Год крысы. Путница - Ольга Громыко

Рыске показалось, что прошло полночи, прежде чем снова послышался плеск весел. Избавившись от незаконного груза, перевозчик греб шире, громче, да и порожняя лодка шла веселей.

— Ну как?! — вскочила девушка. Рыбак направил плоскодонку к берегу, положил весла на борта и, поравнявшись с причалом, вытянул руку и уцепился за его край. Подтянул лодку встык. — Перевезли?

— Не, — мрачно пошутил мужик, — веслом по голове — и в воду. Кто следующий?

— А чего долго так? — упрекнул Жар, на последние две лучины заразившийся Рыскиной тревогой.

— Сеть проверял, — безмятежно ответил рыбак, доставая из-под скамейки мокрый мешок и зашвыривая его подальше на берег. — А то протухнет в воде.

— Сеть он проверял… — проворчал парень. — Мы тут ждем не дождемся…

— И чего?

— Ничего, — пошел на попятный Жар. Пусть сначала перевезет, хоть как-нибудь, а поругаться и на том берегу можно. — Рысь, давай.

Рыбак прикрикнул на собаку. Та наконец заткнулась и, виновато громыхая цепью, убралась в конуру. Рыска перешагнула в плоскодонку, потянула за собой корову, и та, к огромному облегчению девушки, бестрепетно последовала за хозяйкой. Рыбак сделал еще глоток из баклаги, и отчалили.

Тень прибрежного леса казалась сплошным омутом. На стрежне было посветлее, помельче, и, хотя Рыска знала, что все наоборот, подспудно ей хотелось поскорее вырваться из зловещего мрака. Девушка что есть мочи держала Милку под уздцы, вздрагивая от каждого плеска под днищем: только бы корова не испугалась! Но трехцветка вела себя прекрасно. Вода была гладкой, как лед, лодка шла ровно, и Милка лишь удивленно прядала ушами, глядя на сам собой удаляющийся берег.

— Ви-и-ир! Кц-кц-кц! — пронеслась над коровьей спиной какая-то птица, отчаянно работая крыльями, чтобы удержать на лету увесистую, камнем рассекающую воздух тушку. Милка вздрогнула и прянула назад, упершись в скамейку.

— Тихо-тихо! — торопливо погладила корову по шее Рыска. — Не бойся, моя хорошая, это просто птичка!

— Такка мошкару ловит, — пояснил рыбак. — Птенцы у нее нынче, всю ночь носиться будет.

— Такка?! — Девушке показалось, что она ослышалась. — Это?!

— Угу. Гадкая птица. Особенно если в поле ночуешь: как гавкнет в ухо — на три ладони подскочишь.

Рыска нервно хихикнула, вспомнив ночную беготню по оврагам, волков и Рыжуху. Никто из хуторчан так и не узнал, что же там на самом деле произошло, а девушка после ухода Жара ходила до того пришибленная, что никто не усомнился в его смерти.

— У нас в Приболотье таккой лесное чудище называли.

— Чудище и есть… — Рыбак неодобрительно поглядел вслед птице. Сколько сетей он из-за ее внезапных воплей упустил!

Рыска растерянно почесала маковку. Это через сколько же уст должен был пройти рассказ, чтобы из безобидной птички такка стала кровожадным страшилищем? Наверное, какой-то выходец из здешних краев ребенку сказку сочинил, а там и взрослые поверили… Вот откуда, оказывается, чудища рождаются — из людской молвы!

Берег приближался мучительно медленно. Девушка, успокоившись насчет коровы, неотрывно пялилась в темноту, пытаясь высмотреть знакомую высокую фигуру.

— Боишься, что мавка сведет? — ухмыльнулся мужик. — На бычий корень ей такое добро! — Подумал и презрительно добавил: — Да и тебе тоже.

— Не любите саврян?

— Не люблю, — подтвердил рыбак, смачно харкнув за борт.

— А чего ж везти согласились? — обиженно спросила Рыска.

— Я и свиней не люблю. А мясо у них вкусное. — Мужик продолжал размеренно грести, не замечая, как побледнела и прижалась к корове девчонка. О Божиня, неужто они на людоеда нарвались?! Сейчас и ее хряпнет веслом по голове…

Саврянский берег был выше ринтарского, а ниже по течению вообще переходил в обрыв. Рыбак направил лодку прямо в тростники, зашуршавшие с обоих бортов. Поросль была такой высокой и густой, что скрыла даже корову. Людоед греб, не глядя на Рыску и думая о чем-то своем — наверное, как повкуснее ее приготовить. Из-под самого носа лодки вывернулась утка, с истошным кряканьем побежала по воде, помогая себе крыльями. Рыбак попытался сбить ее веслом, но не успел.

— Эх, ушла… — с досадой сказал он. — Ну ничего, уж другую не упущу.

Рыска затряслась еще больше, догадываясь, о ком он, но тут тростники кончились. Увидев Алька, стоящего на берегу маленькой чистой заводи, девушка радостно вскрикнула и наконец сообразила, что под мясом рыбак, наверное, имел в виду полученные от саврянина деньги.

Альк зашел по колено в воду, поймал лодку за нос и подтянул к берегу. Рыска поспешно выскочила на мокрый песок, за ней с видимым сожалением выбралась корова. Рыбак тоже вышел — размять спину и отлить на дерево, не стыдясь девушки. Как собачка в чужом дворе столбики метит, — прыснув, подумала она. Рядом с Альком Рыске сразу стало хорошо и спокойно, будто все проблемы уже позади. Да так оно и было — если даже она без хлопот переправилась, то что с Жаром станется?

— Что делать будем? — весело спросила Рыска, когда лодка с рыбаком скрылась в камыше.

Альк пристально поглядел на девушку, заставив ее горько пожалеть о глупом вопросе. Сейчас опять издеваться начнет, и даже Жара рядом нет, чтобы защитил!

Но без зрителя саврянину тоже было неинтересно ее клевать.

Да и ситуация не располагала. Альк отвернулся к воде и сел, обхватив руками колени:

— Ждать. Хочешь, поспи.

— Вот еще! — даже обиделась Рыска. — Где ж я усну?

— Да хоть прямо здесь. — Мужчина похлопал рукой по песку.

— Не, я Жара дождусь. — Девушка зевнула, только сейчас осознав, как сильно устала. — Ну разве что полежу.

Рыска сходила к корове за покрывалом и расстелила его неподалеку от Алька. Подумала, кусая губу, и перетащила поближе, чтобы чуть что — вытянуть руку и коснуться.

— Может, лучше ты поспишь? — робко спросила она у саврянина. — А я покараулю.

Но тот покачал головой и без приглашения перебрался на край покрывала. Песок все-таки был изрядно холодный и жесткий, а сидеть предстояло долго. Жару Рыска без раздумий положила бы голову на колени, а к Альку почему-то даже прислониться постеснялась и просто легла рядом, макушкой чувствуя исходящее от его бедра тепло.

Саврянин шевельнулся. Сердце у девушки екнуло, но он просто подобрал свободный конец покрывала и небрежно на нее накинул.

С Болезнью пришлось помучиться. То ли она в нежном телячьем возрасте с мостика в ручей упала, то ли имела врожденное недоверие к лодкам, но заходить в нее корова отказалась наотрез.

— Иди, дура! — уговаривал Жар, играя с Болезнью в перетягивание повода, — А то бросим тебя здесь, и волки сожрут! Гляди, обе твои подружки уже там!