Чинди - Джек Макдевит

— Нет, сэр. Находясь здесь, мы не можем этого знать. Слишком далеко. Разрешите сделать вылет и взглянуть на него?

— Сколько времени тебе потребуется?

— Всего несколько часов .

— Да, — разрешил доктор. — Давай.

Как и Хатч, Могамбо не нашел способа посмотреть в книги. Он ходил по Убежищу, касался открытых томов, гладил пальцем корешки томов на полках. Эти часы были наполнены смесью удовольствия, страстного желания и жадной тоски, совершенно непохожей на то, что он испытывал при исследованиях раньше на протяжении долгой и богатой событиями жизни. Его помощники уже строили планы, определяя, как лучше всего переместить строение — целиком, со всем содержимым — в Арлингтон. Могамбо осудил эту идею и уже отправил сообщение Сильвии, доказывая ошибочность этого плана. Пока он сам не появился здесь, на месте событий, он не осознавал, что Убежище и все его окружение настолько ценны, что просто невозможно перемещать все это в Виргинию, что вся сущность его — здесь , и здесь его следует оставить. А если кто-то из-за неудобств откажется от путешествия сюда, черт с ними.

Казалось, Юркевич отправился совсем недавно, а он уже вновь появился на связи.

— Он все еще там, — доложил он.

— И все еще не «прыгнул»?

— Нет .

— Тогда я вообще ничего не понимаю. Ты сообщил об этом Хатчинс?

— Да, сэр. Несколько минут назад .

— Что же он делает? Этот чинди?

— То-то и удивительно. Он уже набрал четверть скорости света. А это, кажется, невозможно .

— Я бы определенно решил, что нет. И он больше не ускоряется?

— Нет. Идет в крейсерском режиме .

Могамбо вздохнул. Четверть от скорости света. И еще крейсерский режим. Что бы это могло значить, по мнению Юркевича? Как они могли так ошибаться (что наиболее вероятно)?

— Вам нехорошо, профессор ?

— Нет, — сказал он. — Я превосходно себя чувствую. — Могамбо подозревал, что никогда в жизни не ступит на борт этого самого чинди .

Отправив на «Лонгворт» сообщение с просьбой провести сенсорный поиск в широком диапазоне, Хатч несколько успокоилась и почувствовала, что в силах ждать хоть весь долгий, нагонявший уныние вечер. Чинди должен появиться. «Бутылка»-спутник, его предвестница, уже прибыла на место. Здесь же был и «Вентура». Куда же еще ему деваться? Если чинди передвигался с помощью техники, аналогичной технике Хейзелтайна, он должен был бы совершить переход в гиперпространство в разумное время после достижения необходимой для «прыжка» скорости. Какова бы она ни была для корабля такой массы. Понятие «разумное время» определялось возможностью корабля жечь топливо для поддержания ускорения, когда разгон был ему больше не нужен.

Ник заснул в кресле. Аликс читала, когда Билл известил Хатч, что пришло сообщение с «Лонгворта».

— От капитана Юркевича .

— Аликс, не дыши, — сказала она. — Посмотрим, что хорошего нам скажет капитан.

Юркевич, крупный румяный мужчина, был слегка грубоват по сравнению с большинством капитанов сверхсветовых кораблей. Он летал уже давно и служил в Академии еще во время их первого путешествия на Пиннакл.

— Хатч, — сообщил он, — этот корабль все еще там. Его еле засекли наши сенсоры самого дальнего диапазона. Но он все еще там . — Лицо его выражало и облегчение и беспокойство. — Слава богу, мы не потеряли его совсем .

Он на расстоянии 323 астрономических единиц от Близнецов. Движется со скоростью 0,26 световой. Повторяю, 0,26 «це». В крейсерском режиме. Вряд ли он сейчас будет прыгать, если даже захочет .

В крейсерском режиме. То есть больше не наращивает ускорение.

Когда передача закончилась и на экране вновь возникла эмблема «Мемфиса», Аликс не сводила глаз с Хатч.

— Насколько это плохо? — осторожно произнесла она.

Мы упустили очевидное. Боже мой. Скорость в четверть световой! Тора можно считать мертвецом. Как мы могли не подумать о такой возможности?

— Он идет не сюда? — спросила Аликс.

— Сюда, — отозвалась Хатч. (Ник шевельнулся, но так и не проснулся.) — Только придет заметно позже, чем мы думали.

— Насколько позже?

— Точно не знаю. Примерно на пару столетий.

30

Один, один, всегда один,

Один и день и ночь!

И Бог не внял моим мольбам,

Не захотел помочь!

