Рассказы - Ричард Карл Лаймон

стула. Чарльз со своего места мог видеть одну гладкую икру, складку юбки над коленкой и несколько дюймов голого бедра. Ноги разведены, насколько позволяет прямая джинсовая юбка. Кайма юбки, казалось, глубоко впилась в бедро, и Чарльз подумал, что от неё на коже может остаться красный след.

Она наклонилась вперёд, локти покоились на столе, подпёрла голову руками и просматривала "Киркус". Её белая блузка, заправленная в юбку, туго натянулась на спине. Чарльз разглядывал изгиб её спины, чарующие изгибы бёдер, розовую кожу, видневшуюся сквозь ткань, узкие ленточки её лифчика.

Он присел на корточки и положил несколько книг на нижнюю полку тележки. Под таким углом можно было разглядеть её правую грудь. Она была там, возле руки, сладкий холмик, прикрытый тугой блузкой; её передняя часть зависла прямо над столом.

Без лифчика это бы гораздо лучше выглядело. Её морщинки, форма, упругость. Всё вместе.

Чарльз представил, как разрезает эти бретельки.

Линн приподнялась, перевернула страницу, вздрогнула и вскрикнула:

— Ай! Чёрт!

Она резко подняла руку к лицу и скрючила пальцы. На подушечке указательного пальца расцвела яркая капелька крови.

У Чарли пересохло во рту. Сердце заколотилось. В паху налилось жаром. Он простонал.

Линн бросила на него взгляд. Лицо её раскраснелось, зубы обнажились. Она снова вернулась к своей руке. Она смотрела так, словно не понимала, что с этим делать. Она встряхнула руку пару раз, как кошка встряхивает мокрую тряпку и обхватила кровоточащий палец губами.

— Бумагой порезалась? — спросил он.

Она кивнула.

— Ненавижу это, — сказал он.

Ранка. Порез.

Он так и стоял, согнувшись, возбуждённый, пытаясь унять желание.

Линн вынула палец изо рта. Палец оставил на губе пятнышко крови. Она хмуро посмотрела на рану, а потом — выдавила Чарльзу кривую усмешку.

— Это не то, чтобы очень больно, знаешь ли. Это просто так… — она содрогнулась. — Ну как когда ногтями по доске скрипят.

Она облизала губы и вернула палец в рот.

— Дать пластырь? — спросил Чарльз.

— А у тебя есть?

— Конечно. Я ко всему подготовлен.

— Как бойскаут, да?

— Ага.

Поднимаясь с корточек, он надеялся, что кучка книг на верхней полке достаточно высокая. Достаточно. Книги доставали до самого желудка.

Он отвернулся от Линн и направился в кабинет прямо за библиотечным столом. Там он взял пластырь из своего портфеля и поправил брюки, чтобы хоть немного скрыть выпуклость. Но та никуда не исчезла. Тогда он снял со стоящего рядом стула свой вельветовый пиджак, надел и застегнул среднюю пуговицу. Посмотрел вниз. Подол пиджака великолепно скрыл его маленький секрет.

Выйдя, он увидел, что Линн повернула свой стул, чтобы сидеть к нему лицом.

— Всё, кровь уже не идёт, — сказала она.

— Да, но бумага режется. Опять как-нибудь заденешь ранку, и…

— Фу. И правда, лучше забинтовать. Не хочешь взять эту процедуру на себя? — она протянула Чарльзу руку.

— Конечно.

Дрожащими руками он разорвал обёртку с липкой ленточки, подошёл и остановился за пару дюймов до влажного кончика её пальца. Он уставился на порез — зияющую дужку на подушечке пальца, напоминающую с виду жабры крошечной рыбки, розовую под тонким лоскутом кожи. Край лоскутка торчал в сторону.

— Как думаешь, жить буду?

— Конечно, — его голос охрип от волнения.

Он крайне напрягся и возбудился.

— Ты в порядке? — спросила она.

— Да. Просто нервничаю немного. Не переношу вида крови.

— Только в обморок не падай!

— Надеюсь, не буду.

Он помял пластырь в руках, счистил с него блестящую бумажку. Потом нарочно уронил. Кусочки полетели вниз, как лепестки цветка и приземлились на её рубашку.

Ухватившись за липкие края пластыря, он опустил его марлей на ранку.

Ему хотелось сделать ей больно.

Нет! Не надо!

Ему хотелось схватить её палец, надавить, вцепиться в край раны и потянуть кожу, чтобы она дёрнулась, чтобы закричала.

Нет! Только не Линн!

Быстро, как только мог, он прижал пластырь к ране, прилепил его, отвернулся и устремился в кабинет.

— Чарльз? — окликнула она. — Чарльз, ты в порядке?

Он не ответил. Он плюхнулся в свой вращающийся стул, скрючился и обхватил колени.

Всё, уже всё, — сказал он себе. — Ты этого не сделал. Линн даже не заподозрит…

Позади раздались её тихие шаги. Она положила руку ему на плечо.

— Что случилось?

— Просто… порезы. Мне от них плохо.

От её руки вдруг стало тесно в штанах.

— Если бы я знала… Это что, фобия какая-то?

— Может быть, наверное.

Она смягчилась:

— Так вот почему ты всегда носишь с собой пластырь, да?

— Ага.

Она похлопала его по плечу.

— Может, тебе от свежего воздуха полегчает? — сказала она. — Может, пойдёшь уже. А я закрою библиотеку.

— Хорошо. Спасибо.

Он дождался, пока она ушла и вышел с портфелем на улицу. Вечер был туманным и слякотным.

Взволнованный воспоминаниями о порезе, он задержался у входа. Вскорости погас свет в верхних окнах. Он представил её там, одну среди стеллажей, её порезанный палец, нажимающий на кнопку выключателя.

Его швейцарский нож бугорком прижимался к бедру. Он скользнул в карман брюк и погладил гладкую пластмассовую ручку.

И попробовал на вкус мысль о том, как исполосовать её этим самым ножом.

Просто дождаться, пока она выйдет, и…

Нет!

Он отвернулся от библиотеки и медленно пошёл прочь.

В своей квартире, в трёх кварталах от кампуса, Чарльз улёгся спать. Но не заснул. В голове кружились мысли о Линн.

Не думай о ней, — сказал он себе.

Нельзя.

Но это было бы так восхитительно.

Но нельзя.

Линн училась на магистратуре. Как и Чарльз, она подрабатывала в Уитморской библиотеке. Все знали, что они работают в одно и то же время. На него падёт слишком много подозрений.

Кроме того, она ему на самом деле нравилась.

Чёрт побери!

Забудь о ней.

Он попытался. Он попытался думать о других.

Как они визжали и кричали. Как выглядели их лица. Как пронзается кожа. Как алые ручьи крови вытекают из берегов разрезанной плоти, бегут и расходятся, сливаются в новые течения и скользят по бархатистым полям, образующим мерцающие бассейны во впадинах тела, стекают вниз по наклону.

Сколько тел, вздрагивающих от ужаса или бьющихся в агонии! Сколько хлещущих ран!

И все — у незнакомцев.

Если не считать лицо, тело и раны его матери. Борясь с ошеломляющим потоком образов, пытаясь противостоять мыслям о Линн. Он сосредоточился на матери. Её голосе из-за двери.

— Солнце, принеси мне "Бэндэйд", пожалуйста.

Он увидел себя, увидел, как входит в заполненную паром ванную, тянется к аптечке за жестяной банкой с пластырями, берёт один и направляется к ванне, где лежит мать. Вода в ней мутная. По её поверхности