Бретонская колдунья (сборник) - Юлия Галанина

Во дворе было пустынно и тихо. Утренняя трапеза прошла, до обеденной было далеко. И день стоял такой, что совсем не располагал к активности.

Обезьянка так не думала.

Печально глядя по сторонам на вызывающий сожаление мир, она тихонько, но решительно выбирала лапками цепочку из рук задремавшего стража. Тот во сне лишь морщил широкий нос и улыбался, чувствуя легкие прикосновения.

Мало-помалу, но вот и конец цепочки очутился в руках обезьяны. Действуя как заправский фидай[83], она незаметно покинула своего охранника и спряталась за шатер.

Приподняв черное полотнище шатра, обезьянка заглянула вовнутрь. Но, заметив важно лежащую на ковре, зевающую борзую, решила здесь судьбу не испытывать.

Она вернула полотнище на место и, поглядывая на ничего не замечающих невольников купца, в несколько прыжков преодолела двор. И добралась до зданий.

Пословица «У семи нянек дитя без глаза» продолжала безупречно оправдываться.

Некоторое время все было тихо.

Затишье перед бурей длилось недолго.

Распространяясь от дальнего конца двора к воротам, в зданиях началось оживление весьма скандального свойства.

Обезьянка, как язычок пламени, стремительно неслась по нижнему этажу, сея на своем пути урон и разрушение.

Вопили укушенные женщины, выскакивали, размахивая кинжалами, разъяренные, обокраденные мужчины.

Обезьянка, стянув очередную вещь, вылетала из дверей, швыряла ее во двор и без остановки тут же забегала в соседнее помещение, где о ее подвигах еще не знали. Секунду спустя и там начинались крики.

Черные невольники купца с большим интересом смотрели на эпидемию безумия, неожиданно охватившую домочадцев шейха, оживленно комментируя подвернувшееся развлечение.

Но вот проснулся разбуженный криками страж обезьянки, обнаружил ее исчезновение и логично связал возникший в усадьбе хаос с характером своей подопечной.

Теперь и невольников проняло. Подгоняемые его воплями, они тоже пустились в бестолковую погоню за проказницей.

Поставив на уши нижний этаж, обезьянка по столбу галереи вскочила на верхний и оставила преследователей с носом. В столб врезался клинок самого ограбленного, но опоздал на кратчайшее мгновение. Даже хвоста беглянки там уже не было.

Толпа, теснясь и призывая шайтана, кинулась к ближайшей лестнице.

Женщины не имели возможности принять участие в погоне из-за присутствия посторонних мужчин и всю душу вкладывали в пронзительный вой, очень подбадривающий как обезьянку, так и ее преследователей.

Пока мужчины теряли время на лестнице, обезьянка принялась опустошать второй этаж. Жилых там сейчас было только две комнаты – Жаккетты и Жанны, поэтому разгуляться ей не удалось.

Определив по крикам, что внизу какое-то безобразие, Жаккетта схватила в качестве оружия медный поднос и встала у входа.

Обезьянка было заскочила в ее комнату, но, увидев замахивающуюся подносом девицу, решила не рисковать.

Подпрыгнув на всех четырех лапках вверх, она резко развернулась в воздухе и с отрывистым обезьяним ругательством выскочила на галерею. Поднос с грохотом приземлился на то место, где она только что была.

Не снижая скорости, обезьянка залетела в комнату Жанны.

Жанна, задремавшая после еды среди подушек на тюфячке, прямо в золотистом платье, только-только проснулась от шума и терла глаза, пытаясь понять, почему это все так разгомонились.

Но не успела она даже протянуть руку к кувшину, чтобы глотнуть водички, как в комнату заскочило маленькое, со сна показавшееся Жанне похожим на паука, взъерошенное существо.

Жанна в ужасе перекрестилась, но существо, оскалив остренькие зубы, схватило цепкими лапками ее единственные (оставленные пиратами вместе с платьем) европейские туфельки и стрелой вылетело из комнаты.

– Стой, зараза! – завизжала Жанна и, как была босая, подобрав платье, кинулась за воровкой.

Обезьянка была уже на крыше.

Бросать вещи во двор ей показалось уже не интересным, и она, подскочив к краю, швырнула туфельки Жанны прямо на улицу.

По воле Аллаха они приземлились в тележку, наполненную топливом – сухим пометом, которую понурый ослик вез на рынок.

Когда Жанна, путаясь в платье, забралась на крышу, ее туфельки вместе с навозом исчезали за углом.

А обезьянка, довольная, что ей удалось так хорошо провести время, кривляясь и выламываясь, танцевала танец живота, подражая альмеям.

Жанна в ярости и отчаянии пнула один из камней, лежащих на крыше, и запрыгала на одной ноге от сильной боли.

Обезьянка обрадовалась, что у нее появилась танцующая партнерша, и задергала розовым, слабо покрытым шерстью пузиком еще выразительней.

Над краем крыши торчали чернолицые и белолицые головы мужчин. Забраться туда, чтобы схватить беглянку, они не смели: ведь на крыше находилась наложница шейха, французская принцесса, да еще с открытым лицом!

А Жанна, как цапля поджимая ногу, застыла намертво, пытаясь понять, как же она теперь будет жить дальше без туфель? С одними только отобранными у Жаккетты желтыми шлепанцами? Жизнь потеряла последние остатки привлекательности.

Мягко просачиваясь между зрителями незапланированного представления, на крышу поднялась Жаккетта, предусмотрительно укутанная в покрывало.

Она принесла второе покрывало Жанне и горсть фиников обезьянке.

Хвостатая альмея решила, что ее усилия оценили по заслугам, и охотно забралась к Жаккетте на руки.

Передав жующую финики и совсем не протестующую обезьянку невольникам купца (те, будь дело в темном и безлюдном месте, охотно свернули бы хвостатой бестии шею), Жаккетта, поддерживая хромающую Жанну, спустилась вниз.

Купец к тому времени решил все дела и собрался покидать усадьбу. Обезьянка, как ни в чем не бывало, забралась к нему на руки и попыталась угостить оставшимся фиником. Растаявший купец даже не поинтересовался, кто был виновником шума во дворе, и, посадив любимицу впереди себя на седло, уехал.

Жанна, придя в комнату и вымыв грязные ноги, долго-долго мерила желтые сафьяновые шлепанцы, привыкая к мысли, что теперь это ее единственная обувь на неопределенный срок.

Жаккетта безмятежно щеголяла в таких же, только красных.

Однажды в город нахлынули воины племени шейха Али.

Они прибыли на лошадях и верблюдах. Просторный двор сразу стал тесным.

Воины, как и шейх, тоже не желали жить в глиняных домах, предпочитая свежий воздух шатров.

Запылали костры, на них жарилось мясо.

Сверкали зубы и кинжалы.

Женщины и носа во двор не казали – это было мужское дело.

Ночью Жаккетта проснулась от тревожного ритма. Она вскочила с тюфяка и подбежала к окну.