Состояние Тора ухудшалось, меняясь от простой нервозности к тревоге и полному отчаянию.

Следует отдать ему должное: он боялся не только за себя, его охватила мрачная уверенность в том, что нечто ужасное произошло с «Мемфисом». Возможно, им встретилось очередное устройство из разряда тех «пожирателей кораблей», что напали на «Венди». Или, может быть, они так и не сумели выбраться из Большой Глотки. Во всяком случае, существовала очевидная вероятность того, что все они были мертвы.

И Хатч погибла вместе с ними. Чем же еще можно было объяснить их молчание?

Дни шли, а чинди спокойно плыл среди звезд, где любой, случайно оказавшийся по соседству, мог бы с легкостью подобрать Тора. Но никто так и не появился.

Теперь, когда корабль «остановился» (или как будто остановился), художник вполне мог выходить наружу и нередко делал это. Он бродил по голой скале, отыскивая среди звезд движущиеся огни, и частенько вел разговоры с собственной линией связи о том, почему же все-таки ему так и не ответили — хоть кто-то, хоть откуда-нибудь . Даже если дела на «Мемфисе» шли не блестяще, где-то рядом с ними был Могамбо. Который знал, что Тора нужно выручать.

Ел он досыта. Продуктов хватало, и не было смысла вводить ограничения. Источник питания должен был продержаться всего несколько дней. Если он выйдет из строя раньше, чем Хатч или кто-то другой снимут Тора с чинди , система жизнеобеспечения прекратит работу. И тогда в его баллонах останется воздуха всего на шесть часов.

Продукты, приготовленные для сотрудников Академии, были вовсе не так уж плохи по сравнению с армейским сухим пайком, так что Тор наслаждался и бифштексами, и колбасным хлебом, и цыплятами. У него было в достатке разного сорта сэндвичей и вина, которое он пил часто и помногу.

Несколько раз он брался за дневник с твердым намерением оставить после себя записи для тех, кто в конце концов появится здесь, — кем бы они ни были. Долгие ночи без шанса на спасение, без всякого разумного объяснения, почему это спасение так и не пришло, изматывали, отнимая силы. Он начал склоняться к мысли, что скорее всего ему придется умереть здесь. И пора примириться с Создателем.

Итак, он писал. И еще рисовал.

Записи, просматриваемые каждое утро (а Тор настойчиво добивался строгого соблюдения формы ежедневного дневника в этом вневременном месте), неизменно оказывались злыми и горькими. Они никак не отвечали тому состоянию (или настроению), которое он хотел передать. Но притворяться бодрым и веселым было чрезвычайно трудно.

В рисунках, как он считал, ему все-таки удалось ухватить и передать эти призрачные комнаты и пустые дверные проемы. Даже «оборотню» он постарался добавить каплю гуманности и внести долю сострадания в битву воздушных кораблей.

Если бы случилось худшее, если бы «Мемфис» действительно погиб, все равно Могамбо и «Лонгворт» знали о его затруднительном и столь неопределенном положении. Как он слышал в последний раз, Могамбо приближался к Близнецам. То есть входил в пределы диапазона связи.

Тор взглянул в сторону передатчика-ретранслятора и пожалел, что совсем не разбирался в электронике. Этот прибор был вполне способен отправлять сигнал на большие расстояния. Но сначала чинди должен завершить «прыжок», чтобы можно было расчехлить передатчик (или здесь следовало применить какой-то иной, более правильный, термин?). Прибор не будет вести передачу, пока корабль не окажется в месте назначения.

Но, может быть, Могамбо считал, что Хатч уже сняла Тора. Кто знает? Наверняка никто ему ничего не сообщил.

И Тор ждал, надеясь услышать по связи Хатч. Услышать кого-нибудь. Все равно кого .

Он где-то прочитал, что банки и церкви, управления корпораций и другие публичные места строились грандиозно, с массивными колоннами и сводчатыми потолками, чтобы вызывать у человека ощущение ничтожности. Нельзя было не испытывать униженности и рабской почтительности, поднимаясь по широким каменным ступеням Объединенной транспортной корпорации в Лондоне. Бесконечные коридоры чинди создавали подобный эффект. Попавший сюда человек не имел значения ни для самого корабля, ни для его создателей, ни для экипажа, как и для всей экспедиции. Подобно раскинувшейся вокруг Вселенной, корабль не обращал на Тора никакого внимания. Художник даже мог разыграть роль вандала, если бы захотел, и причинить кораблю хоть какой-то ущерб, хоть какой-то вред. Но это был бы пустяк, которого никто бы не заметил, и такое вот полнейшее безразличие корабля подавляло Тора.