Нострадамус - Алексей Пензенский

Изобилие золота («Солнца») и серебра («Луны») в катрене 5—32 сменяется нищетой:

Ou tout bon est, tout bien Soleil & lune,Est abondant sa ruyne s'approche:Du ciel s'advance vaner ta fortune,En mesme estat que la septiesme roche.

Где все красиво, все хорошо, Солнце и ЛунаВ изобилии, приближается разорение,Грядет с небес, чтобы ввергнуть твою судьбуВ то же состояние, что и седьмую скалу.

Последняя строка неясна. Вероятно, речь идет о Сатурне – седьмой планете в астрологической иерархии, «ведающей» в том числе голодом и нищетой. Возможно также, что речь идет о семи римских холмах (слово roche во французском языке XVI века означало не только «скалу», но и «гору»). Во время нашествия гуннов была выведена из строя система акведуков, снабжавших Рим водой, и семь холмов Вечного города стали безжизненными. Только в XVI веке, когда усилиями римских пап водопровод был восстановлен, на римских холмах вновь появились жилые дома, дворцы и храмы.

Колебание курса золотых и серебряных монет неблагоприятно отражалось на общественных настроениях. Современник Нострадамуса Жан Гломо красочно описал в своем дневнике обесценивание монет в феврале 1549 года: «В указанном году 15 февраля были обесценены маленькие дузены (монеты достоинством в 12 денье, или 1 су. – А. П.) и все другие монеты из неблагородного металла. Экю с изображением солнца (золотая монета массой 3,3 грамма. – А. П.), которые раньше стоили 45 су, стали стоить 46 су, а [серебряные] тестоны достоинством 11 су стали стоить 11 су 4 денье по турскому эталону. Это произвело шум, волнение, большие слухи, вместе с таким убытком людям от обесценивания упомянутых монет, что, по сообщению одного человека, никогда еще в царстве Христианнейшего короля (Франции. – А. П.) не было такого бедствия, как это. Ибо были такие, кто с полной мошной денег умирал от голода. Нельзя было ничего ни купить, ни продать».[163]

Катрен 6—23 хорошо отражает эти настроения:D'esprit de regne munismes descriees,Et seront peuples esmeuz contre leur Roy:Paix, faict nouveau sainctes loix empireesRapis one flit en si tresdur arroy.

Духом царствования монеты обесценены,И люди взбунтуются против своего короля.Снова заключен мир; святые законы ухудшатся.[Народ] никогда еще не грабили столь жесточайшим образом.

Глава десятая

ЭТОТ НЕПРЕДСКАЗУЕМЫЙ ВОСТОК

События в Европе – противостояние Габсбургов и Валуа, Реформация, Религиозные войны – происходили на фоне активной экспансии Османской империи. Султан Сулейман Кануни (в Европе его называли Великолепным) разворачивал широкое наступление на европейские земли. После битвы при Мохаче в 1526 году под власть османов попала почти вся Венгрия. Сулейман теснил венецианцев в южнославянских областях, осаждал Вену, вторгался в пределы Германии. Одновременно союзники османов на Средиземном море – берберийские пираты – держали в страхе южное побережье континента. Ренессансные эрудиты задавались вопросом, не суждено ли повториться мусульманским завоеваниям времен Халифата и не является ли султан Сулейман самим Антихристом. Тем не менее французский король Франциск I заключил союз с Турцией и ее алжирскими вассалами: в отчанной битве с Габсбургами все средства были хороши. Как мы сейчас увидим, Нострадамус считал, что этот союз откроет «варварам» путь в Центральную Европу.

Уже в первой центурии (катрен 1—18) появляется «Магомет», он же Великий Турок:

Par la discorde negligence Gauloyse,Sera passaige a Mahommet ouvert:De sang trempe la terre & mer SenoyseLe port Pliocen de voiles & nefs couvert.

Из-за раздора и небрежности ГаллииБудет открыт путь Магомету.Земля и Генуэзское море напитаются кровью,окейский порт наполнится кораблями и парусниками.

Французы уже в XVI веке имели репутацию нации легкомысленной и небрежной; под «раздором» же Нострадамус явно подразумевает внутренние распри в королевстве (в частности, между гугенотами и католиками). Во время борьбы с императором Карлом V Франциск I заключил соглашение с турецким султаном. Флот пирата Хайреддина Барбароссы, вассала Турции, зимовал в 1543 году в Тулоне и Марселе (напомним, основанном фокейцами в 600 году до н. э.) и принимал участие в осаде и штурме Ниццы. Позднее, при преемнике Франциска Генрихе II, флот Османской империи под командованием адмирала Драгута Рейса также воевал на стороне Франции, оборонявшей Сиену (в 1552 году) и Корсику (захваченную у Генуи при поддержке мусульманского флота в 1553 году) от Испании и ее союзников Флоренции и Генуи.

Оборона Сиены была наполнена драматическими событями; голод косил защитников города. Маршал Монлюк писал позднее в своих воспоминаниях: «Войдя в марте, мы полностью проиграли, ибо с середины февраля во всем городе не оставалось ни единой капли вина. Мы съели всех лошадей, ослов, мулов, кошек и крыс, которые были в городе. Кошки продавались по 3–4 экю, а крысы – по одному экю. Во всем городе в живых оставались лишь четыре старые кобылы, тощие как никто, которые приводили в действие мельницы… нет ничего страшнее голода».[164]

Французский гарнизон Сиены капитулировал 17 апреля 1555 года, за две недели до выхода «Пророчеств» Нострадамуса. Корсику пришлось эвакуировать позднее, и по миру в Като-Камбрези (1559) Валуа отказывались от претензий на этот остров (в состав Франции Корсика вошла лишь во второй половине XVIII века). «Сиенского моря» не существует – здесь явная опечатка от Genoyse, «Генуэзское». Ошибка типографа, скорее всего, объясняется тем, что Сиена в дни, когда версталась книга, была у всех на устах.

Неудачные для Франции операции на Апеннинском полуострове описаны в катрене 3—23:

Si France passes outre mer lygustique,Tu te verras en isles & mers enclos:Mahommet contraire: plus mer Hadriatique:Clievaulx & d'asnes tu rougeras les os.

Если [ты], Франция, перейдешь Лигурийское море,Ты увидишь себя запертой на острове и в море;Магомет враждебен; еще больше – Адриатическое море.Ты будешь глодать кости лошадей и ослов.

Хотя турецкий и алжирский флоты действовали в союзе с Францией, Нострадамус явно не ждал от этого альянса ничего хорошего. Об этом он писал в альманахе на 1555 год: «Путь, открытый галлами-христианами варварам, приведет к поражению самих христиан. Ибо в 1655 году варвары захватят все. Поэтому я едва сдерживаю слезы, хотя срок этот и далек. Ибо могущество обитателей Юга поднимется на столь высокий престол, что следует опасаться, как бы варвары через сто лет не заняли [Европу] до сих пределов (то есть до Франции. – А. П.), но это случится не на памяти ныне живущих» (РР 1—351, 352).

Пресловутая «французская небрежность» упомянута и в катрене 1—73: