать, у него рукав в клочья… Но это все потом. Когда ребята проснутся.

Генка и Бен спали глубоким сном. Причем Генка ворочался, постанывал, сопел и шумно дышал — то есть не было никаких сомнений, что человек жив и просто спит. А Бен лежал настолько тихо, что Роман временами тревожно спохватывался, начинал прислушиваться к дыханию и нащупывать у него пульс. Нет, это просто глубокий сон. Но слишком уж глубокий…