Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964 - Александр Фурсенко

Уорд был известным журналистом, который за тридцать лет работы завоевал репутацию дипломатического корреспондента, формирующего общественное мнение и освещающего все важные события. В 1948 году он получил Пулитцеровскую премию за серию статей «Жизнь в Советском Союзе». Но известность пришла к нему ранее, перед Второй мировой войной. Уорд интервьюировал Невилла Чемберлена и перед Мюнхенской конференцией писал, «что британский лидер везет план, и если этот план сработает, то результат будет хуже войны». Когда прогноз Уорда о том, что Гитлер проглотит всю Чехословакию после оккупации Судетской области в качестве закуски, оправдался, британская газета «Манчестер гардиан» на своих страницах вопрошала, почему МИ-6 информирована не так хорошо, как Пол Уорд{34}.

В сообщении КГБ советскому руководству имя Уорда как источника информации по Ханту не упоминалось. Однако в декабре 1963 года Уорд не был одинок в своих подозрениях. Гарольд Лафайет Хант был печально известен как сторонник правых в Техасе. Он поддерживал радиопрограмму «Жизненный путь», в которой Кеннеди и его администрация постоянно подвергались нападкам. В дни, последовавшие за убийством Кеннеди, Г-Л.Хант подвергся жесткой критике. Журнал «Нью рипаблик» в редакционной статье писал, что последние резкие нападки Ханта на Кеннеди в передаче по радио утром того дня, когда произошло покушение, представляли собой «нечто вроде программы… которую слушали освальды из левого и правого лагеря и соответственно действовали»{35}.

Доклад Уорда, который лег в основу лучшей аналитической справки КГБ «Кто убил Джона Фитцджеральда Кеннеди?», похоже, в свою очередь, опирался на выводы ФБР, сообщившего в конце ноября о связи семейства Ханта с событиями в Далласе. В записной книжке Джека Руби сотрудники ФБР нашли имя Ламара Ханта, второго сына Гарольда Ханта от первого брака. К тому времени, когда доклад Уорда оказался в Москве, разница между Ламаром и Г.Л.Хантом исчезла. В самом деле, администрация США интересовалась связями Ламара Ханта. 17 декабря он давал показания относительно Джека Руби в ФБР. Хант отрицал знакомство с Руби. А тот, оказавшись в тюрьме, подтвердил это знакомство{36}.

Похоже, КГБ не сидел сложа руки в ожидании информации от Уорда. 5 декабря ЦРУ сообщило Банди, что двумя днями ранее «известный сотрудник советской разведки в Нью Дели» пытался использовать компартию Индии для передачи телеграммы президенту Джонсону, Председателю Верховного суда Эрлу Уоррену и Роберту Кеннеди. Эти телеграммы от имени молодежных групп Индии, официальных лиц и других видных представителей индийской общественности призывали провести полное расследование убийства Кеннеди{37}.

Все эти фрагменты информации убедили Хрущева, что Кеннеди пал жертвой заговора правых сил. Жена Хрущева Нина Петровна была также уверена, что Жаклин Кеннеди овдовела вследствие заговора. Чета Хрущева поделилась своими подозрениями с Дрю Пирсоном и его женой, когда последние посетили их в мае 1964 года. На английском языке, которым хорошо владела жена Хрущева, она выразила соболезнование Джекки Кеннеди и сказала о своей обеспокоенности ее судьбой. Затем заговорили о жене Эрла Уоррена, их общей знакомой. Когда женщины начали обсуждать выводы комиссии Уоррена, к разговору подключился Хрущев{38}.

«Что произошло в действительности?» — спросил Хрущев Дрю Пирсона через переводчика. Пирсон ответил, что газеты дают правдивую информацию. Освальд был убийцей-одиночкой. Хрущев не верил этому. Он не мог представить, что службы безопасности США настолько беспомощны, что не смогли обезвредить сумасшедшего. Без сомнения, припоминая доклад КГБ, Хрущев утверждал, что полиция Далласа причастна к широкому заговору. Все это не удивляло чету Пирсонов. Позже госпожа Пирсон рассказывала в ЦРУ, что позиция советского лидера по вопросу о заговорах типична «для всех европейцев, с которыми она беседовала по этому вопросу». Пирсоны старались убедить своих советских собеседников. «Мы, американцы, особые люди», — сказал Дрю Пирсон, пытаясь каким-то образом оправдаться. Его попытки были встречены «снисходительной улыбкой». Чета Хрущева была убеждена, что официальная версия убийства ложна{39}.

По необъяснимой причине друзья семейства Кеннеди продолжали направлять в Москву информацию, подрывающую репутацию нового президента и усиливающую опасения Хрущева в отношении изменения политики США. Нет доказательств того, что в начале 1964 года КГБ располагал достоверными данными о правом заговоре против Кеннеди. Но бывшее доверенное лицо Кеннеди Чарльз Бартлетт передал через советскую разведку, что Джонсону верить нельзя. В один из январских дней 1964 года Бартлетт обратился к источнику КГБ в Нью-Йорке. Его сообщение было воспринято как настолько важное свидетельство политики новой американской администрации, что КГБ передало это сообщение высшему советскому руководству: Брежневу, Микояну, Подгорному, Суслову, Пономареву, Кузнецову. Основная мысль Бартлетта заключалась в том, что «нового президента нельзя сравнивать с Кеннеди в смысле последовательности в отношениях с СССР». Бартлетт поддерживал критику кланом Кеннеди нового президента. «Джонсон — прагматичный и опытный политик, и если ему будет выгодно, он может изменить курс Кеннеди в отношениях с СССР»{40}.

В отличие от Бартлетта нового хозяина Белого дома этот вопрос абсолютно не занимал. После послания конгрессу Макджордж Банди и СНБ пытались обратить внимание Джонсона на проблемы советско-американских отношений. 13 января Банди направил Джонсону памятную записку, содержащую «личные и предварительные» соображения, касающиеся «следующих шагов к миру». «В последние два с половиной года мы делали все возможное, чтобы решить легкие проблемы, поэтому теперь мы стоим перед решением трудных»{41}.

В отличие от друзей Джекки Кеннеди Уолтона и Бартлетта, Банди считал, что Джонсон будет продолжать линию Кеннеди на нормализацию отношений. Банди пояснял, что за тысячу дней администрация Кеннеди реально не могла добиться решения всех вопросов, связанных с Кремлем. «Даже договор о запрещении испытаний, — писал он в памятной записке, — очень небольшое достижение, поскольку требует лишь наличия советско-американского соглашения, в то время как вопрос инспекций остался за его рамками». По вопросам отношений с третьими странами, Германией или Кубой, не достигнуто никакого прогресса{42}.

Банди описал степень усилий Кеннеди, направленных на достижение разрядки. Успех обеспечивали односторонние или двусторонние шаги. Первые включали «успокоение военных». «Это, — подчеркнул Банди, — более важно, чем кажется на первый взгляд». Более того, США изменили тон пропаганды, «поддерживая уважительный тон в отношении всех заявлений президента»{43}. Наконец, США в одностороннем порядке пытались улучшить отношения с Югославией и Польшей, распространив на них режим наибольшего благоприятствования в торговле. Что касается двусторонних советско-американских договоренностей, то помимо запрещения испытаний сверхдержавы пришли к соглашению о продаже зерна, взаимном сокращении военных расходов, обещали не размещать в околоземном пространстве ядерное оружие и в общих словах договорились о сотрудничестве в космосе.

Банди призвал сделать новые шаги. Он предложил Джонсону через два месяца выступить с обращением по «проблемам мира», которое должно содержать «более конкретные предложения, чем те, которые были в речи Кеннеди в Американском университете»{44}. Оно должно включать призыв к СССР предпринять совместные усилия в этом направлении. В целом речь должна «быть предельно содержательной, предлагающей новые подходы и подтверждение старых, а не просто уловки и ухищрения»{45}.

Банди предлагал Джонсону использовать несколько каналов для реализации предлагаемых инициатив. В частности, следует направить старого опытного либерала Аверелла Гарримана в Москву для переговоров по поводу сокращения производства ядерного оружия, подлежащего проверке; Банди считал, что это было бы небольшим достижением, но важным началом. Кроме того, можно было вновь активно задействовать Добрынина, используя для этого не Генерального прокурора, а Дина Раска. Наконец, Банди считал, что президент и Генеральный секретарь ЦК КПСС должны продолжать личную переписку. «Это сложный вопрос, — писал он, имея в виду обмен личными посланиями, — так как существует опасность их обнародования другой стороной, но они являются показателем стремления к миру»{46}.

В ноябре Джонсон попросил Банди составить доклад о возможных сферах сотрудничества сверхдержав в космическом пространстве, чтобы подумать о каких-то реальных действиях. К февралю, когда снова запустили механизм межминистерской внешней политики, был готов ответ. ЦРУ, Министерство обороны, госдепартамент, НАСА и исполнительный секретарь Совета по космосу предложили свой подход. Помимо всего прочего он способствовал росту взаимного доверия. Все участники единодушно рекомендовали совместный проект непилотируемых космических полетов, имея в виду в перспективе возможный полет человека на Луну. Они понимали, что их рекомендации идут вразрез с представлениями общественности и мнением конгресса о «соперничестве на Луне», но группа была уверена, что при определенной работе можно убедить американский народ и конгресс согласиться с советским участием в полете на Луну{47}.